Лунная магия. Книга первая: Луна трех колец. Изгнанники звезд - Андрэ Нортон

Тусклый свет окончательно рассеялся, когда кончился день, и ночь окутала меня тёмными волнами. Я сидел, прислонившись к стене напротив двери, и прислушивался к звукам двора, чтобы собрать хоть какую-нибудь информацию. Время от времени до меня доходили искажённые и приглушённые голоса. Прозвучал горн, видимо, возвестивший о чьём-то прибытии. Я снова встал и поплёлся к окну. На серой стене плясал луч фонаря, я услышал голоса. Потом промелькнули человеческие фигуры, одна была в дворянском плаще и шла шага на два впереди трёх других. Вскоре я услышал звяканье металла на лестнице. Что-то толкнуло меня вернуться на старое место — к стене напротив двери. И только когда они вошли в камеру, я немного разглядел их.

Это были те, что прошли мимо окна. Теперь я узнал в дворянине юношу из игорной палатки.

Есть один трюк, старый как мир, и я применил его: молчи, чтобы твой противник заговорил первым. Так что я не стал обращаться с просьбой о разъяснении, а просто спокойно изучал их.

Двое поспешно отодвинули скамью от стены, и лорд сел с видом человека, которому всегда обязаны предоставлять удобства. Третий сопровождающий повесил фонарь на крючок в стене, так что теперь вся комната была освещена.

— Эй, ты! — не знаю, удивило лорда моё молчание или нет, но в его тоне ясно послышалось раздражение. — Ты знаешь, кто я?

Это было классическим началом разговора между йикторианскими соперниками — похваляться именем и титулами, дабы подавить возможного врага грузом своего положения в обществе.

Я не ответил. Он нахмурился и наклонился вперёд, положив руки на колени и расставив локти.

— Лорд Озокан, старший сын лорда Осколда, Щит Йенледа и Юксесома, — пропел голосом профессионального герольда человек, стоящий возле фонаря.

Имена сына и отца мне ничего не говорили, и земли, которые они представляли, были мне не знакомы. Я продолжал молчать и не заметил, чтобы Озокан сделал какой-нибудь жест или отдал приказ, но один из его первоклассных молодчиков шагнул ко мне и так хлестнул по лицу ладонью, что я стукнулся головой о стену и чуть не потерял сознание от боли. Усилием воли я поднялся на ноги, стараясь, насколько возможно, сохранить ясность ума. Но будет ли это возможно? Они собирались силой отнять у мена что-то, нужное им. И Озокан не стал тянуть с объяснением, чего они желают.

— У вас есть оружие и знания, инопланетный бездельник, и я получу их от тебя тем или иным способом.

Только тут я в первый раз ответил, с трудом шевеля распухшими от удара губами:

— А ты нашёл на мне оружие? — я не стал титуловать его.

— Нет, — он засмеялся. — Ваш капитан весьма умён. Но ЗНАНИЕ при тебе. А если твой капитан захочет увидеть тебя снова, то мы будем иметь также и оружие, и очень скоро.

— Если ты хоть что-нибудь знаешь о Торговцах, то должен знать, что у нас в головах поставлены ограничители против подобного разглашения на чужих планетах.

— Да, я слышал, — его улыбка стала ещё шире. — Но у каждого мира свои секреты, ты это тоже знаешь. У нас имеются несколько ключей к таким мозговым щеколдам. Если они не сработают — очень жаль. Но твоему капитану будет о чём поразмыслить, и он должен будет сделать это быстро. А что касается знаний — выкладывай их, да побыстрее, — последний его приказ щёлкнул, как кнут.

Я не хочу вспоминать о том, что происходило после в комнате с каменными стенами. Те, кто принимал участие в допросе, оказались настоящими мастерами своего дела. Не знаю, то ли Озокан был действительно уверен в том, что я смогу, если захочу, выдать ему знания, то ли занимался этой игрой для собственного удовольствия. Большая часть всего этого полностью исчезла их моей памяти. Всякий эспер, даже самый слабый, может частично закрыть сознание, чтобы сохранить равновесие мозга.

Они не смогли узнать ничего стоящего и были достаточно опытны в своём грязном ремесле, чтобы не терзать меня беспрерывно. Но я весьма долгое время не знал об их уходе и вообще о чём бы то ни было. И когда боль вновь подняла меня, за окном уже стоял новый бледный день.

Скамья опять стояла у стены, и на ней снова был кувшин и ещё блюдо с чем-то вроде застывшего жира.

Я подполз к скамье, выпил горькой воды, и мне стало чуть-чуть лучше, но прошло довольно много времени, прежде чем я решился попробовать пищу. Только сознание необходимости поддерживать силы заставило меня давиться этой тошнотворной массой.

Зато теперь я знал: Озокан похитил меня в надежде обменять на оружие и информацию — без сомнения, для того, чтобы с их помощью захватить королевский трон. Дерзость этого факта означала, что он либо имел сильную поддержку и мог противостоять законам ярмарки, либо надеялся столь быстро захватить трон, что власти не успеют выступить против него. Безрассудство его поступка граничило с крайней глупостью, и я просто не мог поверить в подобные надежды. Только позже я сообразил, что он к тому времени настолько перешагнул границы, что ему больше ничего не оставалось, как держаться этого опасного пути. Он не мог повернуть обратно.

Нечего было и думать, что капитан Фосс заплатит за меня требуемый выкуп. Хотя Торговцы всегда тесно связаны между собой, и начальство, как правило, ведёт себя честно со всеми, ни команда «Лидиса», ни вся добрая слава Вольных Торговцев не могут и не будут подвергаться риску ради жизни одного человека. Капитан Фосс мог только пустить в ход машину йикторианского правосудия.

Знает ли он, где я, и что сталось с Лалферном? Если моему провожатому удалось удрать, то Фосс уже знает, что я похищен, и может принять контрмеры.

Но в любом случае я должен был рассчитывать не на пустые надежды, а только на собственные силы. Я думал и думал.

Глава 6

Крип Борланд

Как я ни был измучен, первым делом попытался пустить в ход мыслеуловитель, поскольку попал как раз в такое место и положение, когда могут помочь только отчаянные методы. Так как мыслеискатель взаимодействует с различными расами и народами весьма специфически, я не надеялся на какое-то открытое сообщение, может, и вообще ничего не случилось бы. Со стороны это могло выглядеть так, будто я пытаюсь вести перехват радиопередач в столь широком диапазоне, что мой противник при попытке обнаружения сможет уловить лишь смутный узор.

Я же уловил не слова, не отчётливые мысли, а только ощущение страха. И эта эмоция временами становилась такой острой, что я ни капли не сомневался: тот, кто излучал её, был в большой опасности.

Укол здесь, укол там — возможно, каждый из них сигнализировал об эмоциях разных людей, защитников крепости. Я поднял голову к бледному окошку и прислушался. Оттуда не доносилось никаких звуков. Я кое-как встал и выглянул. Да, уже день — узкая полоска солнечного света застыла на той стороне. Там царило полное спокойствие.