Голубая точка. Космическое будущее человечества - Карл Саган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, когда взгляды на мир совпадают, это удобно, а конфликты подобных взглядов неприятны и предъявляют к нам высокие требования. Но если мы не будем вопреки всем фактам настаивать, что наши предки были безупречны, то прогресс знаний требует от нас упразднять выработанные ими соглашения, а взамен выстраивать новые.
Некоторые стороны науки вызывают гораздо большее благоговение, чем религия. Как могло получиться, что практически ни одна из ведущих религий не заинтересовалась наукой и не пришла к выводу: «Ведь это лучше, чем мы думали! Вселенная гораздо громаднее, чем говорили наши пророки, грандиознее, тоньше, красивее. Должно быть, и Бог куда более велик, чем мы могли представить?» Вместо этого они заявляют: «Нет, нет, нет! У нас есть наш маленький бог, мы хотим, чтобы он таким и оставался». Религия, древняя или новая, которая акцентировала бы величие Вселенной, открывающееся современной науке, могла бы снискать такое великое благоговение, с которым не в силах была бы потягаться ни одна из традиционных религий. Рано или поздно такая религия возникнет.
ЕСЛИ БЫ ВЫ ЖИЛИ две или три тысячи лет назад, то могли бы с чистой совестью верить, что Вселенная сотворена для нас. Это был привлекательный тезис, согласовывавшийся со всем, что было нам известно; именно этому без оговорок учили самые образованные современники. Но с тех пор мы узнали много нового. Сегодня отстаивание такой позиции равноценно сознательному игнорированию доказательств и бегству от самопознания.
Все-таки многих из нас такая депровинциализация уязвляет. Даже если она в конечном итоге не возобладает, почва уходит из-под ног – то ли дело счастливая антропоцентрическая определенность былых времен, искрящаяся общественной пользой. Мы хотим быть здесь с какой-то целью, пусть даже, несмотря на изрядный самообман, такая цель не просматривается. «Бессмыслица жизни есть единственное несомненное знание, доступное человеку», – говорил Лев Толстой. Наш век отягощен накопившимся грузом успешных развенчаний былых фантазий. Мы – запоздавшие. Живем в космическом захолустье. Мы произошли от микробов и грязи. Наши ближайшие родичи – человекообразные обезьяны. Мы не можем полностью контролировать наши мысли и чувства. Где-нибудь могут жить гораздо более умные существа, совсем не похожие на нас. В довершение всего мы творим на нашей планете такой беспорядок, что уже стали угрозой самим себе.
У нас под ногами уже распахнулась ловушка. Кажется, что мы пикируем в бездну. Мы потерялись в великой тьме, и некому выслать за нами спасателей. Учитывая, как сурова эта реальность, мы, конечно же, предпочитаем зажмуриться и притвориться, что мы в полной безопасности сидим дома, а падение – просто дурной сон.
Мы не можем определиться с нашим местом во Вселенной. Отсутствует общепринятое устоявшееся представление о цели существования нашего вида – за исключением, пожалуй, простого выживания. Особенно в тяжелые времена мы отчаянно желаем, чтобы нас приободрили, перестаем воспринимать череду великих развенчаний и обращать внимание на несбывшиеся надежды, зато еще сильнее хотим услышать, что мы – особенные, и не важно, если доказательства этого ничтожны. Коль скоро мы обходимся горсткой мифов и ритуалов, пробираясь через, казалось бы, бесконечную ночь, кто из нас откажется в таком случае посочувствовать и войти в положение?
Но если наша цель – глубокие знания, а не поверхностное самоуспокоение, то мы гораздо больше приобретем, чем потеряем, приняв эту новую точку зрения. Стоит нам преодолеть страх собственной крошечности – и мы очутимся на пороге огромной и завораживающей Вселенной, по сравнению с которой чистенький антропоцентрический просцениум наших предков попросту скукоживается – в пространстве, времени и потенциале. Мы всматриваемся в пространство на миллиарды световых лет, чтобы увидеть Вселенную такой, какой она была вскоре после Большого взрыва, проникаем вглубь тонкой структуры материи. Мы заглядываем в ядро нашей планеты и в пылающие недра нашей звезды. Мы читаем генетический язык, на котором записаны различные умения и свойства всех обитателей Земли. Мы открываем потаенные главы в летописи нашего собственного происхождения и с некоторой болью все лучше осознаем человеческую природу и возможности. Мы изобретаем и совершенствуем земледелие, без которого практически всех нас ждала бы голодная смерть. Мы создаем лекарства и вакцины, спасающие миллиарды жизней. Мы обмениваемся информацией со скоростью света и можем обогнуть Землю за полтора часа. Мы отправили десятки аппаратов более чем к 70 планетам и спутникам, а несколько из них полетели к звездам. Мы вправе наслаждаться нашими достижениями, гордиться, что наш вид смог заглянуть так далеко, а о наших достоинствах можно судить отчасти и по самой науке, которая настолько умерила человеческое высокомерие.
Многие явления природы устрашали наших предков – молнии, бури, землетрясения, извержения вулканов, эпидемии, засухи, долгие зимы. Религии возникли отчасти как попытки умилостивить хаотическую сторону природы, совладать с этой стихией, пусть даже почти не понимая ее. Научная революция пролила свет на основополагающую стройную Вселенную, где обнаружилась совершенная гармония миров (это слова Иоганна Кеплера). Если мы поймем природу, то, вероятно, сможем ее контролировать или как минимум уменьшить вред, который она может принести. В этом смысле наука дарит надежду.
Большинство великих дискуссий о депровинциализации разгорались совершенно без учета их практической подоплеки. Увлеченные и любознательные люди хотели понимать, в каких именно обстоятельствах они существуют, насколько уникальны или заурядны они сами и их мир, каковы на самом деле их происхождение и судьбы, как работает Вселенная. Удивительно, что некоторые из таких споров принесли необозримую практическую пользу. Именно метод математической аргументации, предложенный Исааком Ньютоном для объяснения движения планет вокруг Солнца, привел к появлению большинства современных технологий. Промышленная революция при всех ее недостатках – это по-прежнему глобальная модель, демонстрирующая, как земледельческая нация может выбраться из бедности. Результаты этих дискуссий были самыми насущными.
Могло случиться и иначе. Возможно, баланс обнаружился бы где-то в другой плоскости, что люди в большинстве своем не хотели бы ничего знать о неуютной Вселенной, что мы избегали бы бросать вызов господствующей мудрости. Несмотря на то что во все эпохи мы сталкивались с решительным сопротивлением, нам можно поставить в заслугу, что мы разрешили себе прослеживать доказательства, делать выводы, которые на первый взгляд кажутся устрашающими: Вселенная настолько велика и стара по сравнению с нашим личным и историческим опытом, что этот опыт оказывается мизерным и ничтожным. Это Вселенная, где ежедневно зажигаются звезды и уничтожаются миры, где новорожденное человечество ютится на безвестном каменном шарике.
Насколько приятнее было бы оказаться где-нибудь в глубине сада, в месте, специально созданном для нас, которое другие обитатели этого сада выделили нам, чтобы мы пользовались им как заблагорассудится. Подобный сюжет – излюбленный в европейской традиции, с той оговоркой, что не все в саду было предназначено для нас. Было одно дерево, плодов с которого мы не имели права вкушать, – древо познания. Знания, понимание и мудрость в этом сюжете были для нас запретны. Мы должны были оставаться невежественными. Но нам не удалось с собой совладать. Мы жаждали знаний – можно сказать, были созданы голодными. С этого и начались все наши несчастья. В частности, именно поэтому мы больше не живем в саду: человек узнал слишком много. Думаю, до тех пор, пока мы оставались бы нелюбопытными и покорными, мы могли бы удовлетвориться собственным центральным положением и важностью, рассказывая друг другу, что именно ради нас была создана Вселенная. Когда же мы дали волю нашему любопытству, принялись исследовать, узнавать, что на самом деле представляет собой Вселенная, нам пришлось покинуть Эдем. Ангел с пылающим мечом был поставлен у ворот Рая, чтобы помешать нам вернуться. Обитатели Рая стали изгнанниками и странниками. Иногда мы скорбим об этом утраченном мире, но мне это кажется слезливым и сентиментальным. Мы не могли вечно оставаться в счастливом неведении.
Многое в этой Вселенной кажется сотворенным. Всякий раз, сталкиваясь с чем-либо подобным, мы облегченно вздыхаем. Мы вечно надеемся найти Создателя или как минимум логически обосновать Его существование. Но вместо этого мы снова и снова узнаем, что естественные процессы – скажем, столкновения небесных тел и происходящий при этом «отбор», либо естественный отбор генофондов, либо даже принципы конвекции[17] в горшке с кипящей водой – могут рождать порядок из хаоса, что обманчиво наводит нас на выводы о существовании «замысла», которого на самом деле нет. В повседневной жизни зачастую создается ощущение – и в спальне подростка, и в государственной политике, – что хаос естественен, а порядок может быть только навязан свыше. Хотя во Вселенной и существуют более глубокие закономерности, чем те простые обстоятельства, которые мы обычно описываем как «организованные», весь этот порядок, простой и сложный, по-видимому, выводится из законов Природы, сложившихся в момент Большого взрыва (или ранее), а не являющихся следствием запоздалого вмешательства несовершенного божества. «Бог в деталях» – гласит знаменитое изречение немецкого ученого Аби Варбурга. Но на фоне немалой точности и красоты детали жизни и Вселенной также оказываются бессистемными импровизированными приспособлениями, во многом указывающими на неграмотное планирование. Что это нам напоминает: здание, заброшенное архитектором на раннем этапе работы?