Инкассатор: Страшный рассказ - Андрей Воронин

Юрий встал с дивана и открыл перед санитарами дверь. Они молча протиснулись через нее со своей ношей, даже не взглянув на Юрия, и направились к поджидавшему их «уазику» с красным крестом на борту. Там их уже дожидался водитель, предупредительно распахнувший задние двери автобуса. Санитары вдвинули носилки в кузов и стали закуривать, обмениваясь с водителем какими-то неразборчивыми репликами, из коих Юрию удалось разобрать только одно слово: «допился». Собутыльник больного продолжал выписывать вензеля вокруг машины, норовя пробраться внутрь, пока его не отогнали, пригрозив милицией. Тогда он, вздыхая, отошел в сторонку, присел на бордюр и тоже закурил, горестно покачивая взлохмаченной головой.

Юрий выбросил окурок в стоявшую на крыльце мятую жестяную урну и вернулся в вестибюль, где за время его отсутствия уже объявились Ника и пожилой врач «скорой помощи». Врач что-то объяснял дежурной, которая слушала его, взволнованно поблескивая очками. Затем он повернулся к Нике.

— Еще раз спасибо, — сказал он, устало кивнув, будто в подтверждение своих слов. — Вы его сегодня вытащили. Не знаю, правда, стоило ли его вытаскивать, но это уже вопрос философский и к нашей работе отношения не имеющий.

Он переложил свой чемоданчик в другую руку и двинулся к выходу, на ходу доставая из кармана сигареты. Возле Юрия он остановился и спросил, нет ли огонька. Филатов поднес ему зажигалку, он закурил, молча кивнул в знак благодарности и вышел на залитую теплым закатным светом площадь. Через минуту там заворчал двигатель «уазика», скрежетнули шестеренки коробки передач, звук работающего двигателя удалился, и стало тихо.

Ника подошла к Юрию и устало прислонилась лбом к его плечу.

— Все в порядке? — спросил он.

— Да, — сказала она, отстраняясь от него и убирая со лба упавшую прядь. — Все в порядке. Просто перепил немного, вот сердце и не выдержало. Обычный случай, ничего страшного. Полежит немного в кардиологии и оклемается. Поехали?

— Ну, поехали.

Стараясь не смотреть на дежурную, Юрий подошел к барьеру, взял свои сумки и двинулся к открытым дверям, из которых тянуло вечерней прохладой и слабым, но явственно различимым запахом коровника. По дороге он обнял за плечи Нику И увлек ее с собой.

— Молодые люди! — окликнула их дежурная.

Юрий оглянулся через плечо. Дежурная, привстав со стула, протягивала ему через барьер ключ с прикрепленной к нему старомодной деревянной грушей.

— Номер двадцать четыре, — сказала она. — Если вы еще не передумали. Душ и туалет, к сожалению, в коридоре. Ресторан работает до двадцати трех ноль-ноль.

— С чего вдруг такая перемена? — не удержался Юрий и немедленно устыдился своей внезапно проснувшейся мстительности.

— Будете брать номер? — строго, как ни в чем не бывало, спросила дежурная.

— Будем?: — спросил Юрий у Ники.

— Придется, наверное, — ответила та, пожав плечами. — Что-то я совсем устала. Не люблю делать прямой массаж сердца людям с избыточным весом. Наверное, мешки с цементом разгружать и то легче.

— Не знаю, — честно признался Юрий. — То есть насчет мешков я в курсе, а вот делать массаж сердца не пробовал, не довелось как-то…

Номер оказался довольно просторным, но при этом сумрачным и, как показалось Юрию, грязноватым. Выгоревшие дешевенькие обои местами отставали от стен, потолок отливал нехорошей желтизной, рассохшиеся половицы на разные голоса вскрикивали под ногами, а продавленная двуспальная кровать выглядела так, словно ее неоднократно выбрасывали в окошко, а затем, кое-как собрав из обломков, снова водворяли на место. Помимо кровати и тумбочек, в номере имели место два просиженных кресла с изрядно засаленной обивкой и шаткий журнальный столик, испятнанный белыми кругами от донышек бутылок и стаканов, а также многочисленными подпалинами от сигарет. Все это великолепие было кокетливо прикрыто застиранной, желтоватой салфеткой, поверх которой красовалась стеклянная пепельница — точь-в-точь такая, как та, которую Юрий видел в вестибюле. Запах в номере стоял затхлый, нежилой, и, бросив сумки на кровать, Юрий первым делом открыл форточку.

Покончив с этим несложным делом, он обернулся. Ника все еще стояла на пороге, озираясь по сторонам, и вид у нее был какой-то потерянный, словно она никак не могла взять в толк, каким ветром ее занесло в эту затхлую нору. Строго говоря, Юрий и сам это не очень-то понимал. Ему вдруг пришло в голову, что за неделю вполне можно было бы смотаться в какой-нибудь Египет, окунуться в теплое море и полюбоваться на пирамиды. И что с того, что он уже бывал в Египте и не получил от поездки никакого удовольствия? В тот раз он летал в Египет один, а теперь с ним была Ника, и это все меняло самым решительным образом. Да что там говорить! Как ни крути, а номер в самом дешевом туристическом отеле наверняка выглядел бы получше, чем вот эта провонявшая грязными носками командировочных и челноков сырая берлога…

Юрий посмотрел на шаткую, рассохшуюся, явно очень скрипучую кровать, вспомнил дежурную по этажу, скучавшую за своим столиком в конце коридора, метрах в десяти от двери номера, и понял, что никакой любви у них с Никой сегодня ночью не будет. Ника продолжала стоять в дверях прихожей, с каким-то болезненным изумлением разглядывая висевшую на стене репродукцию Левитана под засиженным мухами стеклом.

— Да, — сказал Юрий, — это не «Хилтон»… До меня только сейчас дошло, что можно было бы махнуть куда-нибудь к морю. В Египет, например, или хотя бы в Турцию… Или в Таиланд.

— Но это же, наверное, очень дорого, — рассеянно, явно думая о чем-то другом, откликнулась Ника.

Филатов открыл рот, чтобы возразить, но Ника не дала ему заговорить.

— Хочу танцевать, — неожиданно объявила она. Задумчивость слетела с нее, как снег с потревоженной еловой ветки, и Юрий снова увидел ее улыбку — веселую, задорную; а сейчас еще и слегка вызывающую: дескать, ну, господин ухажер, что ты на это ответишь?

Ответить на это было непросто. Честно говоря, Юрий как-то позабыл, что на свете бывает такое развлечение, как танцы, и что молодые девушки это развлечение, как правило, очень любят. Сам-то он не танцевал, пожалуй, со времени выпускного вечера в военном училище, да и тогда великим танцором его назвать было нельзя. У него возникло сильнейшее желание уклониться от танцев, сославшись на свою хромоту, но это получилось бы, мягко говоря, некрасиво: Ника, конечно, приняла бы отказ, тем более что профессия обязывала ее относиться к таким вещам с пониманием и сочувствием, но вечер, и без того не слишком удачный, был бы испорчен окончательно.

— Танцевать так танцевать, — сказал Юрий, постаравшись, чтобы это прозвучало не слишком обреченно. — Только имей в виду, что танцор из меня… В общем, танцевать в обнимку со шкафом, наверное, приятнее. Во всяком случае, проще.

— Подумаешь, удивил, — легкомысленно сказала Ника. — В наше время, если хочешь знать, очень трудно найти мужчину, танцевать с которым легко и приятно. — Она бросила на него лукавый взгляд. — И вообще, чего ты испугался? Здешний ресторан — это тебе не московский ночной клуб, тут особого умения не требуется. Заодно и поужинаем.

— Да, — сказал Юрий. — В самом деле, не в номере же нам весь вечер сидеть.

На мгновение Ника едва заметно помрачнела, а потом снова улыбнулась.

— Вот именно. Поэтому ты тут располагайся, а я быстренько сбегаю в душ.

После Ники в душ пошел Юрий. Душ в гостинице оказался под стать номеру — грязноватый, с черным от сырости потолком и пожелтевшим кафелем. Вода текла чуть теплая, но бывшего боевого офицера Филатова подобные бытовые мелочи никогда не смущали, и он с удовольствием смыл с себя пот и дорожную пыль. Спешить ему было некуда — собираясь в ресторан, женщины, как правило, проводят перед зеркалом уйму времени, и Ника вряд ли была исключением из этого правила, — поэтому он долго, с наслаждением плескался под вяловатыми струйками жесткой, отдающей железом воды, падавшими из заросшей толстым слоем известкового налета жестяной воронки душа.

Занимаясь этим приятным делом, он мрачно думал о том, что путешествие, кажется, не задалось с самого начала. Что-то было не так то ли с самой этой поездкой, то ли с ним, то ли с Никой. Пожалуй, именно с Никой. Ее явно мучили какие-то сомнения и страхи, делиться которыми с Юрием она не сочла нужным. Возможно, она уже жалела о том, что связалась с ним, и Юрия это нисколько не удивляло. В конце концов, чем он мог ее привлечь? Тем, что заступился, не дал длинноволосому Саше ударить ее по лицу? Смешно, ей-богу! Благодарность — это еще не любовь и даже не увлечение. Да и были ли у Ники веские причины, чтобы испытывать к нему чувство благодарности? Ну, получила бы пощечину, поплакала бы, а потом вспыльчивый Саша приполз бы к ней на коленях, сжимая в зубах роскошный букет роз, и было бы у них все даже лучше, чем прежде… А что вместо этого? Вместо этого — заштатная провинциальная гостиница, будто целиком выхваченная из позапрошлого века, и замшелый кавалер, помятый жизнью.