Расписное небо (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

Следующие пару часов мы разговаривали, осматривали и брали повторные анализы у Торраде. Высокая, тонкая, с множеством косичек и королевской осанкой, эта синеглазая женщина была похожа на фантастическую статуэтку. Ее белая кожа просто поражала своей гладкостью и красотой.

– Почему мы не можем сразу испробовать метод оджы Селены? – валорка с честью и спокойствием выдержала все манипуляции, даже разрешила мне осмотреть ее на местном варианте кушетки, пока Сумудин вышел.

– Мы не уверены, какие результаты свет «солнечных» ламп окажет на ваше здоровье, – лицо Торраде не дрогнуло, но в глазах что-то промелькнуло. – Ваша кожа слишком давно ограждена от излучений, это может быть просто опасно.

– Но вам же нужен кто-то, кто решится попробовать. Я готова.

– Валлине поймите… – я совсем была не склонна подвергать женщину другой расы неизвестным методам лечения.

– Терри Ольса, – золотые глаза смотрели спокойно, но с каким-то упрямством и веренностью в происходящем. Со мной явно собирались спорить. Аргументировано и основательно, – если вы внимательно читали медицинские данные валлине Тораде, то должны были понять, что среди испробованных нами методов безопасные закончились. Так что я все же бы настаивал на применение этого варианта. Если у вас нет других идей.

Я открыла рот, собираясь возразить, но идей, все же, пока не было. Не иметь потомства. Насколько это страшно? А если не так? Не иметь возможности иметь потомство. На какие опасные и неизученные методы я бы согласилась в таком случае? У меня были раньше пациентки, у которых не получалось зачать или родить ребенка. Я помню это упрямство, это панику и надежду, сменяющиеся в глазах перед каждыми анализами. И слезы, если вопреки всему, получалось.

Я не могла, не имела права ей запретить.

– Начиная с трех минут, под моим присмотром. Пока один раз в день, наблюдая за реакцией.

– Я тоже буду присутствовать. Посмотрим за одно, как ваш свет влияет на мужчин, – странное существо этот Сумудин. Меня слегка пугало это исследовательское стремление проверять все на себе.

Через пару дней Парадокс совершил первый прыжок, унеся нас в какие-то дальние сектора глубокого космоса. В замкнутом, но таком большом пространстве корабля было тяжело осознавать, что мы – просто островок где– то на дальнем конце вселенной, куда почти, а может и совсем никогда не залетают земляне. От таких мыслей накатывала тоска, вызывая краткие приступы паники.

Стоя у ложного иллюминатора, глядя на невероятное звездное небо, с проекцией какой-то туманности, сдобренной розовыми, изумрудными и золотыми огнями, старалась сильно не углубляться в тоскливые мысли. Ответ на мое письмо не успел прийти до прыжка, и теперь, чтобы узнать, кому перепоручили моих пациенток, нужно снова ждать. Радовало отличное состояние Селены. Девушка говорила, что даже прыжок перенесла лучше, чем раньше, практически не испытывая давления. Признаться, мне и самой было не сильно плохо. Не было ни тошноты, ни головокружения.

Тораде, проведя в «солнечной» комнате уже около пяти процедур, покрылась розовыми пятнами, словно аллергией, чего не было видно по крови. На ощущения она не жаловалась, настаивая, что все в порядке. С осторожностью относясь к таким изменениям, предложила Сумудина сделать перерыв на пару дней, но медик не согласился. Впрочем, как и сама валлине.

Последний раз кинув взгляд на изумительное, раскрашенное пространство за окном, вздохнула. Нужно было возвращаться к исследованиям. Не смотря на интерес и азарт, было тяжело заниматься этим делом. Сумудин волновал меня, подстегивая гормоны одним своим присутствием. А это уже не радовало совсем. Представить такого мужчину радом с собой было просто не возможно. Уравновешенным и спокойным он казался только во время работы, но тогда быть спокойной не получалось у меня. Какая-то замкнутая петля.

Поправив волосы, двинулась в сторону кабинета медика. Нужно было работать, не смотря ни на что. Где тот симпатичный валорец с голубыми глазами-льдинками?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Стоило открыть двери, как с ног чуть не сбили громкие голоса. На Парадоксе в целом крайне редко говорили громко, а криков я не слышала вовсе. Злилась Селена. И орана на Сумудина.

– …говорю, что можно. Это могло бы дать вам больше данных. Девочки же страдают.

– Нет, – спокойно, но совершенно непробиваемо отозвался Сумудин. Не зная в чем суть дела, предпочла молча занять место за столом и пока просто послушать.

– Сумудин, ты же прекрасно понимаешь, что это могло бы помочь. Я согласна. Мне точно не повредит.

– Нет. И если ты не прекратишь давить на мня, я вызову Нарина. Или просто вколю тебе успокоительное и уложу в сон часов на пятнадцать.

– Ольса, ну хоть ты скажи, – Селена неожиданно переключилась на меня, не добившись нужного от валора.

– Пока не могу. О чем речь?

– Я о том, что присутствие ребенка в моем теле меняет физиологию. Я чувствую себя лучше, сильнее. Предлагаю Сумудину взять на дополнительный анализ мою кровь и провести полное исследование. Типа того, что делали в госпитале. Разве это может быть опасно?

– Не думаю, что это опасно. Конечно, в какой-то мере это могло бы больше нам рассказать об изменениях в твоем теле, но дополнительные анализы крови и стресс. Не знаю, Селена.

– Я знаю, – голос Сумудина оказался таким едким, что я невольно вздрогнула. Доктор стоял у стола, в равной степени видимый нами обеими, – и скажу вам обеим единожды, раз вы не понимаете: этот ребенок – ребенок связанной пары, дарье. Первое детя смешанной крови наших рас. Дитя второго оджи, а значит, помимо прочего, обладает невероятной ценностью в глазах всего народа. Как с точки зрения наследования силы, так и с учетом спокойствия Нарина. А оно, надеюсь, вы понимаете, должно быть непоколебимо. Для тех, кому мало, ты, милая моя, – тонкий длинный палец с острым ногтем ткнул в Селену, – уже однажды лишилась возможности стать матерью. Сейчас же пролежала непозволительно долго в отключке, едва не простившись с жизнью. Напомню, что Нарин за это время постарел на восемь лет по всем физиологическим показателям. Так что я запрещаю. Абсолютно и без единого слова с чьей либо стороны. Запрещаю брать даже лишнюю каплю твоей крови или хоть в чем-то нарушать предписания.

– Сумудин, я ведь не хочу подвергать опасности… -ладони Селены непроизвольно накрыли маленький, едва заметный живот.

– Я тебе и не позволю. И напомню, когда-то ты мне сама дала право заниматься твоей беременностью, так что теперь получай последствия. Лени, я ведь могу и по-другому. Ты знаешь.

– Знаю. Мне просто хотелось помочь девочкам.

– Понимаю. А теперь иди, посиди под своими волшебными лампами, тебя Нарин там ждет.

Стоило двери закрыться за спиной селены, как Сумудин отступил к стене, глубоко вздохнул и с силой впечатал кулак в стену. И еще раз. Не ожидая подобного, я вздрогнула всем телом, со страхом гладя на этого мужчину. Я не видела его настолько резким и несдержанным. От него волнами исходила какая-то темная, агрессивная сила. По всей спине, от основания черепа и до кончика хвоста вверх торчали длинные тонкие шипы с едва заметными перепонками между, как гребень какой-то весьма ядовитой глубоководной рыбы.

Сумудин опустил руку, и мне стала видна основательная вмятина в обшивке. Вниз по стене, парой тонких темных струек зазмеилась кровь. Красная. И хоть я уже видела валорскую кровь в пробирках, почему-то сейчас мне казалось, что она должна быть совсем иного цвета.

– Она, – голос сорвался, и пришлось откашляться, – она совсем не хотела бы навредить ребенку. Это на самом деле не опасно. Тем более на таком сроке. Беременность Селены проходит почти идеально…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Идеально? – хриплый, скрипучий, трудно различимый голос – Что значит «идеально» в ее ситуации? Нет данных, нет прецедентов. Есть только миллиард точек, где все может пойти наперекосяк. Ваша с ней беспечность может иметь непоправимые последствия. Идеальный порядок может в одно мгновение превратиться в идеальный шторм. Не позволю.