Некромерон - Виктория Угрюмова

— Ну вы, мама, такое придумаете. Она же еще дитя совершенное, ей и пятидесяти нет. К тому же у нее роман с совсем другим кавалером, на меня она даже смотреть не захочет.

— Да надо быть совершеннейшей ехидной, чтобы не посмотреть на такого красавца! — возмутилась Мунемея. — А она ничего себе, копытца, хвостик, ушки — все при ней. Дети у вас были бы прехорошенькие. И я бы внучков понянчила.

— А, — покривился Такангор. — Мне по женской части не везет совершенно. Это вот братцу Милталкону на роду написано дам-с очаровывать. Вот подрастет и отобьет себе Эфулерну, если захочет.

— Не смей так о брате отзываться! — вспылила минотавриха. — Он же в тебе души не чает, подражает во всем. Небось сейчас где-нибудь дурью мается — кольцо в нос вставляет.

— И чего я такого плохого сказал? Ну не собираюсь я жениться. Мне сперва надо чего-нибудь добиться в жизни, а потом уже о семье думать. Вы сами сколько раз твердили, что я из выдающейся семьи произошел, что вся наша родня прославилась. Только про себя ничего не рассказываете…

— А что я? — смутилась внезапно Мунемея. — Скромная лабиринтохозяйка, мать шестерых детей. О чем тут рассказывать?

— Ну, была же у вас какая-нибудь жизнь, истории всякие из детства или юных лет. Как вы с папой познакомились?

— Познакомились, как все. На танцах. Я молоденькая была совсем, хорошенькая, его мой то… танец заинтересовал… Ты мне лучше объясни, как в этом виде можно чего-то добиться. — И Мунемея смягчила свою критику нежным поцелуем.

— Напрасно вы, мама, привередствуете, — насупился Такангор. — Это очень современно и для карьеры необходимо, потому что стильно и солидно. Теперь другие времена, одним папиным топориком не отделаешься.

Мать укоризненно покачала головой:

— Времена-времена. Времена, сынок, никогда не меняются. Просто молодым вечно кажется, что они откроют новый мир. Рано тебе еще в свет выбираться. Посидел бы дома, поучился уму-разуму у мамы, братьев и сестричек понянчил бы. Я так мечтала, что поставлю тебя на ноги и хоть какая-то польза от этого в хозяйстве произойдет. Нет, тебе сперва заматереть надо, а потом и о карьере подумать можно.

Непросто поставить детей на ноги. Особенно ранним утром.

— С вами заматереешь. Тут никаких опасностей на шесть полетов стрелы не видно. А я по сече истосковался.

Мунемея даже отшатнулась от сына:

— Как ты мог истосковаться, если еще ни разу не был на войне?

— А это во мне папина кровь говорит. Громко так говорит.

Такангор развернул наугад газету и пробежал ее взглядом. Внезапно одна статья привлекла его внимание, и он принялся читать, старательно шевеля губами и ушами в такт словам.

— О! Слушайте, мама. В «Королевском паникере» пишут, что великий некромант Зелг да Кассар собирает в своем поместье армию, в которой преимущество отдается минотаврам и троглодитам, — при чем там слабосильные троглодиты, неясно. Наверное, он не читает специальной литературы. Так-так-так, вот…

«…армию с целью захвата власти в Тиронге и последующего завоевания всего известного мира. Минотавры и троглодиты образуют стальной ударный кулак его войск, а на помощь им он поднимет из праха скелеты и умертвил, именуемые зомби, и сие воинство будет непобедимо. Сможет ли правительство вовремя отреагировать на происходящее и принять превентивные меры…»

Про правительство это неинтересно, это политика. А вот армия минотавров — это именно то, что мне нужно. И не вздумайте меня отговаривать. Я твердо решил, что отправлюсь к этому самому Зелгу и стану его правой рукой. Интересно, он на самом деле такой могучий волшебник?

— Про Зелга не скажу, но все герцоги да Кассар до него были величайшими некромантами и опаснейшими противниками. Или самыми верными и могучими союзниками… — тихо сказала Мунемея.

— Откуда вы знаете? — встрепенулся Такангор.

— Я сто пятьдесят лет выписываю и читаю «Королевский паникер», — сердито ответила минотавриха. — Конечно, я кое-что знаю. Или ты думаешь, что у меня в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Как ты можешь думать такое о родной матери?!

— Вы, мама, меня не поймете, — сказал Такангор, раздувая ноздри, — но попытайтесь вникнуть, встать на мое место. Я хочу прославиться в боях и битвах, я хочу оказаться в самой гуще сражения, хочу полководцем быть. Вы меня отпустите по-хорошему, потому что я все равно сбегу.

— С Прикопсами попрощайся и к мадам Горгароге зайди, прежде чем сбегать, — вздохнула Мунемея. — С братьями и сестрами поговори, наставления дай. А я пока соберу мешочек с продуктами на дорогу и заодно постараюсь тебя понять.

И она удалилась в глубь лабиринта — по-царски величественная и неприступная.

Из лабиринта не выйдешь, срезая углы.

По странной случайности…

Хотя нет, не так. Не бывает странных случайностей, ибо в подлунном мире все взвешено, посчитано и потому закономерно. Судьба — это такое сложное рукоделие в руках рассеянных богов. Установив сию непреложную истину, попробуем начать заново.

По неизбежному совпадению ту же самую статью читал в эту минуту некто невероятно импозантный в черно-фиолетовом костюме. Как достижение журналистики статья оставила его абсолютно равнодушным, а вот как некое закодированное сообщение — заинтересовала.

Рекламные объявления содержат единственные правдивые сведения, которые можно найти в газетах.

— В газетах никогда не пишут ни правды, ни полправды, ни даже четверть. А поскольку это газета официальная, то сие вранье с умыслом, нет? — обратился он к себе с той интонацией, с какой беседует сам с собой человек, у которого это давно вошло в привычку. — Допустим, что Зелг действительно решил вернуться домой. Вполне вероятное предположение. Мальчику не чужд некий романтизм — болезнь всех интеллектуалов. Он всегда обзаводился привязанностями, хотя ему с детства твердили, что это не только бесполезно, но и опасно — я сам тому свидетель.

Второе допущение. В стране назревает смута, и этот человечек — удивительно удачный кандидат на роль пугала. Будь я королевским министром или королем, я бы не преминул воспользоваться его возвращением и стал уже сейчас подготавливать общественное мнение.

Третье. При чем тут минотавры и троглодиты? Вот этого я совершенно не понимаю, но что можно понять в судьбе человека, чей род давно и безнадежно проклят?

Вывод. А вывод может быть единственный: надо и мне поучаствовать в событиях, ибо я полагаю, что они будут очень и очень неоднозначными и уже потому интересными. Жалко пропустить такое действо. Вот быстренько приведу в порядок дела — и в путь.