«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957) - Георгий Адамович

Второе дело. Я и сам не знаю, каковы теперь мои отношения с Керенским. За мой отказ войти в Лигу он, очевидно, на меня гневается. Мы уже около года не обменивались письмами. Но главное, как раз сегодня из письма Якова Борисовича я узнал, что в «Русской мысли» было сообщено, что Керенский в начале октября приехал в Лондон, к своим сыновьям. Мне давно писали из Нью-Йорка, что он собирается в Париж и Лондон. Его адреса лондонского и парижского я не знаю. Советую Вам поступить так: милейший человек Абрам Самойлович Альперин, конечно, увидит Александра Федоровича в первый же день. Обратитесь к нему, — у Вас с ним наверное множество общих знакомых (напр<имер>, М.Л. Кантор, которому, пожалуйста, кланяйтесь). А<брам> С<амойлович> наверное не откажется попросить Керенского. Я лично не знаю Е.М. Клебановой, но мне ее желание не совсем и понятно: если она служила несколько лет в Государственном департаменте, хотя бы и в совершенно другом отделе, то зачем ей Керенский?! Рекомендация того отдела была бы в сто раз лучше. Сомневаюсь, чтобы Гос<ударственный> департамент очень считался с Александром Федоровичем, — во всяком случае, закрывшегося отдела имеют гораздо больше значения. Однако если Альперин откажется просить А<лександра> Ф<едоровича>, то я мог бы написать в Нью-Йорк Я.Гр. Фрумкину[150], который уж наверное в дружеских отношениях с К<еренским> и теперь. Для этого, очевидно, надо подождать его возвращения в Америку.

Мы оба шлем Вам сердечный привет и самые лучшие пожелания. Мне тоже очень жаль, что мы так мало встречались в Ницце. В Париж мы раньше декабря не будем.

Здоровье все то же, скрипим. А Вы?

Сердечный привет Вл<адимиру> Серг<еевичу>.

31. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ 14 ноября 1949 г. Париж 14/XI-49

53 rue de Ponthieu Paris 8e

Дорогой Марк Александрович

Спасибо за письмо с ответом насчет Варшавского и Жени Клебановой — и простите, что благодарю Вас с опозданием.

Два слова еще относительно Варшавского. После долгих с ним разговоров мы решили, что самое лучшее было бы составить два «комитета» по распространению его книги. Первый — tres restreint[151], роль которого свелась бы исключительно к тому, чтобы подписать несколько слов о характере книги и желательности ее появления в печати. Второй — который занялся бы всей деловой стороной предприятия. Подписать первое, чисто литературное обращение могли бы (по нашему с Влад<имиром> Серг<еевичем> идеальному плану) три лица: Вы, Бунин и Маклаков — больше никто. Бунин согласен[152]. Маклаков (с ним говорил М.Л. Кантор) ответил пока уклончиво, но, по-видимому, только потому, что боялся соседства нежелательных лиц: у нас тогда была еще мысль дать 10 или 15 подписей. Думаю, что при Вас и Бунине он отказываться не найдет причин. Значит, остается получить лишь Ваше согласие. Надеюсь, дорогой Марк Александрович, что Вы Вашу подпись дадите. Я знаю, как Вы щепетильны, но поверьте — ничего нет и не будет в этом деле такого, что могло бы с какой-либо стороны быть Вам неприятно. Разумеется, Вл<адимир> Сергеевич пришлет Вам на просмотр макет обращения и заранее принимает все Ваши поправки.

Буду очень благодарен за скорый ответ. Я это дело принимаю близко к сердцу потому, что искренно люблю Варшавского, исключительно достойного и скромного человека, и ценю его писания.

Примите мой сердечный привет и не откажите передать низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

32. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 16 ноября 1949 г. Ницца 16 ноября 1949

Дорогой Георгий Викторович.

Я тоже очень ценю Владимира Сергеевича и его талант и чувствую к нему большую симпатию, — Вы это знаете, я Вам говорил. Текст «воззвания» меня нисколько не «пугает», хотя, конечно, я должен был бы его предварительно просмотреть. Если Бунин и Маклаков согласны подписать воззвание, то согласен и я, но при одном непременном условии, которое, боюсь, может быть для Вас неприемлемо. Предполагаете ли Вы печатать это «воззвание»? Если да, то я могу согласиться на помещение его ТОЛЬКО в нью-йоркском «Н<овом> р<усском> слове». Ни в одном из печатающихся во Франции изданий я не могу поместить ничего, так как, по нашим обычаям, даже помещение простого обращения, вроде этого, устанавливает какую-то долю политической солидарности с изданием. По-моему, польза для подписки на книгу может быть преимущественно от личного обращения к тому или другому покупателю, т. е. от посылки ему обращения за нашими тремя подписями. Появление обращения в газетах едва ли может способствовать подписке, тем более что редко знаешь, как относится покупатель к тому или другому изданию. Вы мне не сообщили, что Вы хотите с обращением сделать. Если дело идет лишь о рассылке обращения состоятельным людям, то я, конечно, рад присоединить свою подпись к подписям Маклакова и Бунина. (В этом случае, Вы понимаете, обращение не может быть послано М. Цетлиной, так как Бунин и я с ней в ссоре). Если же дело идет о печатаньи, то я должен просить от Вас честного слова в том, что наше обращение будет помещено ТОЛЬКО в «Н<овом> р<усском> слове» Все это сообщаю доверительно Вам и Вл<адимиру> С<ергееви>чу.

Как Вы живете? Чем кончилась история в «Р<усских> новостях»?[153]

Мы оба шлем Вам самый сердечный привет.

33. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. Начало декабря 1949 г. Париж[154]

53 rue de Ponthieu Paris 8e Ely 68-88

Дорогой Марк Александрович

Прилагаю проект того обращения о книге В.С. Варшавского, о котором я Вам писал. Согласились ли бы Вы его подписать? Напоминаю, что предполагаются только три подписи — Ваша, Ив<ана> Алекс<ееви>ча и Маклакова. Само собой разумеется, что любые изменения или поправки Ваши в тексте принимаются без рассуждений.

А part cela[155], мне очень бы хотелось Вас видеть, но Вы, вероятно, дорожите своим парижским временем и рассчитываете каждый час. Кажется, мы должны встретиться в пятницу у Рубинштейнов?[156] Был бы очень рад, если б это было так.

Крепко жму Вашу руку.

Преданный Вам

Г. Адамович

P.S. Конечно, было бы правильнее, чтобы Варшавский обратился бы к Вам сам, а не через меня. Я это ему и советовал. Но он болезненно застенчив и все боится, что он не то скажет или не так выразится.

34. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 9 декабря 1949 г. Париж 9 декабря 1949

Дорогой Георгий Викторович.

Ведь Вы получили мое довольно длинное письмо из Ниццы по делу В.С. Варшавского? Я Вам писал, что охотно подпишу воззвание с Маклаковым и Буниным при условии, что оно нигде не появится в печати, кроме «Н<ового> р<усского> слова». Вы на это не отвечаете. Если это условие для Вас приемлемо, то, разумеется, я рад подписать прилагаемый текст Ваш и никаких поправок не имею. Боюсь только, что это ровно ничего Владимиру Сергеевичу не даст.

Мне тоже очень хотелось бы повидать Вас. Мы встречаемся у Рубинштейна во вторник 13-го.

Шлю сердечный привет.

35. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 16 февраля 1950 г. Оксфорд

16/II-1950 Wellington Hotel 2, Wellington Square Oxford

Дорогой Марк Александрович

Шлю Татьяне Марковне и Вам искренний привет из Оксфорда. Je fais lanavette[157] между этим очаровательным городом и Манчестером[158], который очарователен значительно менее. Если у Вас были бы какие-нибудь поручения в Лондоне, я с удовольствием все исполню. Буду там, вероятно, раза два. До Вас, вероятно, доходят слухи о многотрудных родах новой парижской газеты[159]. Я уехал, когда все еще висело в воздухе — и, кажется, так оно и висит по сей день. Мне пишут, что наш экс-патрон[160] собирается вложить в дело свой собственный миллион и бодро продолжать свою линию. Если это так, положение осложняется. Но сами пишущие не очень верят такой щедрости — и считают, что дни «Р<усских> н<овостей>» сочтены[161].

До свидания, дорогой Марк Александрович. Надеюсь быть в Париже 15 марта. По возвращении я Вам напишу. Это «турне» немножко поправит мои финансовые дела. Передайте, пожалуйста, низкий поклон Татьяне Марковне.

Ваш Г. Адамович

36. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 19 февраля 1950 г. Париж 19 февраля 1950

Дорогой Георгий Викторович.

Спасибо за письмо. Оксфорд — очаровательный город, я его знаю. Довольны ли Вы работой? Пожалуйста, очень кланяйтесь С.А. Коновалову[162]. Вдруг я в апреле — мае съезжу в Англию, — тогда, конечно, у него буду. В Ницце я зашел к нему «с обратным визитом», хотел познакомиться с его супругой, но они накануне уехали. Не забудьте ему это сказать.

Никаких поручений у меня нет, благодарю Вас. Но отчего же Вам не зайти или не позвонить моим родным, которых Вы знаете. Их адрес: [пропуск в машинописи для вписывания адреса]

О миллионе Ступницкого я не слышал. А вот и от Кусковой, и от Маклакова, и от Кантора слышу, что Вы будете редактором новой газеты. Вчера получил от Михаила Львовича приглашение в ней сотрудничать. Вчера же его отклонил по причинам, которые Вы знаете или о которых догадываетесь. Не знаю, согласились ли Екатерина Дмитриевна и Василий Алексеевич. Во всяком случае, я искренно рад, что будет другая газета, и желаю успеха. Ради Бога, тотчас, в первой же передовой статье, сожгите то, чему поклонялись — если не Вы, то экс-патрон. Но сожгите так, чтобы всем было ясно: сожжено все, пепел развеян, началась новая страница. Тогда я хоть читать буду с удовольствием. Догадываюсь, впрочем, что Вы ничего не сожжете, а будут те придаточные предложения, о которых мы с Вами в Ницце говорили. Очень хотел бы в этом ошибиться. А как я Ваш талант и ум почитаю, — Вы давно знаете.