«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957) - Георгий Адамович

Пишу Вам в Ниццу, хотя слышал, что Вы сейчас в Париже. Я здесь до конца мая.

Крепко жму Вашу руку и прошу передать поклон и сердечный привет Татьяне Марковне.

Преданный Вам

Г. Адамович

40. М.А. АЛДАНОВ — ГВ. АДАМОВИЧУ 8 мая 1952 г. Париж 8 мая 1952

Дорогой Георгий Викторович.

Я не вижу, как Вы или я могли бы быть полезны Ставрову. Насколько мне известно, порядок в Чеховском издательстве таков: Александрова читает рукопись, делает доклад Вредену[173], который, кажется, после нее тоже рукопись читает или просматривает, а затем, по его докладу, решение принимается на заседании американского комитета. Если Ставрову рукопись вернули, то, по-моему, это решение окончательное: некоторым другим авторам они написали, что, быть может, возьмут их книгу позднее, не в этом году, — и спрашивали их, желают ли они, чтобы им рукопись была при этих условиях возвращена.

Но если б я и думал, что какая-то надежда на принятие книги Ставрова есть, я все же писать о нем Вредену или Александровой никак не мог бы: я им «рекомендовал» девять авторов, смертельно им надоел, — и три мои «рекомендации» не имели успеха. Больше ни о ком я поэтому им писать не могу.

Не совсем понял то, что Вы пишете о статье Вашей в «Н<овом> р<усском> слове». Возможно, что редакция ее напечатает, хотя они в свое время очень меня ругали за подпись в «коллективном письме» о Ставрове (действительно, письмо было странное, а что мне писал о нем Иван Алексеевич, лучше не передавать[174]). Но если Вашу статью и напечатают при отсутствии для нее повода (они Вас чрезвычайно любят и почитают), то какое же это отношение имеет к издательству! Ни Вреден, ни тем более американские члены Комитета, не знающие по-русски, русских газет не читают. Если решение уже принято (а это весьма вероятно), то его ничто не изменит. Впрочем, попробуйте. Все это пишу Вам конфиденциально. Не знаю, идет ли дело о той же книге Ставрова, по поводу которой мы подписали то воззвание?

Мы вернемся в Ниццу около 1 июня. Т<атьяна> М<арковна> и я шлем Вам сердечный привет и лучшие пожелания. Здоровья Вам.

41. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ 28 июня 1952 г. Париж 28/VI-52

53, rue de Ponthieu Paris 8

Дорогой Марк Александрович

Любовь Александровна <Полонская> сообщила мне о письме Шварца[175] к Вам (и прочла по телефону несколько строк из Вашего письма). Помимо того, я только что получил открытку от Даманской[176] с сообщением об «ответе» Шварца и с советами, что лучше всего было бы в изд<ательст>во предложить!

Я не могу на нее сердиться — потому что, вероятно, в ее действиях не было никаких дурных помыслов. Было, м. б., желание продемонстрировать свою влиятельность и свое право покровительствовать молодежи, только и всего.

Видел я Авг<усту> Фил<иппов>ну в присутствии Любовь Александровны и по своей рассеянности думал, что, м. б., в ответ на ее уговоры или даже предложение написать Александровой только неопределенно что-нибудь «промычал» (это было бы возможно и дало бы А<вгусте> Ф<илипповне> основание считать, что я с ней согласен). Но Любовь Александровна утверждает, что разговор наш хорошо помнит и что я никаких намеков на согласие не делал. Значит, все это выдумка Даманской, без малейшего и хотя бы невольного моего участия. В таком духе я ей и отвечу: спасибо, но занимайтесь впредь своими делами, а не моими![177]

Единственное, что мне неприятно, это то, что Шварц и Александрова могут думать, что инициатива моя. Если будет случай, дорогой Марк Александрович, будьте добры, сообщите им, как обстоит дело. Глупо во всей этой истории то, что Д<аманская>, по-видимому, написала, что «Адамович боится отказа»: значит, я будто бы считаю себя столь важной особой, для которой отказ недопустим!

Вот это-то я и хотел бы опровергнуть: ничего я не боюсь, ничего не жду, ничего не предлагаю, а, как говорят, кажется, в Одессе, «сижу и не рыпаюсь».

Благодарю Вас очень, что сообщили об этом происшествии. Удивительный человек Даманская, не знаешь, чего от нее можно ждать!

Надеюсь быть недели через 2–2.1/2 в Ницце. Любовь Александровна <Полонская> как будто еще колеблется, ехать ей туда или нет. По-моему, ей все-таки будет там лучше, чем где бы то ни было — и во всяком случае лучше, чем в Париже одной.

Крепко жму Вашу руку.

Ваш Г. Адамович

42. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 2 июля 1952 г. Ницца 2 июля 1952

Дорогой Георгий Викторович.

Вы напрасно огорчены: эта небольшая история с Даманской не имеет значения. Я напишу Шварцу (как Вы этого хотите), что Вы тут ни при чем.

Не решаюсь Вам советовать, но думаю, что Вы могли бы «официально» предложить издательству книгу об эмигрантской литературе. Я думаю, что Вам ведь легко ее написать, а платят они прекрасно. Насколько мне известно, они принимают книгу и заключают договор (с авансом) лишь по представлении половины рукописи (для Маклакова сделали исключение и на днях подписали с ним договор, хотя он представил много меньше половины[178]). Но обычно авторы их запрашивают сначала «в принципе»: склонны ли Вы были бы напечатать такую-то книгу? Положительный ответ почти ни к чему издательство (да и автора) не обязывает. Однако и он имеет значение. Там сидят люди очень порядочные, и если им такая-то книга и «в принципе» кажется неподходящей или если их программа перегружена, то они так и отвечают, чтобы не вводить писателя в заблуждение.

К большому и приятному моему удивлению, некоторые книги продаются у них отлично. Лучше всего «Тайга» Максимова[179], — готовится второе издание! Прекрасно идет и «Жизнь Арсеньева»[180]. По совести, я не надеялся на денежный успех издательства. Очевидно, в самом деле там появился новый читатель! Почему же его нет в Европе? Ю.П. Трубецкой[181] пишет мне, что в Германии ди-пи книг не покупают. Русский «рынок» во Франции мы знаем.

Мы оба очень надеемся, что Вы тотчас дадите о себе знать, когда приедете в Ниццу. До того шлем Вам самый сердечный привет.

43. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 7 октября 1952 г. Манчестер

7/Х-1952 c/o Mrs Davies 104, Ladybarn Road Manchester 14

Дорогой Марк Александрович

Шлю сердечный привет из Манчестера, где все как обычно: дожди, мгла и холод. С грустью вспоминаю Ниццу и завидую Вам. Кстати, Вы ведь были и в Италии, куда я всю жизнь собираюсь поехать и где все еще не был. Чем я становлюсь старше, тем все чувствительней к солнцу, а судьба уводит меня от него все дальше.

В Париже я был недолго, видел Любовь Александровну <Полонскую>, был у Буниных[182]. Получил недавно из Нью-Йорка письмо от Яновского[183], который между прочим сообщает, что видел Александрову (до ее болезни), счел нужным заговорить с ней обо мне и в ответ услышал жалобу, что «Ад<амович>ч все подсылает к нам ходатаев». Ну как и где мне доказать, что никогда я никого не «подсылал», а страдаю от излишней услужливости друзей?! Но это — пустяки. А вот что меня заинтересовало:

«Здесь оживление. Цетлинша с Гринбергом собираются издавать журнал с участием лучших сил. Редакторами предполагаются Иваск, Пастухов и Глинка»[184].

Что это? И что Вы об этом думаете? Пастухова[185] я знаю. Это — пианист с литературными поползновениями, когда-то писавший стихи. Но кто Глинка?[186]

Видел (и завтракал с ним) А.А. Полякова[187], который не то что изменился, а как-то осел и притих (написал «осел» и вздохнул о старой орфографии: плохо выходит по новой!). Ратнер[188] пытался с ним встретиться, но тщетно.

До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, мой низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

44. М.А. АЛДАНОВ — Г В. АДАМОВИЧУ 13 октября 1952 г. Ницца 13 октября 1952

Дорогой Георгий Викторович.

Извините, что немного задержался с ответом на Ваше письмо от 7-го. Меня поразила по-настоящему внезапная кончина Тэффи[189], с которой мы были в тесной дружбе несколько десятилетий. Я вернулся из Италии после очень приятной поездки, в самом лучшем настроении духа — и нашел на столе краткое сообщение о том, что она скончалась.

О журнале Цетлиной — Гринберга я ничего не слышал, — узнал из Вашего письма и из письма Любови Александровны <Полонской>, которой Вы это сказали. Кто такой Глинка, мне тоже неизвестно, — вероятно, какой-нибудь литератор ди-пи. Пастухова я раз в жизни встретил в Нью-Йорке, с Иваском не встречался, кажется, никогда. Выбор редакторов действительно неожиданный, — если в журнале будут, как Вам пишет Яновский, участвовать «лучшие силы» (?), то и редакторов могли бы выбрать поизвестнее? Доказывает же появление нового журнала лишний раз то, что Цетлина, выставленная Карповичем из его издания, а другими из Литературного фонда и из «Надежды»[190], умирала от скуки и безделья[191]. «Дай Бог поболее журналов», — но не думаю, чтобы этот расплодил читателей и мог составить конкуренцию «Новому журналу»[192]. Желаю ему успеха.