Химера. Последний поход (СИ) - Кузиев Эд

Глава 5. Северный Фронтир

Сани шли легко, а за счет широких полозьев почти не просаживались в снег. Гнедой с серыми пятнами криволап или, как их называют на Юге лошадка шел бойко, выкидывая копытами снежные комья. Иногда с разлапистых веток деревьев осыпалась снежная крошка, попадая за шиворот или метилась прямо в лицо. В те моменты Вероника задористо смеялась, а Брат Сет ей вторил. Со стороны казалось, что это старый дед и его внучка едут на торжок за обновками.

Возница же ворчал на погоду, но больше прислушивался к нашим разговорам. Как мне сказал по секрету Брат, он глаза и уши поселения, потому мы говорили больше на открытые темы. Забава оттаяла и уже не сторонилась меня, а с каждой верстой была всё ближе, пока под предлогом холода и вовсе не прижалась ко мне. Ветеран на то щурил глаза, а Даром он светился тревогой. Меня смущали такие изменения, но тем не менее Я не отвлекался, а зорко приглядывал за лесом. Время от времени, на пределе моего Таланта проскакивали пятна в лесу, но распознать Я их не мог. Когда мелькнули тени в пятый раз, решил указать на то Брату.

— Значит поквитаться решили. Эй возничий, прибавь ходу, засветло нужно в град заехать. Перевертыши идут по запаху твоей лошадки. — прикрикнул Сет.

— Хорошо идем, нечего зазря погонять, как не спеши, а днем не получится, рано Ярило нынче садится, если Род будут милостив к вечеру доберемся. — отозвался санник.

— Что же, значит придется отбиваться. — радостно произнес ветеран, будто и не помирал вчера.

— Сдюжим ли? — усомнился Я.

— Деваться не куда, Я вчера за себя бился, а сегодня еще и за сиротку постоять нужно. Ты покамесь время есть, болты заговори. Да и возничий не лыком шит. Верно Я говорю, Остап? — весело спросил храмовник.

— А тож, мне для Черного Дола надобно товара привезти, а ежели не доеду, то ущерб принесу. Так что помогу по мере сил. — рассудительно заверил нас родовер, а сам тем временим открыл боковую крышку ящика, да достал самострел и тубу с болтами.

— Но ежели будет выбор нам помочь или до городища добраться, что выберешь? — лукаво спросил Брат.

— Ты сам всё разумеешь, старик. Мы квиты меж собой и долга наш Род не имеет. Сани сегодня пошли только из-за памяти предков. Сказывается мне, ты большую услугу Пал Степанычу оказал давно, что он имя твоё помнит. А так… Ты уверен за перевертышей? Лошадка ровно идет, зверья не чует. — усомнился Остап.

— Так то и без ветра идем, а хвостатые по лесу скачат. А как далеко, тебе мой крестник поведает. — старик откинул шкуру да уложил поверх нее топор. — Вероника, внученька. Сядь ближе к возничему и накройся с головой, когда Я тебе скажу. Ничего не бойся, мы тебя в обиду не дадим.

— Не боюсь, тятенька. — отозвалась сиротка.

— Шагов пятьсот-шестьсот может боле, пятна разные по форме и размерам, потому трудно и посчитать и расстояние измерить. Но раньше видел не больше пятиста. Могу и дальше глянуть, но отвар принять треба.

— Не спеши, итак слепишь. А на яркую вспышку ворог и посерьезнее может нагрянуть. Раз стаей бегут, значит еще не решились. Так бы наперерез кинулись. Времечко есть еще.

— Брат, опытом поделись. Чем их заборонить?

— Как и любое зверье. Огонь, сталь да потрава. Хитрые больше как люди, ярые как волколаки. Копьецо бы тебе больше сгодилось, но и меч хорош. И колоть и резать можно. Будем на Севере, нужно будет тебя подучить. Обузе топор отдай, дюже она любит тяжелыми штуками махать. — усмехнулся Сет. Забава на то лишь улыбнулась, вспоминаю свою первую сечу с утопцами.

— Ты говорил, что они последователей Мары разозлили, причем мы тут? — начал расспрашивать ветерана.

— Мы видоки, а про вражду то старая история. Во-первых, ты их в бестиарии не видел, так как они скорее зверолюди, то есть ближе к берендеям, чем к выродкам. Ведьмы и черный люд хвалят смерть, берендеи, родоверы и лесной люд напротив жизнь, просто видят это по разному. Перевертыши промышляют охотой, а стойбища их стая ставит лишь на летний период, когда пищи в изобилии, а их самки тяжелые. Как только щенки встают на ноги, считай трехгодовалые, тут же начинается гон. Слабые и раненные гибнут в пути, остальные имеют право на жизнь. И вот вот думай, стая рванула на новые богатые пищей места, а на них утопцы или прочая нечисть похозяйничала, подчистую подъела все живое. Уж не помнит никто, как первый из перевертышей в своей обиде кинулся на нежить. С тех пор и воюют. А как след свой, ставят снежную бабу, намекая, что Мара толстая, ибо жрет много, а срок ее Солнце определяет. Как приходит весна остается от кумира Мары только мокрое место. А сами они весной празднуют победу жизни. Переняли повадки от своего тотема, тьфу. Обросли шерстью и не чураются человеческого мяса. А здесь на Юге частокол не больше двух полных аршин (четыре метра), а в малых поселках и того меньше. В рыбацкой деревне, наш ночной гость через забор перемахнул легко. Потому, ежели нет зверья, то и человечек может накормить.

— Берендеи их не привечают из-за хитрости. Обмануть простака легко, а вот ежели обман вскроется, то лишь вся стая отобьется от обиженного. — отозвался Остап.

— К Вам заходят беры? — резко спросил Сет.

— Бывал один, все просил грамоте и счету научить. Но как только пальцы на руках заканчиваются, вся наука прекращается. Запомнил его, так как за потуги наши, крепко помог поселению. — ответил возничий.

— Остап, а почему в охранении лишь два человека? Михаил и Еремей? Не мало ли на такое количество людей? — задал Я вопрос.

— То для вас-гостей стоят. Черный Дол сам себя защитить может. — усмехнулся санник.

— Это как? — изумился ответу.

— Тебе же За столом сказали. Мы одно целое, ежели вороги у ворот, то все как один встаем на защиту. У Южан на сотню один десяток ополчения или стражи. У нас из сотню людей, сотня защитников.

— А дети и старики?

— А подавать стрелки и дротики? Вязать раны, приносить воду и пищу? Таскать дрова для жаровни и глазеть в лес? Тебе если палец жечь, рука дернется? Голова направит взор, а тело сожмется для отпора? Я — это Мы. Мы — это Я.-отозвался Остап. — Потому обидев одного родича, ты обидел всех. Поморы и ушкуйники уже узнали, как это бывает, убить одного из нас из-за пустяка или по праву сильного, что будет если снасильничать одну из нас… Всех их, кто был на той Ладье, их детей и стариков, баб и дома…. Род не помнит имена, но не забывает и не прощает Зло. Имя Брата Сета и берендея Мрака выбиты в памяти предков. Их будут знать и помнить моя кровь и кровь детей моих детей.

— Не горячись, Остап. Передай старосте, что за поселением следили, больно скоро хвостатые объявились и нагнали быстро. Значит не более чем в десяти верстах стая стоит. Вожак ранен, то моя заслуга. А четверых они потеряли у реки.

— Хочешь сказать, что одолел пятерых, старик? — c недоверием переспросил санник.

— Я отвел их за собой ниже по реке, к утопцам. Пока стая рубилась с ними, Я подрезал вожака. Затем выбивал по одному. Лишь когда бился с двумя, меня и порвали. — улыбнулся своей хитрости Сет.

— Умно. — признал Остап. — Мы обычно так не воюем. Только от защиты бьемся, сами только в случае смертоубийства родича можем пойти.

— Мрак от вас пару месяцев назад ушел? — одна мысль о том, что Я знаю этого бера, озарила меня.

— Где-то так. — признался возничий. Крепко же захотел учиться, ежели и на Юг ушел к родоверам и с купцом прогулялся до торжка. Такая тяга достойна уважению. Я помню его образ сильного и волевого человека там, на поляне, когда рубились с Плакальщицей.

Оглядев лес в очередной раз увидел мечущиеся тени, что бежали через лес, огибая деревья.

— Брат Сет, десяток рванул на прямую, скоро и сам увидишь, остальные на том же расстоянии держатся.

— Хах. Молодняк не справился с азартом погони, значит и вожака при них нет. Босик, клади стрелку да бей наверняка. Остап, гляди чтобы лошадку не порезали и ее не понесло. Ника, быстро за спину возничего и спрячься под шкуры. Началась потеха. — Брат коротко раздал указания, а сам радостно вскочил на ноги, обвязал пояс веревкой, а второй конец кинул мне. — Привяжи к полозьям, чтобы не выбили с саней. Да и сам подвяжись. Забава перейди на перед к Веронике, толкайся-брыкайся, но не дай себя с саней скинуть, то верная смерть.