Падение Берлина, 1945 - Бивор Энтони

Советское наступление понуждало немцев к срочной эвакуации не только концентрационных лагерей, но и лагерей для военнопленных. По заснеженным дорогам потянулись колонны узников. Их охрана вряд ли имела представление о конечном пункте этого марша. Однажды вечером группа британских военнопленных догнала колонну бывших военнослужащих Красной Армии. Советские пленные оказались одеты совсем не по-зимнему и даже не имели обуви. Их ноги были обернуты какими-то тряпками. "Изможденные бледные лица, - писал впоследствии Роберт Ки, - резко контрастировали с черными бородами измученных людей. Только глаза выдавали в них наличие чего-то человеческого, чего-то очень слабого, затаенного, но все же человеческого. Именно эти глаза посылали последний отчаянный призыв о помощи"{113}. Британцы стали рыться в своих карманах и бросать советским пленным различные предметы: кто-то мыло, кто-то сигареты. Одна из пачек упала слишком далеко. Русский пленный отошел чуть в сторону, чтобы подобрать ее, но тотчас же подбежал охранник-фольксштурмовец и раздавил пачку. Затем он стал бить пленного прикладом винтовки. Среди британцев раздался гул возмущения. Охранник такого поворота событий не ожидал. Он прекратил избивать русского и в недоумении уставился на колонну англичан. Жестокость в обращении с узниками лагерей стала настолько привычной для него, что любой ропот возмущения казался ему просто немыслимым. Тогда он стал угрожать своей винтовкой англичанам, но ропот среди них все равно не умолкал. В конце концов порядок был установлен охраной самой британской колонны, а фольксштурмовец отошел к русским. "Мой Бог! - сказал один из товарищей Ки. - Я заранее прощаю русским все, что они сделают с этой страной, когда придут сюда. Абсолютно все".

Поскольку Геринг теперь находился в немилости, основная борьба за власть в нацистском руководстве развернулась между Гиммлером и Борманом. Июльское покушение сильно повысило ставки Гиммлера. К тому же он отвечал за войска СС и гестапо и через них мог контролировать армию. Физические и моральные силы Гитлера пошатнулись, и Гиммлер рассчитывал на то, что сможет в случае чего стать новым фюрером. Его способности руководить нацией, конечно, оставляли желать лучшего, но это - уже совсем другой вопрос. Рейхсфюрер, обладатель выступающего вперед подбородка и тяжелой челюсти, был далек от всякого проявления гуманности{114}. Но он мог быть порой достаточно наивным и благодушным. Уверив себя, что является ближайшим к трону человеком, Гиммлер явно недооценил своего толстошеего и круглолицего конкурента, Мартина Бормана. Секретарь партийного аппарата нашел конфиденциальный подход к Гитлеру и теперь контролировал практически все ниточки, связывающие первое лицо нацистского государства с окружающим миром. Борман втайне презирал Гиммлера и за глаза называл его "дядя Генрих".

Борман подозревал, что Гиммлер, будучи организатором войск СС, страстно желает стать еще и армейским командующим. Это желание Борман полагал использовать с выгодой для себя. Он решил предоставить рейхсфюреру возможность проявить себя на фронте, но, одновременно убрав его из Берлина, то есть из центра сосредоточения всей власти. В начале декабря 1944 года совершенно ясно, что по совету Бормана - Гитлер назначил Гиммлера командующим небольшой группой армий на верхнем Рейне. Рейхсфюрер и не думал подчиняться приказам фельдмаршала фон Рундштедта, главнокомандующего войсками на Западе, но, будучи провинциалом, уроженцем земли Шварцвальд на юго-западе Германии, он сразу не оценил, что быстро теряет свое влияние в Берлине. Борман провел комбинацию, которая значительно усилила влияние Кальтенбруннера, главы службы безопасности рейха. Теперь Кальтенбруннер, в карьере которого Гиммлер ранее сыграл решающую роль, стал протеже Бормана и именно через партийного секретаря получил прямой доступ в канцелярию Гитлера. Гиммлер также не знал, что его связной офицер в ставке фюрера, группенфюрер СС Герман Фегеляйн, является еще и доверенным лицом Бормана.

Пока нацистские руководители интриговали друг против друга, фронт на Висле рухнул окончательно. Советские танковые бригады безостановочно продвигались вперед. Они наступали не только днем, но и ночью, поскольку в темноте, как отмечал впоследствии один военачальник, советские танки были менее уязвимы и к тому же казались немцам еще более угрожающими{115}.

Советские головные части продвигались за сутки порой по шестьдесят семьдесят километров. Полковник Гусаковский вспоминал, что один немецкий генерал, проверив вечером положение войск на своем фронте, преспокойно улегся спать. Ему казалось, что враг еще далеко. Каково же было его удивление, когда, проснувшись, он обнаружил советских солдат, стоявших прямо у его постели. Генерала взяли в плен еще тепленьким. Даже если учитывать тот факт, что военачальники Красной Армии не прочь были прихвастнуть, совершенно очевидно: советское наступление полностью расстроило всю систему управления германскими войсками. Донесения о положении частей противника, доложенные разведкой ночью, поступали в штаб группы армий только к восьми часам утра. Затем их отправляли в штаб командования сухопутных войск. Там производилась их обработка для доклада фюреру. Это могло занять определенное время. Помощник Гудериана, Фрайтаг фон Лорингхофен, вспоминал, что однажды этот процесс занял целых семь часов{116}. В результате приказы фюрера, основанные на данных с фронта, поступали в войска не раньше чем через сутки.

Система управления германскими войсками была малоэффективной. Она и не могла быть иной хотя бы по той причине, что ответственные руководители погрязли во внутренних склоках. Они использовали любую возможность, чтобы разделаться со своими реальными или мнимыми конкурентами. Геринг вообще перестал участвовать в обсуждении военных вопросов. На совещании у фюрера он отходил в сторону и садился в кресло. Удивительно, что Гитлер не делал ему замечаний, когда Геринг засыпал у всех на виду. И это происходило во время обсуждения важнейших вопросов. Фрайтаг фон Лорингхофен отмечал, что в тот момент рейхсмаршал походил на обычного располневшего торговца, присевшего отдохнуть и не справившегося с навалившейся на него дремотой.

Экипажи советских танков испытывали на себе огромные нагрузки. Танкисты часто засыпали прямо во время движения. Но сами танки, Т-34 и тяжелые ИС, имели солидный запас прочности. Желание советских солдат выспаться гасилось радостным возбуждением, когда они видели, сколько трофеев оставляет им убегающий противник. Их окрыляла сама мысль, что враг застигнут врасплох и необходимо и дальше не давать ему никакой передышки{117}.

Получая время от времени доклады о незначительном сопротивлении немцев, советские командиры приказывали механизированным войскам обходить узлы вражеской обороны и подтягивать к ним тяжелую артиллерию. Василий Гроссман отметил в записной книжке интересный эпизод, относящийся к поведению одного немецкого военнопленного. Тот, видимо, получил сильную контузию во время артиллерийского обстрела, и его разум помутился. Теперь (конвоируемый в советский тыл) он каждый раз становился по стойке "смирно", одергивал китель и отдавал честь любому проезжавшему мимо автомобилю{118}.

В течение всей третьей недели января войска Жукова продолжали безостановочный марш в северо-западном направлении. На правом фланге наступали 2-я гвардейская танковая и 5-я ударная армии, а на левом - 1-я гвардейская танковая и 8-я гвардейская армии. Продвижение частей было настолько стремительным, что даже штаб Жукова порой не успевал адекватно реагировать на развитие ситуации. Иногда отдавались приказы занять тот или иной населенный пункт, который находился уже в тылу советских соединений. После того как 8-я гвардейская армия генерала Чуйкова 18 января на целых пять суток раньше запланированного срока подошла к городу Лодзь, важному индустриальному центру, ее командующий не стал ждать новых приказаний, а взял инициативу в свои руки. Он не стал консультироваться со штабом фронта, а решил продолжать движение вперед. На следующее утро некоторые части армии даже попали под бомбежку своей авиации, которая также не ожидала, что советские войска подошли к городу. Тем не менее он был захвачен уже к вечеру. На улицах города вповалку лежали убитые немцы. Многие из них нашли свою смерть от рук не знающих пощады польских патриотов{119}.