За подводными сокровищами - Джейн Крайл

Сделать спрута съедобным — задача ничуть не легче, чем двенадцать задач Геркулеса. Надо найти чудовище, извлечь его из логова, убить и очистить. Чтобы сделать его мясо нежным, нужно поднять убитого осьминога над головой, потрясти им, как Персей головой Медузы, у которой вместо волос росли змеи, и бить его о каменный пол так, чтобы щупальца распластывались и ударялись о каменный настил сочным шлепком. Пришедшие к хозяевам гости, увидев такого рода подвиги, как и несчастные, нечаянно бросившие взгляд на лицо Медузы, превращались в камни (если не буквально, то эмоционально).

После такой операции осьминога бросают в кипящую воду. В один миг битые, обмякшие щупальца скручиваются в спирали, похожие на часовые пружины, а туловище выскакивает из воды. Темно-коричневый пигмент становится кирпично-красным, а вода окрашивается в цвет темного красного дерева. Рекомендуется добавить палочку сельдерея, побольше соли и перца: бульон получается не менее вкусным, чем само мясо осьминога. Через двадцать минут нужно тряпочкой снять мягкую красную кожу и присоски, а очищенного спрута потушить в масле, выжав в него лимонного сока и добавив немного острого соуса. Приготовленный по этому рецепту осьминог обладает нежным вкусом омара и мягкой консистенцией съедобного моллюска, называемого гребешком. Осьминог разрезается на дольки; в каждую дольку нужно вставить зубочистку и подать в качестве закуски вместе с горячей чашкой бульона из осьминога.

Самого большого спрута следует оставить на десерт. Когда камин прогорит, а лунный свет начнет пробиваться через оливковые деревья, тогда наступает время подавать самое лучшее блюдо. Спрут варится, а его распухшие щупальца, утыканные присосками, свертываются спиралями, подобно змеиным кудрям Медузы, и укладываются под самим спрутом. Осьминог кладется на серебряное блюдо, поливается крепким коньяком и зажигается. В этом виде под синим огоньком он подается на пир, достойный самого Посейдона, как славное жертвоприношение Осьминога Дьяволу.

VI

Море на экран

После окончания второй мировой войны мы вернулись в Кливленд, и Барни снова забрался в ванну. На сей раз ее уже использовали не для тренировки легких, а в качестве подводной лаборатории. Хотелось создать простой и недорогой подводный фотоаппарат. Мы шли по пути проб и ошибок, так как даже в 1945 году по подводным фотосъемкам было мало литературы. Имевшаяся аппаратура была громоздка, непомерно дорога и изготовлялась только на заказ. Нам же хотелось путешествовать налегке, следовать за приливами и отливами и за приключениями, где бы мы с ними ни сталкивались. За приключениями не угнаться, если обременять себя тяжелыми треногами и сложными железными ящиками. Мы стремились к простоте, а простота порой вела к неудаче.

Во время нашей поездки на Маркизские отмели в 1935 году наш опыт подводного погружения принес одни разочарования, а опыт фотографирования потерпел полное фиаско. Наш водолазный шлем в конце концов стал вершей для ловли омаров, а наша кинокамера, заключенная в специальный водонепроницаемый резиновый мешок, хотя и не имела дефектов, подвела нас в самый критический момент. Кнопочный привод включился под воздействием давления воды, аппарат заработал, и мы не могли его выключить. Из беспорядочной смеси, запечатлевшейся на пленку, нам запомнилось несколько ярких и ясных кадров, но этого было достаточно, чтобы придать нам силы вновь приступить к исканиям.

Наш старый резиновый мешок уже пришел в негодность. Но у нас был друг, работавший на предприятии по изготовлению пластмасс, которое в тот момент выпускало прозрачные пластмассовые мешочки для сильнозамороженных кур.

— А они водонепроницаемы? — поинтересовались мы у него.

— Безусловно, — заверил он нас.

Наша кинокамера «Истмен сине-Кодак» была меньше курицы и хорошо умещалась в мешочек. Сквозь прозрачную пластмассовую оболочку нам были хорошо видны все установочные устройства. Мы могли без труда включать и выключать рычажок привода. С одного конца мешочка вмонтировали стеклянное окошко, зажатое в латунное кольцо; другой конец мы закрыли герметическим зажимом. После этого Барни вместе с мешочком погрузился в ванну.

Лежа в ванне во втором веке до нашей эры, Архимед отдавался думам. Вдруг ему пришел в голову основной принцип, что твердое тело, опущенное в воду, вытесняет объем воды, равный его собственному. Выскочив из своей ванны, он закричал:

— Эврика, эврика! (т. е. «нашел искомое»).

И как эхо прозвучал голос Барни:

— Работает, работает! Мешочек водонепроницаемый!

Открытие Архимеда принесло ему богатство, наше же стоило нам денег.

Нам не терпелось испытать наше новое изобретение. Все мы уже соскучились по Калифорнии, и в 1946 году на время летних каникул мы взяли с собой в Сан Диего двух старших девочек. Барни снимал меня с детьми, когда мы плавали вместе с красными окунями сквозь изумрудную поросль морской травы. Когда он всплыл, чтобы завести кинокамеру, в мешочке раздался звук, будто в нем сидел живой цыпленок. Камера царапалась и кудахтала: из каждой поры пластмассового кулька вырывались воздух и вода. На глубине двадцати футов «водонепроницаемый» мешочек приобрел пористость губки.

Представленный в страховую компанию счет в сорок долларов за устранение повреждений, причиненных кинокамере, вызвал там целую революцию в отношении условий, зафиксированных в полисе. Когда я подала счет, страховой агент замахал руками, покачал головой и решительно заявил:

— Нет!

Он настаивал, что никто в здравом уме не спустит исправную кинокамеру на дно морское. Но, хотя в полисе указывалось, что страховая компания не несет ответственности за «органические дефекты» нашей камеры, ни за ее безопасность во время перелетов в самолетах, купание кинокамеры не запрещалось. Счет был оплачен, но страховая компания передала текст старого полиса, исключила порчу от воды и сформулировала новый, предусматривающий подводные съемки. Мы продолжали ломать головы над проблемой водонепроницаемости нашей камеры.

В один прекрасный день Барни пришел домой из больницы возбужденный и счастливый.

— Догадайся, что я нашел, — сказал он, размахивая темно-зеленым резиновым мешком.

— Всю жизнь смотрел на эту штучку и ни разу в голову не пришло использовать ее для кинокамеры.

Это был «респираторный мешок» от машины для подачи наркоза — замечательный, эластичный резиновый мешок, который вдохнет жизнь в нашу подводную съемку. Камера теперь стала водонепроницаемой, но предстояло решить еще ряд проблем. Одной из них была проблема фокусировки.