Ничья - Юлия Латынина

На глазах Елены показались слезы, и она отвернулась, чтобы стать против ветра, а когда она повернулась опять, она увидела, что у портика «Капитолия» тормозит семинский «мере». «Мере» остался таким же белым, каким был всегда. Она вздрогнула и шагнула к «мерсу».

Из «мерса» вылез Семин, в короткой дубленке, а с заднего сиденья выпорхнула его жена, в длинной блестящей шубке. Елена. услышала заливистый женский смех, и ветер донес до нее обрывок начатой в машине фразы:

– Как можно жить в вашем Нарыме зимой? Котик, поедем на Новый год в Эмираты, а?

Елена застыла в тени колонны, и Семин прошел мимо нее в тепло отделанного ею клуба, не заметив своей бывшей любовницы, и в этот момент Елена поняла, что она больше не хочет жить, потому что ничего, что она могла бы сделать в жизни, не имеет смысла без Семина.

Под портик «Капитолия» вкатилась еще одна машина, щупленькая, среднего класса «японка», и Елена чуть было не шагнула ей навстречу, а потом сообразила, что делать этого не стоит: здесь, у подъезда, и света было достаточно, и машины ехали совсем медленно, и никто бы ее, конечно, не сбил, а так – только помял бы чуть-чуть.

Елена сделала несколько шагов и оказалась на набережной, в десяти метрах от собственного безмолвного «ниссана». Метель била в лицо Елене, набережная была погружена во тьму, и редкие машины катились по ней осторожно, прощупывая тьму щупальцами противотуманных фар. Елена пропустила первую машину, щупленький «жигуленок», пробиравшийся по улице бочком и на скорости в двадцать километров в час. Вторая машина была «БМВ», но она мигала левым поворотником в знак того, что сейчас свернет к «Капитолию», и оттого двигалась довольно медленно.

Третья машина оказалась то, что надо. Она летела по набережной на немыслимой для ночного гололеда скорости в восемьдесят километров в час, и, судя по яркости габаритов, это был огромный и тяжелый джип. Елена шагнула на середину улицу. Она еще успела заметить внезапно включившийся левый поворотник (джип, оказывается, таки-тоже ехал в «Капитолий»), отчаянный визг тормозов и закрутившуюся волчком угольно-черную громаду, а потом ее крепко приложило о тонированные стекла и черный хром крыла, и Елена провалилась в глубокую воронку без дна.

Елена открыла глаза. Она лежала на широкой двуспальной постели, в светлой комнате с белыми стенами и затянутым в ковролин полом, и если это был рай, то следовало признать, что рай в последнее время стали отделывать как спальню «нового русского». Окно было забрано роскошным узором из заиндевевших снежинок и искрилось на солнце, и сквозь неровное оттаявшее пятно на окне был виден кусочек ослепительно синего неба и закатывающегося за горизонт солнца.

Надо было быть ужасно везучей, чтобы ночью на ледяной дороге броситься под джип, который прет со скоростью восемьдесят километров в час, и остаться в живых. И кроме того, у джипа должен был быть чертовски хороший водитель.

Елена лежала в постели минут пятнадцать, прислушиваясь к собственным ощущениям, а потом нашарила на тумбочке «ленивчик» и включила большой плоскоэкранный телевизор, расположившийся на полу наискосок от кровати. По телевизору показали губернатора, агитирующего депутатов за краевой бюджет, а потом – здание арбитражного суда.

Телеведущий сказал, что сегодня Нарымский краевой суд удовлетворил иск фирмы «Кром-инвест» о введении внешнего наблюдения в компании «Нарымгеологоразведка». Затем на экране показали офис нарымского предпринимателя Виктора Семина, и самого Семина, стоявшего в распахнутой дубленке на фоне ледяной царь-птицы при входе. Корреспондент спросил Семина, правда ли, что за иском «Кром-инвеста» стоит сам Семин, и Виктор ответил, что доходы от нарымской нефти должны оставаться в крае.

Елена поняла, что она не может смотреть телевизор и поскорее его выключила. Она полежала еще немного, а потом осторожно встала, прислушиваясь к собственным ощущениям. Когда она встала, у нее потемнело в глазах, но оказалось, что она вполне может ходить, держась рукой за стенку. Под кроватью отыскались пушистые тапочки, а в сверкающей ванной, соединенной со спальней ослепительно свежий халат.

Елена надела халат и вышла из спальни. Она оказалась в холле второго этажа, широком и просторном. Холл кончался балюстрадой, увитой листьями и цветами, а за балюстрадой, в сквозном эркере, пронизывавшем здание с первого этажа по третий, качались верхушки пальм. Было странно впервые в жизни видеть живую листву серого цвета.

Елена прислушалась: в доме было абсолютно тихо, и только откуда-то сверху доносился шум. Елена поднялась на третий этаж. Третий этаж был мансардой, и всю площадь его – без малого сто квадратных метров, – занимал спортивный зал. Справа от лестницы стоял низенький бильярдный стол с полосатыми шарами, а дальше начинались маты. С потолка на растяжке свисала похожая на гигантскую урючину боксерская груша.

По этой-то груше и лупил безостановочно Сергей Вырубов.

Елена оперлась о бильярд и стала смотреть. Прошла, наверное, минута, и Вырубов внезапно обернулся. На мгновение глаза Елены встретились с его глазами. В холодных обесцвеченных зрачках пряталась жадная нежность и какое-то странное одиночество. Сердце Елены вздрогнуло, но тут Сергей улыбнулся и отвел глаза в сторону, и Елена поняла, что то, что она приняла за заинтересованный мужской взгляд, было всего лишь игрой света и, возможно, блеском глаз раззадоренного тренировкой хищника.

– Очнулась? – спросил Сергей.

– Как я сюда попала?

– Ты бросилась под мой джип. У меня водила бывший раллист.

Елена опустила глаза.

– Я не нарочно, – проговорила она… – Было… было темно… а я искала машину побольше…

Вырубов молчал. Елена вдруг вскинула голову:

– Почему вы не отвезли меня в больницу?

– Не хочу, чтобы про меня писали, что моя тачка сбила пешехода, – ответил Вырубов. – Это порочит честный облик простого российского авторитета.

Помолчал и добавил:

– Иди ложись. Завтрак тебе принесут в постель.

Вырубов появился в спальне спустя десять минут, с подносом, на котором красовался стакан с апельсиновым соком, баночка йогурта и свежие поджаренные гренки. Там же стояла плошка с пахнущим малиной джемом, и исходил ароматным паром узорчатый чайник.

Елена не могла не удивиться, что Вырубов пришел сам. «А интересно, это по их бандитским понятиям не унизительно – прислуживать женщине? – подумала она. И вообще, где все его люди?»

Елена оказалась голодной. Она быстро проглотила и свежую, восхитительно тающую во рту гренку, выела баночку с йогуртом и неторопливо, глоточками стала пить кофе. Вырубов сел в кресло рядом, и Елене. показалось, что он смотрит, как она ест. Но когда она скосила глаза, она увидела, что он читает газету.

Когда с гренками и кофе было покончено, Вырубов переставил поднос с постели, на столик, стряхнул несколько крошек и спросил:

– Почему ты хотела убить себя?

Елена подумала, что сейчас самое время назвать имя Неелова. Интересно, что он сделает с владельцем клуба? Самое меньшее, – заставит выплатить деньги.

– Так, – сказала Елена. Вырубов помолчал.

– Так, значит, так.

Поднялся гибким и легким движением со стула.

– Когда поешь, позови девочку Она уберет.

Он уже стоял у двери комнаты, когда Елена спросила:

– Ой, Сергей Павлович, а вы сами… не пострадали?

– Нет, – сказал Вырубов.

– А джип?

– А за джип будет платить водитель.

– Почему?! – изумилась Елена.

– Потому что по инструкции он в таких случаях тормозить не должен. А вдруг это ловушка?

Елена слишком рано выползла из постели. Какие бы призы в свое время ни брал бывший раллист, сидевший за рулем злополучного джипа, – сотрясение мозга она заработала. К тому же Елена элементарно простыла, бегая по морозу в неприспособленном для этого пальтишке, и уже вечером того дня, в который она очнулась, она лежала в постели с воспаленным горлом, ангиной и температурой тридцать девять и пять.

Время от времени она просыпалась и таращила воспаленные глаза, и тогда смазливая девочка лет двадцати, видимо попавшая в вырубовский особняк совсем по другой надобности, поила ее горячим молоком и кормила таблетками. Один раз Елена очнулась поздно ночью и услышала, несмотря на отличную звукоизоляцию, как вздрагивает дом от музыки и пьянки. Елена нашарила упаковку таблеток и сказала фигуре в кресле:

– Варя, ты лучше вниз иди. Тебе же внизу надо быть.

Человек, сидевший в кресле, повернул голову, и Елена увидела, что это Вырубов.

Более или менее пришла в себя Елена дня через три. Горло уже болело меньше, температура упала до тридцати семи с половиной, и как-то вечером Варя на всякий случай принесла ей одежду: белье, джинсы и свитер. Елена надела джинсы и свитер и вышла из спальни.