Брат птеродактиля - Александр Чуманов

— Прекратите паясничать, ответчик! — возмутилась женщина-судья, повидавшая на своем веку еще и не таких нервных ценителей дармовой любви, хотя к тому моменту Аркашка уже и сам прекратил.

Окончательного решения суд, однако, не вынес. Отложил его до того момента, когда ребенок, чье отцовство требовалось установить, шестимесячного возраста достигнет и можно будет у него кровь для анализа взять.

Так что с души у Аркашки не отлегло. Наоборот, еще тягостней стало. Перспектива целых полгода жить в подвешенном, как говорится, состоянии ужасала его, слабонервного.

Но приехал домой, а там сеструха Татьяна несколько утешила. Она, также переживая за младшего братишку, которого почти единолично вынянчила без отрыва от школы, у кого-то, отменно владеющего вопросом, проконсультировалась. И тот ей сказал авторитетно: если группы крови у ребенка и Аркашки не совпадут, то судебный иск автоматически окажется несостоятельным. И можно было бы встречный подавать, если бы совправо предусматривало компенсацию морального ущерба. Но еще сказал авторитетный товарищ, что если группы крови даже совпадут, то это вовсе не будет исчерпывающим доказательством Аркашкиного отцовства. Ибо бесчисленное множество мужчин имеет такую же группу.

А заканчивалась данная юридическая консультация совсем жизнеутверждающе: если истица не смогла собрать сколь-нибудь убедительных свидетельств продолжительного сожительства с ответчиком и документов, подтверждающих ведение совместного с ним хозяйства, рассчитывая лишь на испуг истца да анализ крови, значит, истица просто дура набитая, что абсолютно очевидно и без того.

Весьма вероятно, что незадачливым сутяжницам кто-то тоже аналогичным образом сложившуюся ситуацию растолковал. Потому что судебный процесс дальнейшего развития так и не получил.

И постепенно Аркашка от всей этой истории отошел, хотя полученный житейский урок, пожалуй, до такой степени пошел на пользу, что, быть может, получился даже некоторый перекос всей последующей жизни. Увидеть же мальчонку, который чуть было не оказался его законным сыном, Аркадию Федоровичу первый раз привелось лишь лет через десять. Мальчишка со всех ног несся ему навстречу, и Аркадий Федорович мгновенно его узнал. Ибо сходство было очевидным. И, как писали в старинных книжках, «леденящий ужас сковал его члены». Но мальчишка пролетел мимо, никакого внимания не обратив на незнакомого, ни чем не примечательного мужика.

И ужас понемногу прошел. Ну, и что, в конце концов? Все равно — случайность, нелепое недоразумение. Тем более что отец, точнее отчим, у пацана давным-давно имеется, Ленка стала солидной и даже довольно видной дамой, и прямо-таки на роже написано, что муж у нее хорошо зарабатывает, получку в дом приносит всю до копеечки, и Ленка за всякое напоминание о своей несколько беспорядочной юности любому глаза выцарапает. А не напоминать — так даже и кивнет при встрече приветливо…

Но пора, однако, вернуться назад, где Аркашка с Мишкой вместе отдохнули после армейской службы всего две недели и, как порядочные сыновья, чтобы не обременять престарелых родителей бездельем своим, отправились на работу устраиваться. Долго они место приложения молодых сил не выбирали — кадры строителей коммунизма требовались везде, и везде заработки одинаковые примерно, если, конечно, не вербоваться к черту на рога за длинным рублем, возжелав от жизни всего и сразу, — отправились туда, откуда их три года назад забрили. Мишка — в «Сельэнерго» высоковольтные и низковольтные опоры покорять, Аркашка — на завод искусственного волокна, правда, не в ЖКО, а на сам завод. Кем угодно, лишь бы с отъявленными сантехниками больше дела не иметь.

Мишке старые друзья искренне обрадовались, само собой, после работы сразу небольшой пикничок под тополями у речки сгоношили — они всегда в летний период на вольном воздухе предпочитали производственные вопросы обсуждать, а какие ж еще, у нас от веку пролетариат, даже отдыхая, — все про работу да про работу, черт бы ее побрал. Впрочем, в этот раз сперва терпеливо выслушали Мишкин отчет о службе, потом каждый свои армейские деньки очень тепло и с чувством глубокой благодарности вспоминал, Мишка, хоть и без гармошки, даже песню затянуть пытался: «Это ничего, что мы с тобою, дружище, всего лишь на три года стали старше!..», но лирический почин поддержан не был. Во-первых, потому, что на пикничках, устраиваемых трудовыми коллективами, в отличие, к примеру, от обычных выпивок на лоне природы с кем попало, петь почему-то не принято. А во-вторых, собрались в бригаде люди самых различных годов призыва, и у них в башках если даже сохранились отдельные строчки, то от совсем других песен. Но в целом чинно-благородно посидели, даже без обычных мелких стычек обошлось, и не надрался никто — дело-то ведь не в получку было, денег — в обрез.

А Аркадия Федоровича, окрепшего и возмужавшего, набравшегося в войсках полезного опыта реальной субординации, хотели кинуть механиком в прядильный цех. Там на днях сорокалетнего механика прямо с работы увезли в больницу с инфарктом. Но только Аркадий Федорович про это услыхал, сразу давай, как говорится, руками и ногами отбиваться от столь, вообще-то, высокого назначения. Даже и слушать не захотел про то, что несчастный механик отнюдь не по причине вредных условий труда рубец на сердечной мышце схлопотал, а потому, что в молодости слишком серьезно увлекался лыжными гонками да летними кроссами, отстаивая спортивную честь то школы, то воинской части, то родного завода — вот оно и сказалось.

В конце концов кадровичка, все аргументы исчерпав, презрительно усмехнулась и выписала Аркадию Федоровичу направление в ОГМ, на самую тухлую для начинающего — конечно, опять начинающего — итээровца должность техника-конструктора с окладом… Ну, с тем самым окладом, какой любил иметь техник Пупкин из популярных некогда советских анекдотов, скорей всего «техниками Пупкиными» и сочиняемых от безделья, скуки да чувства полной бесперспективности существования.

Естественно, ничего в том «огээме» никто сроду не конструировал, ведь нельзя же всерьез называть конструированием изредка набрасываемые кем-нибудь простейшие эскизики валов да сварных стеллажей, по которым в мехцехе что-нибудь столь же изредка и весьма приблизительно изготавливалось. А большую часть времени трудовой коллектив отдела занимался чем придется. В сущности, время убивал. Если получалось, то даже с некоторой пользой для родного предприятия. Но во всяком случае, без особого вреда для него. В «огээме» в основном прожигали жизнь женщины: молодые сидели на больничном с малолетними детьми; а которые постарше любили брать бюллетень сами. Причем, проявляя известную сознательность, скопом, даже в дни эпидемий гриппа, никогда — каждая, прежде чем захворать, терпеливо дожидалась возвращения на работу предыдущей больной.

Рабочий день обыкновенно проходил в разговорах на разные животрепещущие, не имеющие отношения к искусственному волокну темы, хотя если происходила примерка чьей-нибудь новой нейлоновой кофточки, то проблемы органического синтеза обсуждались не менее заинтересованно, чем, к примеру, особенности личной жизни председательницы завкома и начальника транспортного цеха. Пили чай, навещали коллег из других подразделений заводоуправления, готовились к очередным праздникам и даже нередко репетировали номера художественной самодеятельности, которая на заводе была весьма развита и часто занимала призовые места не только на районных конкурсах, но даже пару раз на областных и в которую тотчас вовлекли Аркадия Федоровича в качестве драматического артиста и певца. Правда, драмкружок лишь однажды поставил некий водевиль на сцене заводского клуба, но успеха не случилось, и коллектив распался навсегда, зато в заводском хоре «Романтики» Аркашка безропотно пел двадцать лет, пока он тоже не развалился вместе с заводом, его породившим…

Ах да, конечно, еще трудящиеся отдела перерабатывали порой довольно изрядное количество всевозможных «входящих», вырабатывая в ответ на них соответствующие «исходящие».

Аркадию же Федоровичу да еще одному дурику — по образованию даже инженеру, которого весь завод звал Саней Соколовым — по причине их иной, чем у прочих, половой принадлежности следовало исполнять самую хлопотную обязанность — периодически выступать в качестве толкачей. Ну, не посылать же в командировки женщин, когда аж два мужчины есть. Ведь, помимо известных всем особенностей жизни командировочных — грамотней, разумеется, «командированных», но не нам ломать вековую традицию — в данном случае требовался чисто мужской взгляд на предметы, являвшиеся целью командировок. Считалось, что «бабы обязательно привезут не ту запчасть. Если вообще что-то привезут». А воспоминания о том, что «бабы» вообще-то имеют техническое образование и обязаны разбираться в запчастях наравне с мужиками, считались в коллективе недопустимым моветоном.