Хочу съесть твою поджелудочную - Сумино Ёру

Пусть её поджелудочная железа исцелится.

Оказалось, я молился дольше Сакуры. Наверное, молиться, когда ты знаешь, что желание не сбудется, проще. А может статься, она просила о чём-то другом. Мне не хотелось об этом спрашивать. Молитву возносят в тишине и одиночестве.

— Я попросила, чтобы мне до самой смерти оставаться бодрой. А ты, [мой друг]?

— Чего ни пожелай, ты всё топчешь.

— Неужели ты попросил, чтобы я постепенно слабела? Подлец! Как я в тебе ошиблась!

— Зачем мне молиться о чужом несчастье?

Я не стал говорить, что её предположение полностью расходится с тем, о чём я молился на самом деле. Кстати, а не учёбы ли бог здесь обитает? Впрочем, как божество, он не станет переживать из-за такой мелочи, как просьба не по адресу.

— Давай тащить бумажки с предсказаниями!

Я встретил предложение хмурой гримасой. По-моему, предсказания плохо сочетались с её участью: в них описывается будущее, а у неё будущего нет.

Но она поспешила к месту, где торговали предсказаниями, без колебаний бросила в ящик сто иен и вытащила бумажку. Я нехотя последовал её примеру.

— У кого лучше, тот выиграл!

— Это что, соревнование?

— О, «большая удача»! — с радостным видом сказала она. Убиться можно! За кого бог её принимает? Вот доказательство, что предсказания не имеют никакой силы. Даже если считать это проявлением божественного сострадания к той, кто раньше вытянул «чудовищное несчастье».

Сакура оглушительно расхохоталась:

— Ха-ха-ха-ха-ха! Нет, ты глянь! «Болезнь, затем выздоровление»! Меня же не вылечить!

— Главное, что тебе весело.

— Что у тебя?

— «Удача».

— Это больше, чем «маленькая удача»?

— Или же меньше, чем «большая».

— В любом случае я выиграла. Хе-хе!

— Главное, что тебе весело.

— «Вас ждёт счастливый брак»… Рада за тебя.

— Если ты правда за меня рада, почему цедишь это сквозь зубы?

Она наклонилась ко мне, приблизила своё лицо вплотную к моему и противно захихикала. «Красивая, пока не открывает рот», — подумал я, чувствуя себя неисправимым неудачником.

Отведя глаза, я ещё какое-то время слышал её «гы-гы-гы». Отсмеявшись, она ничего не сказала.

Выйдя из основного храмового строения, мы зашагали обратно тем же путём, что пришли. Мост переходить не стали, свернули налево, к часовне с храмовыми сокровищами и водоёму, названному «Ирисовый пруд». В пруду плавало множество черепах, и мы сходили к торговой палатке, купили для них корма и высыпали в воду. Пока я наблюдал за ленивыми движениями черепах, мне показалось, что и жара немного отступила. Отрешённо кидая корм, я услышал, как с моей спутницей заговорила какая-то маленькая девочка. «Вот уж точно — мой антипод», — подумал я, глядя, как Сакура с улыбкой ей отвечает. Когда девочка спросила: «А это ваш парень?», Сакура сказала: «Нет, мы просто друзья!», оставив малышку в растерянности.

Закончив кормёжку, мы отправились дальше вдоль пруда и наткнулись на кафе. По предложению Сакуры зашли внутрь. Там работал кондиционер, и мы оба невольно вздохнули. В просторном помещении кроме нас находились ещё три группы посетителей. Семья, элегантная пожилая чета и немного крикливая компания из четырёх женщин. Мы сели в зале возле окна.

Вскоре к нам подошла милая старушка, принесла два стакана с водой и спросила, что мы будем заказывать.

— Умэгаэ-моти[15], две штуки, и, пожалуй, чай. Тебе тоже чаю?

Я кивнул, и старушка, улыбаясь, скрылась в глубине кафе.

Прихлёбывая холодную воду, я чувствовал, как постепенно понижается температура тела. Прохлада добралась до самых кончиков пальцев, и мне стало легче.

— Значит, печенье умэгаэ-моти…

— Очень известное лакомство. В путеводителе вычитала.

«Простите за ожидание», — сказала подошедшая официантка, хотя я мог бы клятвенно заверить, что ждать нам не пришлось. Она выставила на стол красную тарелку с умэгаэ-моти и два зелёных чая. Платить полагалось вперёд, и мы передали ей монеты, разделив сумму на двоих поровну.

Пекли здесь, похоже, прямо на месте. Белые круглые печенья покрывала хрустящая корочка, а внутри они оказались щедро начинены сладкой бобовой пастой с лёгким солёным привкусом. Удивительно вкусно, и прекрасно сочеталось с зелёным чаем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Объедение! Ты правильно поступил, что пошёл со мной.

— В некоторой степени.

— Нет чтобы согласиться! Смотри, когда меня не станет, ты снова будешь один.

«И пусть», — решил я. Для меня нынешнее состояние — отклонение от нормы.

Когда её не станет, я просто вернусь к прежней жизни. Не буду ни с кем общаться и спрячусь в мире романов. Вернусь к обычным дням. В этом нет ничего плохого. Только я сомневаюсь, что она меня поймёт.

Покончив с умэгаэ-моти и потягивая чай, она разложила на столе информационный журнал.

— Какие теперь планы?

— Что, разохотился?

— Пока смотрел из синкансэна на пугал, решил: раз уж назвался груздем, полезу в кузов.

— Тебя не поймёшь. Слушай, я составила список, что мне хочется успеть сделать до смерти.

Хорошая идея. Осознала, наверное, что, проводя время со мной, тратит его впустую.

— Например, съездить куда-нибудь вместе с мальчиком или поесть тонкоцу-рамэн на родине этого кушанья[16]. Поэтому я отправилась в нынешнее путешествие, и моя финальная цель на сегодня — поужинать похлёбкой из потрохов. Если выгорит — буду довольна как слон. Хочешь съездить ещё куда-нибудь?

— Нет. В целом я ко всяким местным достопримечательностям равнодушен; где что — разбираюсь плохо. Как я уже вчера написал, поехали туда, где ты хочешь побывать, пока не умерла.

— Вот как? Как же быть… Ой!

Она глупо вскрикнула. Потому что помещение огласили треск чего-то разбившегося и чей-то грубый возглас. Мы оглянулись на звуки и увидели, что одна из четырёх шумных женщин, самая толстая, кричит визгливым голосом. Рядом с ней в поклоне застыла давешняя старушка. Похоже, она споткнулась и опрокинула чашку. Звон разбившегося фарфора и отвлёк Сакуру от тягостных раздумий над следующим пунктом программы.

Я следил за развитием ситуации. Старушка рассыпалась в извинениях, но женщина, на платье которой, похоже, попал чай, постепенно взвинчивала градус истерики и всё больше походила на безумную. Я посмотрел на мою спутницу: та тоже, попивая чай, наблюдала за происходящим.

Я надеялся, что страсти скоро улягутся, но крикунья обманула мои ожидания — доведя себя до белого каления, она грубо толкнула старушку. Пошатнувшись, та врезалась в стол и вместе с ним повалилась на пол. Во все стороны полетели одноразовые палочки для еды и бутылочки с соевым соусом.

Из всех присутствующих остаться сторонним наблюдателем решил один я.

— Эй вы!

Я впервые слышал, чтобы моя спутница так повышала голос. Вскочив со своего места напротив меня, она поспешила к упавшей старушке.

«Ну ещё бы», — подумал я. Вот оно: я хочу остаться в стороне — Сакура рвётся в гущу событий. Я был уверен, что она, как моё зеркальное отражение, так и поступит.

Помогая старушке подняться, она заорала на женщину, ставшую ей врагом. Та, конечно, сопротивлялась, но тут проявилось истинное достоинство Сакуры. Другие посетители кафе — отец семейства, пожилая пара — запоздало поднялись со своих мест и пришли ей на помощь.

Лицо женщины, закатившей скандал, и лица её товарок стали пунцово-красными. Попав под огонь с нескольких направлений, они, осыпая собравшихся оскорблениями, выскочили из кафе, словно спасаясь бегством. После отступления противника Сакура удостоилась благодарности от старушки и восхищения от окружающих. Я по-прежнему пил чай.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Поставив на место упавший стол, Сакура вернулась ко мне. «С возвращением», — сказал я и, видя, что она всё ещё злится, подумал, что сейчас мне попадёт за неучастие. Но этого не случилось.

— Бабушка сказала, что споткнулась, потому что та тётка внезапно выставила ногу. Отвратительная выходка!

— Да уж.