Хозяйка района - Любовь Рябикина

Нина Васильевна налила себе и Павлу квас в стаканы и снова села у стола:

— В деревне все мужики весной сети на рыбу ставят. Браконьерство, конечно, но уж так исстари повелось. Андрей тоже ставил. С сыном часто плавал на лодке. Парнишка у них смышленый был и добрый… Муж мой как–то пропил все деньги, а продавец хлеба под запись не дала. Я стою, реву, а он из магазина выходит: «Чего плачешь, теть Нин?» Я сказала, а он, даром что десятилеток, выслушал и мне буханку протянул: «Держи, тетя Нина. Мама ругаться не будет».

Нина Васильевна стерла побежавшие из глаз слезы кончиком платка и продолжила:

— В тот день мой с раннего утра ушел на реку рыбачить и вытащил из сундука спрятанную бутылку. Я ее для пахоты берегла, чтобы трактористу заплатить. Пропажу я обнаружила быстро и стала ждать пьяного Серегу домой. А он явился трезвый и белый, как полотно. Губы трясутся, а глаза остановились и говорит мне: «Мансур с дружками Андрюху Иноземцева и Ванюшку утопили». Я еще тогда на него накинулась, мол «нажрался и мелешь». А он на колени упал и на иконы крестится. И мне говорит, что пить больше никогда не будет. Вот тут до меня и дошло, что трезвый он. Начала расспрашивать. Сергей мне все рассказал… Он пришел на реку, когда Иноземцевы сети выбирали. Перед этим накануне, Андрюха его сильно наругал за пьянство и мой спрятался в кусты от греха. И тут эти подъехали на двух моторках. Четверо их было. О чем они говорили мой не слышал, далеко было. Только потом Андрей вдруг закричал: «Ребенка отпустите! Ведь он вам ничего не сделал!» И драться стал. А какая может быть драка на лодке? Черные в их лодку перелезли, сначала Андрея скинули, а потом и парнишку. Веслами их держали под водой, а потом к сетям утолкали и запутали в них. Мой окаменел весь, еле домой дошел. Рассказал и сердце у него схватило. Медичка наша штук пять уколов ему тогда вколола. Каялся он и клял себя, что не вступился. Да только чем бы он помог? Потом он все Анне Николаевне рассказал. В милицию они вместе ездили, но там их даже слушать не захотели. Как же — одна сидела, а другой пьяница! Заявление не приняли, а там мой Сергей все подробно описал. Слушать их никто не стал, объявили Андрея и Ванюшку браконьерами и списали на несчастный случай. А через неделю и моего нашли запутавшегося в сетях. Только ведь у нас и лодки–то никогда не было…

Домработница заплакала:

— Аня, после смерти своих мужиков, здесь дом купила и меня с собой забрала. Я тут рядом, у сестры двоюродной живу. Она одинокая и я тоже. В той комнате, где вы живете, Аня расставила вещи Ванюшки. Иногда подолгу стоит там и плачет. Он очень любил разглядывать камни и собирал их каждое лето по берегу…Ну вот и рассказала я вам все, а теперь пойду домой.

Порецкая тяжело встала, опираясь руками на стол и ушла медленно ступая, словно бы через силу. Светлов долго сидел за столом уткнувшись в сжатые кулаки. В голове все еще звучал голос пожилой женщины и ее рассказ о том, как топили людей. Ребенка! Ярость мутила разум. Он залпом выпил остатки кваса и выскочил на улицу.

У ворот дежурил незнакомый охранник. Павел подошел к нему и попросил закурить. Парень молча взглянул на его побледневшее лицо и протянул пачку. Трясущиеся руки оперативника никак не могли зажечь спичку. Охранник забрал коробок и помог закурить. Спросил:

— С Ниной Васильевной говорили?

Светлов кивнул и охранник продолжил:

— Она сама не своя ушла, даже не поздоровалась. Меня Игорем зовут.

— А я Павел. Ты давно с Иноземцевой знаком?

— Давно. Лет двадцать уже будет. Я на нее еще парнишкой заглядывался, только она уже замужем была.

— Как получилось, что она вас собрала всех вместе? Ведь, как я понял, ваш отряд большой?

Игорь согласился:

— Большой. Но здесь не все, еще и по деревням есть. В каждой деревне, в каждом поселке человек пять–десять найдется. А получилось, я даже и не знаю, как сказать…

Он задумался. Павел не торопил, только нервно затягивался сигаретным дымком, пытаясь успокоиться. Наконец охранник сказал:

— Когда Анна Николаевна своих потеряла и от милиции отворот получила, многие в деревне думали, что она руки на себя наложит. Наверное так бы и случилось, но как я слышал, как–то раз она возвращалась от родителей уже вечером на машине. На обочине дороги увидела плачущую девчонку в изодранном платье. Остановилась, в машину посадила и к себе привезла. Еще в тот, деревенский, дом. С этого все и началось. Стала она вокруг себя людей, обиженных черножопыми и милицией, собирать. Вначале–то так, ерунда была — колеса резали, ветровые стекла били, черным «темную» устраивали. Самое интересное, что после этого менты засуетились. По вечерам дежурить стали там, где черные жили. Мы выяснили, что это Коломенцев приказал. Анна Николаевна очень хотела тех черных поймать, что ее сына и мужа убили, но они как сквозь землю провалились. И Мансур из города скрылся. Иначе мы бы ему еще тогда «харакири» устроили. Серега Порецкий ей очень подробно всех описал. Видно у мужика все застыло в памяти. Он, как в бреду последние дни ходил — пить не пил, но как пьяный!

Игорь тоже достал сигарету и закурил:

— А дальше — больше! Тут Юрка Горин с Афгана вернулся. Менты его «уделали» крепко. С этого и переворот пошел. Когда из больницы выписался, он со злости ментам в дежурку бутылку с бензином кинул. Они дрыхли, как сурки! Пока пожарная приехала, их дежурка выгорела дотла. Менты со второго этажа в подштанниках выскакивали. Во зрелище было! Коломенцев быстро сообразил, чьих рук это дело. Да только Юрки в городе уже не было. А мать ментам сказала, что он в санаторий накануне уехал, а адреса не оставил. Менты «умылись» и ушли ни с чем. Горин в это время находился у Анны Николаевны. Когда он ментам бутылку кидал, она видела. Оказывается, каждый вечер следила за милицией — не появится ли кто из черных. Они ведь в нашем «клоповнике» частые гости были. Иноземцева перехватила Юрку по дороге. К его матери заехали, договорились, что ментам говорить. Потом она Юрку к себе увезла. Это всего полтора года назад было. Как и что она там сделала, не знаю. Да только Горин через месяц домой приехал с бумагами на руках, что был в санатории. И документы прибытия оформлены на день раньше поджога. Коломенцеву пришлось отказаться от своей версии. Хотя ребята говорили, что он в санаторий звонил. Да там подтвердили. А Валерию Евгеньевичу очень хотелось засадить Горина! Юрка его «куском говна» принародно обозвал в больнице и выгнал из хирургического отделения. Коломенцев тогда приехал к нему убедить подписать бумагу, что его по дороге избили гражданские, а не милиционеры.

Игорь предложил:

— Пойдем попьем чайку, а то в горле пересохло.

Поднялись в дом, зашли на кухню. Охранник явно знал, где что лежит. Он уверенно подошел к холодильнику и вытащил трехлитровую банку с квасом. Из шкафчика взял пару кружек и разлил напиток. Светлов спросил:

— Ты часто здесь бываешь? Смотрю, ориентируешься хорошо.

— Часто. У Анны Николаевны дом всегда открыт для нас. Здесь полно добра, только никто из нас у нее и копейки без разрешения не возьмет. Знаешь, как она вкалывала, чтобы все это заиметь? У нее голова получше, чем у нашего мэра. А чужих мы сюда не пускаем. Хорош квасок!

Игорь допил квас и направился к двери:

— Ну я пойду, а то как бы кто не заявился.

Павел вышел следом и с высокого крылечка спросил:

— А переворот? Как вы это дело провернули?

Игорь обернулся от калитки:

— Да просто! В ментовке ведь тоже наши ребята были. Такие, кто Коломенцевым был сыт по горло. Честные ребята! Павел, ведь немало хороших ребят ушло из милиции только потому, что не хотели смотреть сквозь пальцы на произвол. Коломенцев и его заместители их просто выживали. Тогда все ночью произошло. Мой тезка, Игорь Коркин, открыл нам дверь в милицию. Захватили быстро. Коломенцева прямо в постели дома взяли, тепленького. Мэра тоже. Одновременно атаковали военкомат и воинскую часть. Прямые областные телефоны у всех обрезали, чтоб соблазна не было. Мы не хотели, чтобы область узнала все в первый же день. Никто ничего даже не понял. Пост поставили на телеграфе и телефонной станции, каждый звонок, каждую телеграмму проверяли. Выставили патрули на дорогах, в общем, шороха наделали. Вот и все вроде!

— Спасибо. Как тут у вас к милиции пройти?

Игорь объяснил и Светлов отправился к Иноземцевой. Павел беспрепятственно поднялся наверх и обнаружил в приемной Анны Николаевны несколько человек. Они сидели на диванах и терпеливо ожидали своей очереди. Из кабинета доносились приглушенные голоса. Олег Звягинцев взглянул на Павла и сказал:

— Проходите. Анна Николаевна говорила, что вы должны подойти.

Светлов шагнул в кабинет. В кресле, напротив Иноземцевой, сидела пожилая женщина и что–то объясняла ей. Когда Павел вошел, разговор прервался. Он поздоровался: