Грязь - Никколо Амманити
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джулия Джованнини смотрела на захватчиков, восседавших за ее столом. Если бы ей хватило мужества, она встала бы и потребовала, чтобы они убирались вон. Все до единого.
Оставьте меня. Я просто хочу спать.
Но мужества у нее не было ни капли. И она прекрасно знала, что его у нее никогда в жизни не было.
А ему ты сама дала ключи от твоей квартиры… и их ты тоже сама пригласила.
Почему она больше не чувствовала себя сильной? Почему она совсем не разбирается в людях? Почему позволяет всем над собой измываться? И почему эта плоскогрудая мымра сидит тут и задает тон за ужином, который приготовила Джулия? И почему этот козел не отрываясь глядит на нее влюбленными глазами?
А я? Я для тебя ничего не значу, ублюдок? Я ничего не стою. Ноль без палочки. Я нужна, только чтобы готовить тебе ужин, стирать тебе штаны и делать тебе минет?
И тут она услышала голос милоймамочки:
Звездочка моя, прекрати, ну, прекрати! Сделай это для своей мамочки. Ничего страшного. Как папа говорил? Любую ошибку можно исправить. И так просто исправить!
Ты должна заставить его за все платить.
Показать ему, кто ты.
Поняла, малышка моя?
Заставь его за все платить!
Да, милаямамочка. Да, милаямамочка. Я докажу тебе, что я не такое ничтожество. Ты увидишь, твоя дочь с Нового года стала совсем другим человеком.
Какой-то тип, чье имя она сейчас даже вспомнить не могла, повис на ней и что-то все время говорил.
Чего ему надо? Чего он к ней прицепился? Ей и без него есть о чем подумать.
Она усилием воли прогнала из головы мамочку.
«…Было бы неплохо. Немного музыки. Потанцуем. Праздник ведь. До Нового года сорок минут осталось! Поставишь музыку?» — говорил этот парень с улыбочкой, которая ей показалась отвратительной.
Лживый. Лживый, как Иуда. И он тоже считает ее ничтожеством.
«Что? Извини, не слышала?»
«Ты не могла бы поставить какой-нибудь диск или кассету?»
Джулия улыбнулась в ответ. Чудесная фальшивая улыбка. Улыбка идеальной хозяйки.
Мой дом — твой дом.
Музыки хочешь? Будет тебе музыка!
Она поднялась из-за стола и, проходя мимо зеркала, поправила прическу.
«Конечно. Конечно. Немного музыки. Хорошую кассету, чтобы праздник был веселее…» — сказала она и направилась в свою комнату.
54. ГАЭТАНО КОЦЦАМАРА 23:25
Гаэтано Коццамара мыл под кухонным краном свой опухший и посиневший, как баклажан, нос.
Этот козел Скарамелла, кажется, сломал его.
Но Гаэтано тоже в долгу не остался: рассек ему скулу.
Приложив к носу какую-то грязную кухонную тряпку, он пробрался через группу болельщиков, опустошивших холодильник и готовивших макароны с помидорами и базиликом, пока кухарка-филиппинка плакала, сидя на стуле.
Он просто не знал, как быть. Куда деваться. Он был в шоке и не мог ничего придумать.
Да какого черта, будь что будет, — устало подумал он.
И вошел в гостиную.
Они плясали. Все. Гостиная превратилась в огромный танцпол. Старики. Старухи. Дети.
Каждый имеющий ноги выделывал сумасшедшие пируэты. Им было весело.
Гаэтано изумленно смотрел на них и подумал, что, возможно, несмотря ни на что, он сделал большое дело.
Устроил праздник для земляков. Никто из них, наверное, раньше не бывал в таком красивом доме.
«Гаэтано! Гаэтано!» — окликнули его.
Обернувшись, он увидел побагровевшее лицо пожилого маркиза Серджье.
Гаэтано аж съежился.
«Я узнал, что это ты устроил праздник. Поздравляю! Я уже давно так не веселился. Молодец!» — проговорил маркиз картавя и похлопал его по плечу.
Он не успел в ответ и рта раскрыть, а маркиз уже опять отплясывал как сумасшедший.
Видишь, тебе даже комплименты говорят, — подумал он, немного успокоившись.
Он обратил внимание на одну девушку, она танцевала. Он уже где-то видел ее раньше. В Ноле, конечно. Но где именно? Она была просто класс! Черные кудри, темные цыганские глаза. На ней была ну очень короткая мини-юбка и чисто символическая маечка.
Гаэтано оглядел себя в зеркало.
Нос распух и покраснел. Но не сильно. Он пригладил волосы, заправил в штаны выбившуюся рубашку и легким шагом двинулся к ней.
«Извини! Я — Гаэтано Коццамара, это я устроил вечеринку… мне кажется, мы уже встречались… не могу припомнить где. Может, на Майорке?»
Девушка остановилось, переводя дыхание, и широко улыбнулась ему, продемонстрировав ровные белоснежные зубы.
«В гостиничном колледже… Конечно, мы знакомы! Я Котиконе Анджела. Я тебя хорошо помню. Мы учились в одном классе. А потом тебя выгнали…»
«Я мало занимался…» — пробормотал он смущенно.
Котиконе Анджела. Она сидела за первой партой. Ну и мымра же она тогда была! Вся такая прыщавая, а сейчас… Выросла, оформилась. У нее потрясная фигура!
«Да уж, ты был ужасно тупой. Помнишь училку Пини?»
«Ну как же… итальянский вела».
Сегодня эта — моя. Сейчас слегка ее обработаю, но, думаю, она свободна. Повезу ее к себе…
«Нет! Английский… помнишь? Я тебе хочу сказать кое-что. Когда мы вместе учились, ты мне ужасно нравился. Я, помню, в дневнике кучу страниц исписала твоим именем: Коццамара, Коццамара, Коццамара… я знаю, что ты теперь в Риме живешь, говорят, ты телевизионщиков знаешь…» — говорила она, лукаво улыбаясь.
Ладно, ладно. Котиконе Анджела меня провоцирует… хочешь получить по полной?
«Слушай, почему бы нам не пойти отсюда?.. Я и ты. Вдвоем. Здесь скука смертная. А сегодня весь Рим с ума сходит. У меня тут внизу машина, и я знаю одну вечеринку на пароходе на Тибре…»
Похоже, что она заинтересовалась, но колеблется.
«Анджела, в чем дело? Не хочешь?»
«Я бы пошла. Мне, правда, очень хочется пойти, но тут мой парень…»
Это был удар в поддых, однако Гаэтано знал: его очарования хватит на то, чтобы увести эту девушку от ее мужчины.
«Тебе не кажется, что это так возбуждающе — сбежать с предметом своей прежней страсти в лучшие края…»
«Да, конечно… только…»
Твердый орешек! Но я ее уломаю! — подумал Гаэтано и пронзил девушку пламенным, как у Антонио Бандераса, взглядом.
55. НАВОЗНИК 23:28
После ухода проститутки Рыло и Серьга переругались.
«Этот, — орал Рыло, указывая на адвоката, визжавшего, как свинья, которую режут, — видел нас в лицо, всех троих… нам хана. Я лично не собираюсь Новый год в тюрьме встречать…»
«Да какая тюрьма, что ты несешь… все в порядке…» — ответил Серьга, который свое дело знал и, в отличие от коллеги, думал головой.
«С кем в порядке?»
«С этим адвокатом! Послушай меня. Да, мы воруем, но он… он позволяет шлюхам на себя какать. Понял? Что хуже? Ну-ка, скажи…»
Рыло отреагировал незамедлительно. Без колебаний.
«Он — свинья… а мы просто воры. А от него просто тошнит».
Адвокат по-прежнему хныкал. Его оглушительный плач перекрывал даже грохот фейерверка.
Просто кошмар.
«У меня сейчас уши лопнут, — буркнул Серьга, а потом злобно сказал адвокату: — Черт… да заткнись ты!»
Не помогло. Тот по-прежнему орал:
«ААААА! Помогите! Не делайте мне больно, пожалуйста! Я вам все отдам… что попросите!»
«Навозник, займись им, пожалуйста. Я так сосредоточиться не могу», — устало произнес Серьга.
Навозник, сидевший за письменным столом, выгребал канцелярские принадлежности: авторучки, фломастеры, тетради, скрепки, старательные резинки. Все, что может понадобиться его сыну Эросу, который учится в пятом классе.
«Навозник, пожалуйста! Ты не хочешь помочь?»
«А? Что? Я отвлекся».
«Адвокат! Заставь его заткнуться, ради бога!»
Навозник, с карманами, набитыми ручками и карандашами, приблизился к адвокату, дергавшемуся, вопившему и бившему ногами, как ребенок, которого ведут на укол.
Поглядел на него и ни с того ни с сего вдруг залепил ему пощечину со звуком «чпок».
«Аааааааа!» — взвыл адвокат и свернулся калачиком, как брошенный в кипяток омар.
Что-то вздрогнуло у Навозника внутри, словно у первобытного человека при виде огня.
В этом вопле отразилось не только страдание, там было что-то еще, что-то большее, было удовольствие. Да, удовольствие.
Странно. Очень странно…
И он засветил адвокату еще раз, с научной целью.
«Аааааа! Дааааааа! Еще», — прохрипел адвокат.
Ему нравится! Понял? Этой свинье нравится, когда его бьют! — догадался вдруг Навозник.
Адвокат лежал счастливый, привязанный к столу, прикрыв глаза, как блаженствующий кот, из влажного рта стекала слюна.
«Я все про тебя понял! Ты — свинья, ты…»
Навозник не мог подобрать слова.
