Путь миротворца - Павел Александров

— Это для испытания? — неуверенно спросил Марк.

Епископ не ответил, а лишь снова схватил за плечо и спешно повел дальше по коридору. Видимо, сердился за то, что Марк не дождался его у себя в комнате.

Почти вбежав в светлый просторный зал, епископ остановил Марка перед большим круглым столом, за которым сидели около двадцати строгих священников, все пожилого возраста, с бородами одна длиннее другой. Это был Совет епископов. Марк занервничал с новой силой: ему никогда не нравилось, когда на него смотрят больше двух человек, тем более, когда это люди, занимающие высокие должности. В такие минуты он начинал нервничать, напрягаться, выпячивать грудь, с ложным интересом оглядываться по сторонам, словом, вести себя настолько неестественно, что это бросалось в глаза даже безразличным наблюдателям.

Епископ объявил:

— Седьмой миротворец Маркос! — и вложил ему в руку книгу. — Логос оживет в твоих руках, если ты миротворец, избранный Всевышним для свершения Его воли.

Это была старая, потрепанная книга, точнее, книжный свиток. Состояла она из длинных листов пергамента, накрученных на две короткие трости. Марк покрутил ее в руках. Если бы не строгое выражение епископских глаз и напряженное внимание остальных епископов, он бы подумал, что с ним сыграли чудовищную шутку. Как книга может ожить?

— Ты веришь в Спасителя? — спросил епископ с такой холодной серьезностью, что стало жутковато.

— Да, конечно…

— И избираешь Путь истины путем своей жизни?

— Н-да, — согласился Марк, хотя еще не совсем понимал, что такое Путь истины.

— Тогда произнеси с верой: Слово-меч!

Марк пристально всмотрелся в книгу. Испытание было не то чересчур простым, не то невыполнимо сложным. Как сказать с верой? Он же не знает, что должно произойти. Чего ожидать?

«Чуда! — сказал Марк самому себе в мыслях. — Нужно ожидать чуда, вот и все. Ничего другого не остается».

— Слово-меч! — произнес он, повысив голос и всматриваясь с верой в книгу.

…И чудо произошло. Книга заискрилась, вспыхнула ярким белоснежным светом, вытянулась более чем на метр в длину и, спустя мгновение, Марк ошеломленно держал в руках настоящий боевой меч. Острый с обеих сторон.

— Миротворец! — сказал епископ и просветлел. — Седьмой миротворец! Я понял это с первого взгляда, когда увидел тебя.

Совет епископов поднялся на ноги.

Лезвие меча было длиной около метра, плюс золоченая рукоять с гардой в виде крестовины — еще сантиметров двадцать. Тяжеловат, но удобен. Рукоять оказалась нагрета, приятное тепло проникало в руки. Марк почувствовал, как это тепло поднимается по рукам выше, наполняя тело какой-то дивной, необычной силой. Он готов был стоять еще не меньше часа, созерцая этот блеск отточенного лезвия, согреваясь силой храбрости, исходящей от рукояти. Но епископ приказал произнести «Слово-книга».

— Слово-книга! — с чувством проговорил Марк. Меч снова превратился в книжный свиток.

— Каждый раз, когда тебе или твоему ближнему будет грозить опасность, Слово будет оживать в твоих руках обоюдоострым мечом Логосом. Как и у прежних миротворцев. А сейчас, Маркос, ты произнесешь молитву посвящения. Ты готов идти путем миротворца, исполняя волю Спасителя там, куда Он призовет тебя?

— Да, — ответил Марк, все еще пребывая под ободряющим действием меча.

Его наполнял восторг. Он почувствовал, что его решение стать миротворцем, высказанное в этом коротком слове «да», меняет весь его внутренний мир. Депрессивное, пораженческое настроение сменялось боевым рвением. Малодушие и робость отступали прочь. Он ощущал, как в нем закипает и рвется наружу долгожданная энергия отваги, о которой он столько мечтал. Да, он изменяется.

— Повторяй за мной и вдумывайся в каждое слово, ибо за каждое слово однажды дашь ответ, — произнес епископ.

Совет епископов сохранял молчание, но Марк ощущал пристальные взгляды на своем лице.

— Всевышний Творец неба и земли, веди меня к людям, как несущего мир, — повторил Марк за епископом, негромко, однако слышно его было во всем зале.

— Там, где ненависть, сеять любовь.

Марк смотрел в сторону Совета, но глаза его были прикованы к книге, поднятой перед собой.

— Там, где вражда, сеять мир.

— Там, где обида, сеять прощение.

— Там, где неверие, сеять веру.

— Там, где отчаяние, сеять надежду.

— Там, где печаль, сеять радость.

— Там, где тьма, сеять свет.

— Творец мой и Спаситель мой: помоги не искать понимания, а понимать других, не искать любви, а любить самому, не искать утешения, а утешать других, ибо, давая, мы получаем, прощая, мы прощены, и нас ждет Вечная Жизнь. Во имя Спасителя, я готов.

Епископ еще что-то говорил, обращаясь к Совету, но Марк его не слышал. Его наполнила волна непостижимых чувств. Его жизнь меняется. Что-то происходит в душе. Что-то искореняется, что-то произрастает. Он не понимал, что происходит, знал лишь одно — он уже не останется прежним.

Чтобы успокоиться Марку оказалось достаточно миновать три-четыре коридора с волнистыми узорами, навевающими сон. Пока они с епископом дошли до тронного зала, Марк ощутил сладкое убаюкивание от созерцания этих росписей.

— Брат Ортос, давно хочу спросить: почему именно я стал Седьмым миротворцем?

— Это знает лишь Всеведающий, пути Его неисследимы. Но я точно знаю, что миротворцами становились те, кто сильно жаждал и долго искал этого.

— Не скажу, что я долго искал… но жаждал — это точно, — признался Марк. — Однако и представить себе не мог, что мои мечты сбудутся… в такой форме.

— Сбывшиеся и несбывшиеся мечты во власти нашего выбора.

— Но я думал совсем о другом, когда мечтал.

— Наши мысли никогда не откроют нам, кем мы являемся. Не откроют этого и наши слова. Даже наши поступки не покажут нам, кто мы есть. И только выбор, который мы делаем, откроет нам, кем в действительности мы являемся. Ты предстал перед выбором: принять призвание миротворца или не принять. И ты принял.

Огромнейший тронный зал был раз в десять больше предыдущего; стены его украшали такие же усыпляющие узоры. На высоком троне сидел король Морфелона Агапит Теодоний — глубокий старик с длинной седой бородой и усталыми задумчивыми глазами. Одетый в золоченые, но неяркие одежды, глава государства склонял голову под тяжестью большой тиары, тусклой как давно нечищеный музейный экспонат. Перед ним за крошечным столиком сидел писец, а подле него переминались с ноги на ногу от долгого стояния двое вельмож в запыленных походных одеждах.

— Отслужил, значит, епископ Мелиса и Туманных болот, — медленно говорил король, смотря не на вельмож, а в пол. — Упокоился в мире старик, друг моей далекой юности. …А епископу Южному напиши: волей Всевышнего, пусть прибудет в Морфелон для рукоположения.