Кулаком и добрым словом - Nik Держ

— Гляди, не лопни! Смеяться — все горазды, а вот помочь…

— Ладно, Савка не обижайся, я ж без злобы, — потупился Морозко. — Сам хорош — деда моего как огня боишься! Не пойму только чем он тебя так напугал?

— Все вы, волхвы да колдуны такие, — затараторил Савка, — ошибётесь, слово не так скажете, руками не так поводите, а потом мучайся!

— Чё ты мелешь…

Но Савка не слушал, он возбуждённо махал руками, указывая в сторону городища.

— Я тут с тобой время трачу, а там такое твориться… Дружина киевского князя в селе стоит! Воевода ихний Болеславу грамоту привёз, а читать у нас тока вы могёте! Князь Болеслав волхва к себе требует! Скажешь Силивёрсту, ладно? А?

Савка преданно, словно побитая собачонка, смотрел в глаза паренька.

— А то мне бежать пора, — продолжал он оправдываться, — князь сердиться будет! А то еще выпороть велит!

— Ладно, беги, — согласился Морозко, зная о том, что Савка, да и не только он мучается безотчётным страхом перед Силивёрстом, хотя дед никогда и никому не сделал ничего плохого.

— Ага, Морозко, увидимся еще, — скороговоркой выпалил Савка, и тут же исчез. Морозко постоял еще немного, затем отправился на поиски деда. Лес начинался сразу за избушкой. Войдя в его прохладную тень, Морозко почувствовал облегчение. Летняя жара всегда тяготила парня. Теперь он знал почему. После того памятного похода в лес за украденным младенцем, сила ледяных богов себя ничем не проявляла. Хотя Морозко чувствовал, что она никуда не исчезла, что она стала частью его самого. Может быть, с этим и связано то, что лето в этом году выдалось таким жарким, каким его не помнят даже седые старики. Солнечный бог, чувствуя присутствие противной ему силы, старался укрепить свои позиции к приходу Зимы. Но как бы то ни было, лучше от понимания происходящего Морозке не стало. Добравшись до родника, Морозко застал там Силивёрста, дремлющего на скамейке — родник не иссяк даже этим засушливым летом. От живительной влаги, что шла из глубин земли, несло успокоительной прохладой. Морозко зачерпнул воду ковшом, висевшим рядом на дереве, и с наслаждением приложился к нему. От холода приятно ломило зубы. Вылив остатки жидкости себе на голову, Морозко крякнул от удовольствия. Освежившись, паренек был готов на любые подвиги. Старик, проснувшись, с улыбкой наблюдал за его купанием.

— Дед, ты проснулся?

— А я и не спал, — ответил старик, — так, соснул маненько в благодатной прохладе: птички поют — лепота, да и только. Уж больно всё хорошо, — сказал он потягиваясь. — А слишком хорошо — тоже плохо! А ты чего так быстро вернулся? — нахмурив брови, спросил парня старик. — Я тебе чего делать сказал?

— Да погоди дед ругаться, — остановил волхва Морозко. — К тебе от княжича человек прибегал. Говорит — войско у городища стоит. А Болеслав грамоту получил, только прочесть её не может. Ты ж знаешь, что на селе, и в городище никто кроме нас читать не умеет. Вот за тобой и послали.

— Чье войско-то? — оживился старик, поднимаясь со скамейки.

— Князя киевского, — ответил паренек. — Ну, пойдем что ли?

Старик взял в руки резной посох, окованный железом, и зашагал следом за внуком.

Дружинники разбили лагерь возле речки. Претич сам назначил и расставил караулы, приказав смотреть во все глаза — мало ли что! Часовые завистливо наблюдали, как счастливчики, свободные от караула, сбрасывают с себя ненавистные доспехи, и с радостными криками ныряют в освежающую воду. На утоптанную до крепости камня дорогу, ведущую к городским вратам, ступили двое. Претич, скрестив на груди руки, пристально рассматривал незнакомцев.

— Ага, это ихний волхв, — определил Претич, увидев длиннобородого старца в белой домотканой рубахе с резным посохом в руке. — Второй — наверное его воспитанник.

Пробежавшись глазами по крепкой фигуре ученика, Претич презрительно сплюнул: ему не травки собирать надобно, а крушить топором черепа неприятеля — грудь широкая, мышцы так и прут из-под рубахи, норовя её порвать. Поравнявшись с Претичем, волхв остановился:

— Здрав будь, воевода!

— И тебе того же, старче! Не иначе к князю идете? — спросил Претич, мучительно вспоминая, где он мог видеть этого старика.

— Угадал, — степенно ответил Силивёрст, тоже пристально разглядывая воеводу. — Скажи, мил человек, тебя случайно не Претичем кличут?

— С-С-Силивёрст, — севшим голосом прошептал воевода, — ты? Жив еще?

Воевода и волхв обнялись, словно старые друзья.

— А ты до сих пор на службе? — поинтересовался старик.

— А то! — отозвался Претич.

Отойдя на шаг, волхв рассмотрел воеводу с ног до головы.

— Раздобрел! Теперь тебя на коне за день не объехать! Кому на этот раз служишь?

— Как всегда — земле Русской! — гордо ответил воевода. — И Великому князю Владимиру.

— А сюда пошто явились? — хитро прищурился старик. — За данью?

— От Силиверст, — добродушно рассмеялся Претич, — ничего-то от тебя не укроется! За данью! Ну и поучить кой-кого уму разуму!

— Кого ж, это?

— Да, ты чего, только вчера родился? Или тут так глухо? Да ляхи который год на эти земли пасть разевают! И князек ихний — Мешко, полным хозяином тут себя мнит! Ляхи у нас, как больной зуб в носу! Ну и дерём же мы им задницы! — не удержавшись, добавил воевода.

— Ну, Претич, ты все такой же хва…

Неожиданно со стороны леса донесся неясный шум.

— Вроде железо, — взволнованно сказал Силивёрст, — давненько я этого звука не слыхал!

— Зато я кажный день слышу! — зло отозвался Претич. — Ляхи!

Он замер, вслушиваясь в отдалённый шум, подобрался, словно хищный зверь перед прыжком. Затем, набрав в грудь воздуха, воевода заревел так, что зазвенело ушах:

— К оружию!!!

Среди дружинников возникла заминка: никто поначалу не понял, чего это так ревет воевода. Но затем, осознав в чем дело, все резко кинулись к доспехам. Возникла давка и неразбериха: кто-то схватил чужие портки, кто-то прыгал, тщетно стараясь натянуть на мокрое тело рубаху.

Тем временем, из-за сумрачной стены леса показался передовой отряд врага. Селиверст наметанным глазом прошелся по дружине Претича.

— Растопчут вас ляхи, и не заметят!

— Глумишься еще старый! — схватился за голову воевода. — Помог бы лучше! Не за себя прошу, за Русь матушку…

— Вот так всегда, — ворчливо отозвался старый волхв. — Эх, молодо-зелено… Отвлечь бы их! Морозко, держи посох!

Старик, бросив резную деревяшку воспитаннику, закрыл глаза и, нашептывая что-то, начал перебирать руками обереги, в изобилии висевшие на его груди. Пальцы старика проворно ощупывали резные фигурки и откидывали их в сторону. Наконец, в руках волхва оказалась искусно вырезанная из кости лиса. Зажав её в кулаке, старик принялся невнятно напевать какую-то мелодию. Ляхи выплескивались из леса, подобно стаям саранчи. Воевода вытащил меч, и с криком: мёртвые сраму не имут, кинулся в бой.