Немой. Фотограф Турель - Отто Вальтер

— Пойдем, — сказала она; они вошли в дом, и на нижней ступеньке она взяла его за руку; они стали медленно подниматься по лестнице.

— Он у меня, — Лот, показал ей ключ. — Вот.

Она остановилась.

— Да идешь ты? — крикнул отец. Что еще он кричал, нельзя было разобрать. Они стали опять подниматься. Поднялись на самый верх и тогда увидели отца. Наклонив голову, он держался за притолоку. Вместо лица темное пятно, но из него смотрели на них его страшные глаза.

— Иди к себе, — тихо сказала мать, и Лот медленно прошел мимо отца и дальше, обратно к Бет, в черноту. Чернота жгла ему глаза, и от этого у него выступили слезы.

— Он у тебя? — спросила Бет. Лот забыл плотно закрыть дверь, и постепенно он смог различить Бет, которая сидела на своей кровати у стены, зажав руками уши. Он хотел рассказать ей, как было дело, но снова голос отца ворвался в комнату. Это была уже не человеческая речь, а просто звуки, пьяные, бессвязные звуки, медленно, громко и невнятно изрыгаемый поток ругательств и злобных выкриков, только иногда мелькали понятные слова — «шпионит тут», и «запер», и «черный ход», и «меня», и «убью»…

Лот все не двигался с места, перед ним — застывшее лицо Бет. Он слышал звуки, разносившиеся по всему дому, — там, за дверью, они обрушиваются на мать. Тяжелые беспорядочные удары. Он стоял, слушал и чувствовал, как от них цепенеет его тело, потом повернулся и, выпрямившись, двинулся им навстречу — прочь от Бет, к полуоткрытой двери, — не зная, что заставляет его идти; он ничего не видел — ни двери, ни косой полоски света, и не слышал ни шепота Бет за спиной, ни даже тишины, сменившей тарахтенье буров, ни слов, которые ему кто-то кричал, ни быстрых ударов кайлы по камню, ни ветра, свистевшего возле его каски, — только этот голос; он заполнял его целиком и заставлял идти дальше; и он дошел до двери, и увидел высоко занесенную руку отца, и смотрел, как она опускалась. Тень погасила светлое лицо матери. Падение тела, крик. Тело ударилось о лестницу и покатилось по ступенькам. Тишина, и красное лицо отца медленно поворачивается к нему. Он задрожал. Не крикнул. Остановился. Лицо. Он прочел на нем, что произошло что-то ужасное. Двинулся дальше, к лестничной площадке. Снова остановился и вдруг услыхал рядом с собой тяжелое дыхание отца. И еще там валялась туфля матери. «Пошли», — сказал тот самый голос, и отец дотронулся до него. Его как будто ударило. Он резко обернулся. Но вместо крика издал только тихий нечленораздельный звук. Он посмотрел в упор на отца — лицо было красное, как тогда, — увидел щетину, поседевшую за все эти долгие годы, почувствовал запах водки, секунду он смотрел ему прямо в глаза, прежние глаза, в них вспыхивали полупогасшие молнии…

…И медленно опустил занесенную для нового удара кайлу. Кровь бросилась ему в лицо.

— Пошли, — сказал старик. — В чем дело, пошли.

И кивком показал на остальных, сидевших на камнях и шпалах. Лот посмотрел на них — все расплывалось у него перед глазами; словно сквозь водяную завесу, сквозь завесу проливного дождя, он увидел еще, прежде чем все вокруг него погасло, как все лица обратились к ним. Медленно и ничего уже больше не видя и не слыша, он поплелся в обратную сторону.

Нет, тогда вы, конечно, ничего не могли знать про все это, про прежнюю жизнь Лота и про то, как случилось, что он стал немым. Даже у Ферро тогда и мысли такой не мелькнуло, а если что и мелькнуло, то разве лишь смутное воспоминание, что когда-то давно, в те прежние скверные времена, он видел вот так же застывшее вдруг мальчишечье лицо. Но Ферро ничего не сказал, да он и не успел бы, слишком быстро все завертелось: Немой заковылял прочь, остановился на склоне; к нему подскочили младший Филиппис, и Гримм, и все остальные, а Кальман сказал:

— Давайте помогите ему. Слышите? Ему же дурно. Ведите его сюда, тут сухо.

Почти машинально Ферро вытащил бутылку.

— Это водка, — сказал он и сам не заметил, и никто не заметил, как вдруг осип его голос; кто-то взял фляжку и поднес ко рту Немого, но Немой не стал пить, и тогда Гримм и младший Филиппис увели его вниз, к бараку.

А тут уже и время истекло. Кальман еще немного постоял, а потом сказал:

— Давайте работать.

Они вернулись на свои места, и вскоре пневматический бур заглушил хлопанье парусины.

Кальман (десятник)

Вблизи можно было с полной отчетливостью различить в шуме буров три отдельных громких звука. Однако уже на расстоянии двадцати метров не было слышно, как стреляет сжатый воздух, чем дальше, тем больше заглушался лязг, а с расстояния в пятьдесят метров слышалось только глухое монотонное тарахтенье. Наверное, так получалось из-за рева ветра, а может, из-за клубов тумана, которые уже сейчас, в начале пятого, нависли так низко, что как будто волочились по земле среди деревьев, вернее сказать, плавали среди деревьев; по крайней мере, первому из двоих, шагавших друг за другом по направлению к красным столбам наверху, они вдруг показались похожими на рыб, на огромных рыб, которые, чуть заметно шевеля плавниками, косяком шли между деревьями. Особая порода рыб, сотворенных из тумана, и они заглатывали выхлопы сжатого воздуха и лязг. Этот первый из двоих был Кальман. За ним шел Ферро; теперь они достигли края крутого склона, и Кальман остановился. Прислушался. Но сейчас он прислушивался не к шуму пневматических буров. Слегка повернув голову, он прислушивался к свисту.

Да, кто-то свистел. Ферро тоже остановился. Перед ними была скала, и ничего не было видно, кроме макушки там, в вышине, макушки с выступом, подобно башне, вздымавшейся над крутой стеной; а под ней — широкий, покрытый валунами откос, старый район оползней, усеянный этим предательским, ломким замшелым известняком, между камнями пробивался вялый папоротник и высокие, сухие стебли кукурузы. На откосе — выкрашенные красной краской столбы. Один за другим они уходили вверх, в направлении перевала, и исчезали в тумане.

— Кто-то свистел, — сказал Кальман.

Они настороженно прислушались. Потом пошли дальше, и еще метров через пятнадцать Кальман снова остановился и посмотрел на макушку.

— Ну, как думаешь? — спросил он.

Кальман правильно выбрал себе советчика. Ферро был самый старший. Он разбирался в камне, и у него был безошибочно верный глаз на все, что связано со взрывными работами. Впрочем, сейчас он сказал: «Не знаю», и зашагал дальше вверх.

Снова свист. На этот раз ближе. Долгий, горестный свист. Он вроде бы шел справа и снизу. Оглянувшись, Кальман увидел мальчика. Фигурка мальчика вынырнула из клубов тумана, далеко-далеко. Вот он остановился и снова свистнул, до них донесся резкий, пронзительный звук. Насколько можно было различить отсюда, мальчик был в коричневом плаще с капюшоном. Он снова засунул пальцы в рот, но на этот раз его свист отсюда, сверху, был почти не слышен, потому что ветер снова с громким воем обрушился на лес. Мальчик быстро поднимался, взобрался на каменную глыбу, — его короткий плащ с силой взвился на ветру, — потом он исчез из виду, вынырнул уже выше, повернул в другую сторону, двинулся дальше, что-то высматривая.

— Он что-то ищет, — пробормотал Ферро.

Он шел все дальше, останавливался, как видно, прислушиваясь к отголоскам своего свиста, мимо струился туман, свиста больше не было слышно, мальчик медленно удалялся, уменьшался, исчез.

— Да — сказал ты, Кальман, — он кого-то ищет.

Ты не знал, подумал ли Ферро о том же, о чем и ты.

Уже у самого подножия макушки Ферро сказал:

— У нас слишком мало запального шнура.

А ты ему на это:

— Я заказал еще. Вчера. Самуэль слышал, что шнур будет дня через два или три; тогда нам дадут десять мотков.

Ферро пощупал мокрую отвесную стену.

— Чем больше, тем лучше, — сказал он.

Выломав из скалы кусок породы, он оглядел его со всех сторон, невнятно пробормотал что-то и бросил камень вниз.

Минут через двадцать у тебя в голове созрел план. Дорогу следует проложить наискосок через склон, и для этого необходимо уничтожить свес. Это ясно. Ликвидировать всю макушку целиком вовсе не обязательно. Ну а взорвать свес, наверное, будет совсем нетрудно: у скалы слоистая структура, и вряд ли даже понадобится бурить шпуры. В глубокие расселины и щели прямо под свесом, которые видишь невооруженным глазом, наверняка можно вставить заряды. Это будет нетрудно. Но опасно. Потому что нельзя предусмотреть, только ли выступ будет разрушен взрывом, или еще и часть склона, и какая именно. Правда, если стоять там, где сейчас стоите вы, это неважно: в самом низу по склону идут валы из камней, принесенных старыми оползнями; они — надежная защита. Но это будет очень важно для того, кому придется производить взрыв.

— Кого ты пошлешь? — спросил вдруг Ферро. Он резко остановился (вы уже спускались) и, прищурясь, посмотрел на тебя.