Тело йоги. Истоки современой постуральной практики - Синглтон Марк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой главе я кратко рассмотрю некоторые ранние описания йогинов европейскими визитерами в Индию, перед тем как определять их статус в европейской науке конца девятнадцатого века. Затем я остановлюсь на важных ранних переводах современной хатха-йоги у С.С. Васу, особенно на опосредствовании в них фигуры хатха-йогина и его практики. Моя цель — показать, до какой степени негативно рассматривается практика хатха-йоги образованными людьми в этот решающий период, до первого переформулирования йоги для современной англоязычной аудитории.
Новая англоязычная йога, разработанная Вивеканандой и другими, появилась в атмосфере высокой подозрительности к йогинам, и особенно к практикующим хатха-йогу. Критики, как индийские, так и европейские, чаще всего будут идентифицировать йогинов с черной магией, извращенной сексуальностью и пищевыми нечистотами, чем с йогой в любом общепринятом смысле (White 1996, 8). Эта ситуация привела к исключению хатхи из начальных стадий возрождения популярной йоги.
Ранние европейские контакты
Хотя европейский интерес к индийским святым, вероятно, берет начало со встречи древних греков с так называемыми гимнософистами (Halbfass 1988, 3, 7, 11), мы начнем с вопроса, как воспринимали йогинов в период современной европейской колониальной экспансии. Йог или «джоги»/«джогхи» («jogi»/«ioghee») обычно было сокращенным обозначением для практикующих хатху из ордена Натхов или Канпхатов (Lorenzen, 1978 , 68), но этот термин получил гораздо более широкое значение в колониальной Индии.
Европейцы обычно с трудом различали разнообразные категории нищенствующих орденов и имели обыкновение смешивать индуистского йогина с мусульманским факиром. Действительно, начиная с семнадцатого века и далее, европейские путешественники в Индии редко делали «методологические и функциональные различения» между ними (Siegel 1991, 149). Для этих визитеров «йог», как правило, означал социальную группу странствующих отшельников, известных своей сомнительной репутацией (а порой и насилием), нищенством и диковинными аскезами.
В восемнадцатом веке термин «саньяси» или «саньяси — факир» вошел в широкое употребление среди британских чиновников как всеобъемлющий речевой оборот, обозначающий бродячего святого, который периодически вторгался на торговые пути Ост-Индской компании (Ghosh 1930 , 9–11).
Неточность и взаимозаменяемость этих терминов у европейских купцов и наблюдателей увеличили общую путаницу в отношении настоящей религиозной и этнической идентичности йогина – путаницу, которую могли тактически использовать сами «йога-саньяси-факиры», чтобы обеспечить себе анонимность и свободу передвижения (Pinch 2006, 6). Что здесь однако наиболее важно для дальнейшего обсуждения – что к этим неразличаемым нищенствующим мародерам относились, как правило, с враждебностью и подозрением.
Письма из Индии Франсуа Бернье, написанные между 1659 и 1669 годами, задали стиль для многих последующих описаний йогинов. Бернье отмечает, что есть в Индии такие аскеты, с «репутацией особенно просветленных святых, совершенные Йоги (Jauguis), которые действительно соединяются с Богом» (Bernier 1968[1670], 318–19). Такие йоги проводят свою жизнь в созерцании и молитве, так же как европейские монахи.
И хотя Бернье высказывает подозрение, что восхищение этими людьми может быть плодом воображения или иллюзией, все же, по видимому, проявляет к их усилиям некоторое уважение.
В то же время Бернье имел обыкновение негативно сравнивать мистические практики йогинов с оккультными практиками своих европейских оппонентов, таких, как например астрологи Жан-Батист Морен и Джироламо Кардано (Dew 2009 , ch.3). Даже восемнадцать лет спустя, незадолго до своей смерти, он все еще сравнивает французскую моду на квиетистские молитвы с практиками индийских йогов, и убежден, что «обе причастны к своего рода «maladies d”esprit» (болезни духа), безумию и сумасбродству», общим для людей всех культур (Bernier 1688 , 47–52).
Бернье обращает внимание и на другой вид йогина, голого, покрытого пеплом, с длинными спутанными волосами, которого часто можно обнаружить сидящим под деревом, вовлеченным в болезненную аскезу (1968 [1670], 316). И, наконец, последняя группа комментариев Бернье, «И фурия в преисподней (mégère d’Enfer) не может представлять зрелища более ужасного, чем йог (Jauguis), с обнаженной и черной кожей, длинными волосами, с вытянутыми руками, длинными скрученными ногтями, застывший в позе, которую я уже упоминал» ( т.е. с поднятыми над головой руками) (316-17).
Некоторые несут тяжелые цепи, какие мы обычно можем увидеть на слонах, а другие часами стоят в стойке на руках, или в ряде других поз, которые «так трудны и болезненны, что их не смогли бы повторить наши акробаты» (317) 1. Эти фигуры, считает он, в самом деле, «вегетативных, а не разумных существ» (термины заимствованы у Аристотеля), совращенных жизнью ленивого бродяжничества или своим собственным тщеславием (318). Другие европейские наблюдатели реагировали сходным образом.
Факир. Оман, 1903
Жан-Батист Тавернье писал в 1676 году, что эти «факиры» подражают Раване, демону из Рамаяны, который был вынужден вести нищенскую жизнь после того как армия Рамы разрушила его владения
По его подсчетам, в Индии живет 800 000 мусульманских факиров и 1200000 идолопоклонников (т.е. индусов) (Tavernier 1925 (1676) ,139). Его зарисовки и описания группы факиров под деревом баньян в Сурате дают яркое представление о жизни факиров-йогов и их практиках, повторяя замечания Бернье. Есть здесь и вечно кающиеся, отмечает Тавернье, и «некоторые из них принимают позы, полностью противоречащие естественному положению человеческого тела» (154).
Отчет Джона Овингтона о факирах, составленный во время его вояжа в Сурат в 1689 году, очень похож на Тавернье, вплоть до упоминания Равана как «прообраза этих святых нищих» (Ovington,1696,300). Как язычники (индусы), так и мавры (мусульмане), отмечает он, имеют убогий внешний вид (362). Будучи одержимыми «бредом Сатаны», они дают торжественный обет оставаться «в такой-то позе, такого-то вида, все дни своей жизни»(363). Эти «неестественные позы» (367) почти такие же, как описанные у Бернье.
Отчет Жана де Тавено 1684 года также соответствует во множестве деталей отчетам Бернье и Овингтона. Он сравнивает «факиров» и «йогов» с французскими цыганами, полагая, что и те и другие порождены распущенностью (Thevenot, 1684,192).
Вполне возможно, что общие черты этих отчетов – результат визитов всех троих авторов в Сурат с разницей в несколько лет, и того, что Овингтону и Тавено были доступны изложения Тавернье, так же как и другим европейским путешественникам.
Последний пример. Джон Фрайер в своем «Путешествии в Восточную Индию и Персию», 1698, отмечает, что факиры, действующие под видом религиозного благочестия? «являются бездельникам и Бичом Нации, в которой они живут» (Fryer 1967 [1698] vol. 1,241). Своим агрессивным попрошайничеством они запугали сограждан, «равно как и Губернатора, достаточно могущественного, чтобы помочь им исправить их несостоятельность » (242).
Факиры. Этот рисунок Тавернье сделал в Сурате в 1676 году.
Как Бернье, Тавернье и Тавено, Фрайер обрисовывает некоторые аскезы, которые завораживают этнографических писателей в двадцатом веке, например, вросшие ногти, пронизывающие плоть руки, вывихнутые руки и мучительные позы, которые удерживаются, пока конечности не становятся окостеневшими и иссохшимися.
Фрайер также упоминает одного йога, который «в качестве проверки на невоздержание носил золотое кольцо, скрепляющее его половой член (vol.2, 35) 2.
Воспринятые как развратные, безнравственные и богохульные, эти группы были встречены ранними европейскими наблюдателями с недоумением и враждебностью. Выполнение йогических поз аскезы было самым зримым и общеизвестным символом индийской религиозной глупости, и поскольку йогины все больше практиковали эксгибиционизм как средство к существованию, это сопоставление закреплялось в народном воображении 3.