Расцвет и упадок государства - Мартин ван Кревельд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если римским императорам потребовалось время, чтобы достичь статуса божества, то в других местах связь императоров с богами была очевидна с самого начала. Некоторые были сами воплощенными богами, как у древних египтян и инков, поклонявшихся Солнцу, которое было весьма популярно в качестве предка императорских фамилий; то же самое имело место в Китае, где император был сыном Неба (Tien). Различные системы, существовавшие в других местах, неизменно подразумевали немалую степень сверхъестественной поддержки. Так, императоры Месопотамии, хотя явно и не претендовавшие на божественный статус, часто в произведениях искусства изображались лицом к лицу с богами, получающими божественные указания. Арабские халифы вели свое происхождение от Мухаммеда. Как «предводители верных» они использовали свое положение для управления не только светского, но вдобавок и религиозного. То же самое можно сказать и об османских султанах. Даже когда император, как в Византии, не был ни богом, ни потомком пророка, он действовал как фактический глава церкви, и сложно сказать, какая из его функций, светская или религиозная, была важнее. В действительности, возможно, лишь западно-христианские императоры не объединяли в своих руках светскую и религиозную власть, но даже здесь первый среди них — Карл Великий — считал себя также и главой церкви. Соответственно, он назначал епископов, созывал церковные соборы и в общем навязывал свою волю при решении таких вопросов, как праздники и молитвы, не обращая особого внимания на римского папу[77].
Какими бы в точности ни были отношения императоров с богами, все императоры были абсолютными правителями, соединявшими в своей персоне исполнительную, законодательную и судебную власть. Не могло возникнуть даже вопроса о конституционных ограничениях в виде разделения властей; как гласят латинские пословицы, salus principis lex est («закон — это то, что хорошо для императора») и princes legibus solutus est («император стоит над законом»). Подобным же образом эллинистические правители были nomos empsychos («одушевленным законом») и правили как физическими телами людей, так и их религиозными верованиями. Для того чтобы показать, что в действительности означает абсолютная власть, Антиох III однажды отдал собственную жену замуж за своего сына, Антиоха IV. Армии, которая была созвана, чтобы засвидетельствовать такое событие, он объяснил свои действия следующим образом: «У них, так как они молоды, могут быть скоро дети. Этим я не ввожу у вас никаких персидских обычаев или обычаев других народов, а устанавливаю следующий общий для всех закон: „Всегда справедливо то, что постановлено царем“»[78].
В плане идеологии большинство империй разработало доктрины, целью которых было укрепить подданных в их подчинении властям предержащим. Так, в Китае эту роль играло конфуцианство в двух своих формах: «отеческой» и «правовой»[79]. Первая представляла империю огромной семьей, где младшие и подчиненные обязаны были быть почтительными к старшим и лучшим, а вторая подчеркивала роль дисциплины и предписывала суровые наказания тем, кто нарушал равновесие предписанной Небом социальной структуры. В Арабской, Оттоманской и Персидской империях, начиная с VII в., похожую роль играл ислам (само это слово означает «подчинение»), который в ряде своих разновидностей делал акцент на фатализме, покорности и послушании. Наконец, древние философские системы, такие как кинизм, эпикурейство и стоицизм, выросли на руинах независимого города-государства и лучше всего могут быть поняты как реакция на эллинистический или римский деспотизм. Так, киники учили, что человеку, чтобы компенсировать потерю свободы, следует отказаться от всего, чем он обладает, и уйти из мира. Эпикурейцы предлагали человеку подобным же образом уйти в частную жизнь и сосредоточиться на получении удовольствий. Стоицизм, напротив, делал акцент на терпении, служении ближнему, а если жизнь становилась слишком невыносимой, предлагал самоубийство как способ уйти в тот мир, куда не могла дотянуться даже длинная рука императора[80]. Со временем на место всех этих идеологий пришло раннее христианство, которое, по словам его основателя, оставило кесарю кесарево, позволив верующему озаботиться спасением собственной души[81].
До тех пор пока императоры вели себя достойно, их правление могло быть благотворным. Однако всегда существовала опасность, что по необходимости, из-за жадности или просто безумия они перестанут себя вести таким образом, и в этом случае результаты будут плачевными, в особенности для их ближайшего окружения. Уже в Древнем Египте мы находим рассказ об одном чиновнике, который случайно дотронулся до фараона и испытал огромное облегчение от того, что не был за это наказан[82]. Точно так же библейской Эсфири очень повезло, что после того, как она пришла к Ксерксу, не спросив дозволения, ей сохранили жизнь. В Китае должностные лица часто носили тяжелые покровы, чтобы легче переносить порку, которой они могли подвергнуться и которая могла полностью вывести человека из строя на несколько недель. От Ближнего Востока до доколумбовой Латинской Америки мы находим свидетельства впечатляющих наказаний, которым императоры часто подвергали своих подчиненных, вызвавших их неудовольствие. В Риме, по свидетельствам историка Светония, боязнь императора часто доводила людей до самоубийства как средства самозащиты, при этом они оставляли все свое имущество императору[83]. Короче говоря, император мог сделать абсолютно все в отношении любого своего подданного, и наоборот, если он решал не обрушивать на них никаких жестокостей, это считалось исключительно милостью с его стороны (indulgentia)[84].
В то время как императоры представали перед своим подданными как вызывающие трепет, действительно почти божественные существа, другим следствием их положения была претензия на управление всем миром. Современное государство воспринимает себя одним из суверенных образований наряду с другими, но империи по определению не могли признать наличие равных себе. Обращая взор за пределы своих границ, они видели не другие политические сообщества, имеющие право на независимое существование, но лишь варваров, которые в худшем случае доставляли неприятности, а в лучшем — не стоили того, чтобы их завоевывать. Уже в Месопотамии ранние аккадские императоры утверждали, что правят «четырьмя частями небес». Эту традицию переняли их ассирийские и вавилонские преемники, вплоть до персидского «царя царей». Император Китая носил титул правителя «всего, что есть под небом», в то время как Рим отождествлял себя с ойкуменой (oikoumene — греческое слово, означающее «обитаемый мир»), которая, как считалось, простиралась от Британских островов до реки Тигр[85]. Это понятие было позднее подхвачено Карлом Великим, который, как и его преемники, носил с собой державу (сферу), символизирующую его статус. Все они, как и императоры доколумбовой Мексики и Перу[86], утверждали, что являются законными правителями всей Вселенной[87].
Поскольку такие утверждения не соответствовали реальности, они порой могли приводить к комическим результатам. Так, Сулейман Великолепный однажды снисходительно написал Франциску I Французскому: «Ваши просьбы о помощи [против Карла V] были услышаны у подножья Нашего трона». Отказавшись признать королеву Елизавету Английскую в качестве равной, русский царь Иван IV Грозный называл ее «пошлой (т. е. обыкновенной. — Авт.) девицей». Еще в первые десятилетия XVIII в. дипломаты из европейских государств, добиваясь аудиенции в правительстве Порты, должны были создавать видимость, что они обращаются к вышестоящему, надевая поверх своей одежды турецкую. На Дальнем Востоке, когда японская делегация посещала китайскую столицу того времени, японцам надо было демонстрировать свою независимость, используя речь, неподобающую для подданных, каковое оскорбление китайцы великодушно «прощали» (в том случае, конечно, если они хотели сохранить добрые отношения), приписывая такое поведение предполагаемому незнанию гостями правильных форм речи.
Кроме религии, двумя столпами, поддерживающими имперское правление, были, с одной стороны, армия, а с другой — бюрократия. По-видимому, немногие империи зашли так далеко, как Рим, где титул «Император», т. е. победоносный командующий, неизменно возглавлял список имперских должностей, но связь между политическим господством и военной мощью всегда была очевидной. По сравнению с описанными ранее типами политической организации вооруженные силы империй были огромными. Эти силы состояли не просто из групп воинов, личных вассалов или народного ополчения. Нет, это были регулярные войска, для которых военная служба была выбрана в качестве жизненной карьеры, которыми командовали профессиональные офицеры, и которые получали плату централизованно из имперской казны. Их численность могла достигать сотни тысяч солдат — но здесь важно отметить, что очень низкое социальное и экономическое развитие большинства империй (лишь немногие из них просуществовали до периода промышленной революции, а те, которые дожили до этого времени, как Оттоманская и Китайская империи, при столкновении с более развитыми цивилизациями угасли в течение нескольких десятилетий) не давало держать на военной службе более 1–2% населения. Так, в Риме, далеко не самой слаборазвитой империи, во времена расцвета насчитывалось всего 300 000 солдат, и когда в эпоху поздней империи эта цифра удвоилась, экономика не выдержала такой нагрузки. В других империях цифры были, вероятно, еще ниже.