Хроники Второго пришествия (сборник) - Владимир Соловьев

Приведя себя в порядок и обнаружив в гардеробной мой уже развешанный и разложенный багаж, я ненадолго задумался, в каком виде появиться перед Его Святейшеством. Идей не было. Точно не в смокинге, ведь идем в частные покои.

Остановился на строгом черном костюме, темно-синей рубашке, черных классических ботинках. Помучившись с галстуком, добился более-менее приемлемого узла. Но, посмотрев в зеркало, отказался от этого варианта и решил предстать перед главой Римско-католической церкви в неформальном виде, с расстегнутым воротом рубахи.

Спустившись по широченной парадной лестнице, пригодной и для конных маневров, встретился с Биллом. Он, к счастью, прохаживался неподалеку, а то пришлось бы нам искать друг друга на футбольном поле весь вечер.

Билл был одет мне под стать, но с более ярко выраженной американской тенденцией – рубашечка поло под пиджачок. В общем, тоже не смокинг.

– Приятно отметить, что у тебя работают ребята с тонким вкусом и чувством юмора.

– По крайней мере мы можем быть уверены, что никто из гостиницы не сообщит о моем пребывании в Риме и прохожие не смогут случайно заметить нас входящими или выходящими отсюда. Конечно, нескромно, но безопасно.

– А почему тебя так беспокоит вопрос конспирации, вроде ты не работаешь ни на одну из мировых разведок… И что особенного в том, что Билл Гейтс решил встретиться с Папой Римским, тем более не впервые.

– Я не могу объяснить… Мне тревожно… Тягостное предчувствие… Понимаю, что должен поступить именно так, но мотивация остается за пределами рационального. И это меня беспокоит. Видишь ли, в течение многих лет кукол водил я, а сегодня чувствую, что сам попал на ниточку.

– Это чувство мне знакомо. Хотя… Я стал к нему привыкать. Ну что же, вперед, мой друг, нас ждут великие дела!

– Да, пора. Только что мы скажем Папе?

– Доверься моей интуиции. Я наверняка что-нибудь скажу. Кого-то обязывает положение, а меня профессия – журналист.

Машина, дорога, город, барышни в соседних экипажах… Да, мужское начало подавить сложно… Однако фривольные мысли не успели материализоваться в неуместные замечания.

Мы остановилась на площади перед собором Святого Петра.

Еще не стемнело, но границу священного государства рассмотреть не удалось. Впрочем, пограничников там и не было, никто не требовал документов, удостоверяющих личность, и не спешил торгануть въездными марками.

Какое упущение для папского бюджета, да и нарушение традиций, если угодно. Ведь не так давно, буквально несколько веков назад не было такого человеческого деяния, которое не послужило бы источником дохода.

Грешить и каяться – мило. Но недостаточно. Лучше расплачиваться. В те времена не знали игр с безналом, так что платили звонкой монетой или вступали в бартерные отношения – вы нам мясца, а мы вам отпущение грехов. Грабанул – поделился, спи спокойно – отмолят.

Нет грешников, есть недостаточно состоятельные люди. Святость как мера богатства. Вот уж где Билл стал бы святым на раз! Да что там святым – апостолом.

И о туризме заботились. Учредили для тех, кто победнее, юбилейные годы. Пройди через врата – и моментально очистишься. Гениальное изобретение. И как обставлено! Мейерхольд с Куснировичем от зависти побледнели бы. Сам Святейший, аки простой каменщик, молотком наносит удар по кладке, заложенной в дверной проем, и открывает греховным агнцам своим доступ в рай – сиречь в храм Петра. А как год заканчивается, он же – мастерок в руки, раствор погуще намешает и давай кладку возводить. Прямо вольный каменщик – не в месте масонского гонения будь сказано, а то энцикликой замордуют.

Вы спросите: Владимир, при чем здесь туризм, ведь юбилейные годы были раз в пятьдесят лет?

Да, устало отвечу я вам, о просвещенные други мои. Да, вы правы. Но подумайте сами, мог ли простой христианин обладать такой свободной суммой денег, чтобы из своего европейского Мухосранска регулярно наведываться в Рим? Чтобы в темные времена Средневековья добраться до Ватикана, пожить там и не умереть с голоду на месячную зарплату? Жалкие крохи, оставляемые трудящимся классовыми кровопийцами, не позволяли им отправляться в бон вояж ни раз в год, ни раз в декаду. Но высокая мечта об искуплении и иной, лучшей жизни передавалась из поколения в поколение. Откладывали годами, чтобы хоть одному пробиться в рай и отмолить всех.

Конечно, роль благосостояния народных масс велика, время ни на миг не остановишь. И вот, идя навстречу разжиревшим верующим, выделяется раз в год юбилейная неделя, попадающая на время туристического затишья.

Именно в Ватикане и тратились замшелые дензнаки на всякую туристическую чушь, с годами превратившуюся в сувениры. Гениально. И уже не важны страдания Христа и его мученическая смерть. Главное – количество щепочек в кресте, чтобы всем досталось.

Эй, мужчина, вы куда прете, крест не резиновый, всем не хватит! В очередь!

Странно, что Церковь не изменила Евангелие, приписав Христу еще парочку крестов. Орудия убийства многочисленных святых не столь успешно выполняют эту функцию. Зато берут количеством. Вот и ответ на вечный вопрос монотеиста, почему христиане молятся такому количеству персонажей. Деньги очень нужны. А крест не резиновый, как верно заметила старушка справа.

С такой наследственностью, как у этой Церкви, Биллу нечего опасаться. Захочет, так в Нагорной проповеди появится строчечка об Окнах насущных. Даст денег – и объявят на весь мир Даниила Христом, тем более что финансовые последствия такого шага очевидны. Только представить себе: «Ливайс» – «Божественные джинсы», кроссовки – «В ногу с Богом», белье – «Спаситель», зубная паста – «Райская свежесть».

Бр-р-р… Ничего себе мысли перед посещением наместника Бога на земле.

Но настроение стало бодрым. Появилась здоровая ирония, и искорки забегали по жилам. Так у меня бывает в предвкушении прямого эфира, когда одновременно чувствуешь и волнение, и радость. И мир фокусируется, правда, кажется гораздо ярче повседневного. А время разбивается на мириады прихотливо соединенных хрусталиков, каждый из которых подвластен и понятен мне.

Ну, я готов. Где там Симон? Папу мне, Папу!

Глава 19

В соборе Святого Петра света явно не хватало. Подавляющий волю объем главного католического храма скрадывался пульсацией теней, оставляя полную уверенность в присутствии в непосредственной близости кого-то незримого и могущественного.

Мы вошли обычным туристическим путем, и я почувствовал укол разочарования. Ждал чуда. Разверзнутся врата отпущения грехов, и чрез них агнцами войдем к наместнику Его.

Как только мы вступили в храм, послышался звук, будто где-то очень далеко пробил колокол. Звон разлился в пространстве, медленно исчезая в небытии.

Пройдя несколько шагов и ощутив значимость места встречи, услышали негромкое приветствие:

– С прибытием. Храни вас Господь!

Откуда-то из боковых карманов возникла фигура крепко сбитого невысокого человека в черной рясе. Седую голову украшал малиновый пилеолус. Физиономия совсем детская. Розовые щеки и неприлично яркие чувственные губы. Огромные глаза смотрели на нас пристально, никакой доброжелательности. Тяжелые, удивительного стального цвета, они выглядели имплантированными и превращали лицо в карнавальную маску зайчика, доставшуюся начальнику налоговой полиции.

– И тебя, Симон, – ответил Билл. – Спасибо, что быстро откликнулся на мою просьбу. «Практически задаром, всего два с половиной миллиона на благие нужды по указанному тобой адресу», – эту фразу Билл не произнес, он ее подумал, зная, что я услышу и оценю степень преданности Данииловому делу. Я не наивен и, памятуя о повадках хозяина «Майкрософта», ничего другого не ждал. Каждый пытается расширить игольное ушко доступными ему методами. Интересно, когда Билл устанет играть в святошу и прямо обозначит сумму, выделенную за главы в новом Священном Писании?..

– Его Святейшество плохо себя чувствует, но решил с вами встретиться. Он попросил проводить вас, хотя сегодня безмерно удивил меня, пожелав беседовать прямо здесь, в храме. Так что идти недалеко.

Симон развернулся и направился к центральной части, где под золотым куполом мерцали огоньки свечей.

Многотонный гигантский балдахин, отлитый из чистого золота, словно парил над местом аудиенции и легко касался опорных столбов, которые сливались с полумраком собора. Это сооружение олицетворяло небесные силы и райские ветры, причудливо отражало поединок света и тьмы. Напряженные фигуры переплетались клубком вековых страстей. И дрожание свечей раскрашивало эмоциями их искаженные борьбой лица.

Папа в нарушение протокола сидел в простом, грубо сколоченном кресле. По кругу стояли светильники, очерчивая зону аудиенции. Напротив кресла – низенькая скамейка без спинки, на которую нам и было указано. Но мы не сели, а остановились возле, ожидая знака к дальнейшему действию.