Ученик - Герритсен Тесс

– Я ошибалась.

Риццоли прошла к своей машине, открыла дверцу и опустила стекла. Жаркие волны хлынули на нее из раскаленного салона.

– Я вас чем-то обидел или просто достал? – спросил Корсак.

– Нет.

– Тогда почему вы выходите из игры?

Она села за руль. Сиденье нещадно жгло даже сквозь брюки.

– Весь последний год я пыталась вычеркнуть из памяти Хирурга, – сказала она. – Я должна избавиться от него. Нужно прекратить искать его след во всех преступлениях, с которыми я сталкиваюсь.

– Знаете, иногда интуиция – лучший подсказчик.

– Иногда. Но чувства далеко не факты. И нет ничего особенного в интуиции полицейского. В конце концов, что такое наши ощущения? Как часто они подводили нас? – Риццоли повернула ключ в замке зажигания. – К сожалению, слишком часто.

– Так вы на меня не в обиде?

Она хлопнула дверцей.

– Нет.

– Точно?

Она посмотрела на него в открытое окно. Он стоял, щурясь на солнце, и его глаза казались щелочками под кустистыми бровями. На его руках щетинились темные волосы, и весь он был какой-то тяжелый, громоздкий, чем-то напоминающий гориллу. Нет, он не достал ее. Но все равно она не могла смотреть на него без некоторого отвращения.

– Просто у меня больше нет времени, чтобы заниматься этим делом, – сказала она. – Сами понимаете.

За рабочим столом Риццоли с головой ушла в изучение бумаг, накопившихся за время ее отсутствия. Верхней в стопке была папка с делом по трупу из самолета. Личность жертвы до сих пор не была установлена, и останки все еще лежали невостребованными в судебном морге. Риццоли слишком долго не занималась этим делом. Но, даже открыв папку и принявшись изучать снимки, сделанные в ходе вскрытия, она продолжала думать о Йигерах и человеке, на одежде которого оказался волос с трупа. Она просматривала расписание вылетов и прилетов аэропорта Логан, а перед глазами стояло улыбающееся лицо Гейл Йигер с фотографии на комоде. Риццоли вспомнила галерею женских фотографий, вывешенных в комнате совещаний год назад, когда шло расследование дела Хирурга. Те женщины тоже улыбались, и в их глазах светилась жизнь. Думая про Гейл Йигер, Риццоли почему-то вспоминала мертвых – тех, кто был до нее.

И в который раз задавалась вопросом: не среди них ли уже и Гейл?

Завибрировал пейджер, и от его жужжания Риццоли вздрогнула, словно от удара током. Пришло сообщение, которое грозило расстроить все ее планы на день. Она сняла трубку телефона.

Уже через минуту она выбегала из здания.

5

Собака была желтым лабрадором, и присутствие полицейских довело ее до крайнего возбуждения, граничащего с истерикой. Пес рвался с поводка, которым был привязан к дереву. Хозяин собаки, жилистый мужчина средних лет в спортивных шортах, сидел рядом на большом камне, уронив голову на руки и не обращая ни малейшего внимания на умоляющий визг своего питомца.

– Хозяина зовут Пол Вандерслут. Живет на Ривер-стрит, в миле отсюда, – доложил патрульный Грегори Доуд, который уже успел оцепить место происшествия, натянув ленту.

Они стояли на краю муниципального поля для гольфа, граничащего с лесопарком Стоуни-Брук. Расположенный на южной окраине Бостона, парк был со всех сторон окружен пригородами. Но сами четыреста семьдесят пять акров Стоуни-Брука представляли собой живописный ландшафт с лесистыми холмами и долинами, россыпями скальных пород и болотами. Зимой парк бороздили лыжники, а летом его тихие леса служили отдушиной для любителей бега трусцой.

В том числе и для мистера Вандерслута, пока собака не вывела его к тому, что лежало между деревьями.

– Он говорит, что каждый день бегает здесь с собакой, – продолжал офицер Доуд. – Обычно его маршрут начинается на Ист-Баундари-роуд, идет через лес, а возвращается он этой дорогой, вдоль кромки поля для гольфа. На круг выходит четыре мили. Он говорит, что никогда не спускает собаку с поводка. Но сегодня пес сорвался и убежал. Они поднимались вверх по дороге, когда собака отклонилась в сторону и рванула в лес. Вандерслут последовал за ней. И едва не упал, споткнувшись о тело. – Доуд бросил взгляд на бегуна, который все сидел на камне. – Сразу же позвонил девять-один-один.

– Он звонил с сотового?

– Нет, мэм. Из телефонной будки в Томпсон-центре. Я прибыл на место примерно в два двадцать. Ничего не трогал. Лишь зашел подальше в лес, чтобы убедиться, что труп там. Углубившись ярдов на пятьдесят, я уже учуял его запах. И еще через пятьдесят ярдов увидел само тело. После этого я вернулся и оцепил место происшествия.

– А когда сюда прибыли остальные?

– Детективы Слипер и Кроу прибыли около трех. Судмедэксперт – примерно в три пятнадцать. – Он сделал паузу. – А вас я не сразу заметил.

– Мне позвонила доктор Айлз. Как я понимаю, пока мы паркуем машины на поле для гольфа?

– Так приказал детектив Слипер. Он не хочет, чтобы автомобили просматривались со стороны Эннекинг-паркуэй. Опасается любопытных глаз.

– Прессы еще нет?

– Нет, мэм. Я принял меры предосторожности и не стал докладывать о происшествии по рации. Позвонил из таксофона, что на дороге.

– Хорошо. Может быть, нам повезет и они вообще не появятся.

– Ох-хо-хо, – произнес Доуд. – Похоже, стервятники уже начали слетаться.

Темно-синий «маркиз» пересек поле для гольфа и припарковался возле фургона судмедэкспертизы. Знакомая толстая фигура выползла из машины и принялась зачесывать на лысину растрепавшиеся пряди.

– Это не репортер, – успокоила его Риццоли. – Я жду этого парня.

Корсак уже приблизился к ним.

– Вы в самом деле полагаете, что это она? – спросил он.

– Доктор Айлз считает, что вероятность очень высока. Если так, то ваш убийца переместился в пределы Бостона. – Риццоли взглянула на Доуда. – С какой стороны нам лучше подойти, чтобы ничего не нарушить?

– Лучше всего с востока. Слипер и Кроу уже отсняли на видео этот ракурс. Отпечатки подошв и следы волочения тянутся с другой стороны, начиная от Эннекинг-паркуэй. Короче, идите на запах.

Риццоли и Корсак проскользнули под ленту оцепления и направились в лес. Деревья здесь росли плотной стеной, как в настоящей чаще. Острые ветки так и норовили расцарапать лицо, цеплялись за одежду. Наконец детективы выбрались на аллею и заметили болтавшийся на дереве клочок полицейской ленты.

– Мужчина бежал как раз по этой аллее, когда собака рванула от него в лес, – пояснила Риццоли. – Похоже, Слипер оставил нам метку.

Они пересекли аллею и вновь углубились в лес.

– О боже! Кажется, я уже чувствую запах, – поморщился Корсак.

Еще не увидев тела, они расслышали зловещее жужжание мух. Сухие ветки хрустели под ногами, заставляя вздрагивать, как от выстрелов. Впереди за деревьями они увидели Слипера и Кроу, которые с гримасами отвращения на лицах отмахивались от назойливых насекомых. Доктор Айлз сидела на корточках рядом, и редкие лучики солнца искрились в ее черных прядях. Подойдя ближе, они увидели, чем она занимается.

– Проклятье! – в ужасе завопил Корсак. – Пожалуй, лучше бы на это не смотреть.

– Стекловидное тело, – произнесла Айлз почти сладострастно. – Это даст нам еще одну возможность установить время, прошедшее с момента смерти.

«Установить время смерти будет трудно», – подумала Риццоли, глядя на обнаженное тело. Айлз уже перекатила его на простыню, и оно лежало лицом вверх, с выпученными от жары глазами. На шее выделялось ожерелье из синяков. Длинные светлые волосы больше напоминали пук соломы. Раздутый живот уже приобрел зеленоватый оттенок. Кровеносные сосуды, тронутые пятнами бактериального распада, словно черные реки, тянулись под почти прозрачной кожей. Но все эти ужасы меркли перед тем, чем сейчас занималась доктор Айлз. Роговица глаза является самой чувствительной поверхностью человеческого тела; мельчайшая песчинка или ресница, попавшие на нее, могут вызвать сильнейший дискомфорт. Вот почему Риццоли и Корсак с таким ужасом смотрели на то, как Айлз вонзает в глаз трупа иглу шприца и медленно выкачивает студенистую жидкость из стекловидного тела.