Мария Антуанетта - Елена Морозова

Три принцессы придумали еще одно развлечение. В своем кругу они решили ставить небольшие спектакли, комедии, и показывать их единственному зрителю — Людовику, который категорически отказался выходить на сцену в качестве актера. Опасаясь цензуры со стороны теток и запрета со стороны короля, молодые люди хранили новую забаву в секрете, что само по себе доставляло им великое удовольствие. Прованс, всегда блестяще знавший не только свою роль, но и все остальные, подсказывал слова. Артуа учил роли кое-как, зато умел импровизировать. Принцессы играли плохо; Мария Антуанетта плохую игру искупала живостью и той откровенной радостью, которую доставляли ей эти сценки. И все вместе радовались, наряжались в костюмы и изображали комических слуг и влюбленных субреток. Устраивая «тайные» представления, юные наследники трона бросали вызов скучному состарившемуся двору с его неповоротливым этикетом и наслаждались собственной дерзостью. «Пока вы вместе, мало кто осмелится сеять между вами раздор», — читала дофина в письме матери, от радости пропуская предупреждение, кое умудренная опытом императрица не преминула сделать: «Но как только вы охладеете друг к другу, вы тотчас ощутите нежелательные последствия сего похолодания».

Если оставить в стороне историю с признанием фаворитки, легкость бытия дофины не нарушалась ничем, кроме одной-единственной проблемы: она по-прежнему оставалась девственна, брак не свершился, все об этом знали, а супруга ее такое положение, похоже, нисколько не беспокоило. Понимая, что, пока брак не свершится «по-настоящему», она не может быть уверенной в своем будущем, Мария Антуанетта старалась обратить на себя внимание супруга, угодить ему, сделать ему приятное. Тот тоже шел ей навстречу и, как пишет Э. Левер, однажды даже заявил, «что будет одобрять все, что послужит ей развлечением, и никогда не будет ни в чем ее стеснять». (От своего обещания он не отступится никогда, даже когда поймет, что даровал жене свое молчаливое разрешение на любовь к другому.) Физическая сторона любви, скорее всего, была ему не важна, тем более что по причине определенного недостатка его органа, который, по выражению Ги Бретона, «должен был осуществить династические надежды Франции», соитие вызывало у него острую боль. Желая уязвить брата, граф Прованский громогласно рассказывал всем, сколько раз за ночь он удовлетворил супругу, и постоянно намекал на ее беременность.

Интимная жизнь коронованных особ вызывала пристальное внимание и двора, и народа, ибо отсутствие прямых наследников престола всегда ввергало страну в беды и катаклизмы. Поэтому граф Мерси подробнейшим образом докладывал императрице о протекании менструаций у дофины, а испанский посол граф д'Аранда в своих донесениях двору откровенно и по-медицински обстоятельно рассуждал о физических недостатках дофина. Он пристальнее всех следил за перипетиями интимной жизни молодой пары. Испанские Бурбоны (младшей ветви) в свое время подписали отказ от короны Франции, и, если все внуки Людовика XV оказывались бездетными, корона должна была перейти к Орлеанской династии, а этого испанские Бурбоны допускать не собирались.

Дофина уверенно приспосабливалась к миру, именуемому Версалем, и он все больше ей нравился. Особенно веселыми и уютными оказались его отдаленные уголки — Фонтенбло, Шуази, Марли, Ла Мюэт, Компьень. Но чтобы сохранить его, ей надо было стать «настоящей» женой дофина и нравиться королю. Она начала читать и под руководством аббата Вермона попыталась осилить записки Летуаля, посвященные царствованию Карла IX, Генриха III и Генриха IV. Желая угодить супругу, она попробовала прочесть любимое сочинение Людовика — «Историю Англии» Дэвида Юма, попыталась разобраться в польском вопросе и в отношениях Франции со Швецией, с которой летом 1772 года подписали договор о субсидиях. Людовик XV пресек ее желание заняться политикой. «Нам с вами не следует говорить о событиях в Польше, ибо ваши близкие не разделяют нашего мнения о них», — ответил он по поводу Польши. Об отношениях со шведским королем Густавом III (совершившим на французские деньги государственный переворот) он не стал разговаривать вовсе, намекнув, что на этот вопрос у него с ее братом-императором взгляды очень разные.

Выданные замуж сестры Марии Антуанетты беременели и рожали наследников: родила Мария Амалия герцогиня Пармская, родила любимая сестра Шарлотта — королева Неаполитанская… «Вы знаете, дорогая матушка, какое несчастье случилось с герцогиней Шартрской: она родила мертвого ребенка. Это ужасное несчастье, но я была бы согласна даже на это; но пока ничего не предвидится», — с горечью писала матери Мария Антуанетта. В первый год после свадьбы дочери Мария Терезия утешалась речами своего личного врача ван Свитена, полагавшего, как и Людовик XV, что не стоит торопить события, и такая очаровательная девушка, как дофина, непременно пробудит страсть в своем апатичном супруге. Через год императрица забила тревогу и отправила в Версаль осмотреть молодых супругов известного в те времена доктора Ингенхауза, не нашедшего в конституции дофина ничего, что могло бы помешать ему продолжить династию, равно как и недостатков в сложении Марии Антуанетты. Тут же прошел слух, что дофин наконец сделал супругу своей женой; но слух не подтвердился, о чем Мерси и сообщил императрице, добавив, что попытка не увенчалась успехом. Сколько пищи для злословия давали эти слухи версальским сплетникам! Жизнь дофины становилась неисчерпаемым источником для придворных пересудов.

«Еще ничего не потеряно, вы оба еще так молоды…» — утешала дочь Мария Терезия. Однако императрица не собиралась поощрять постоянное стремление дофины к развлечениям, особенно к таким, на ее взгляд, опасным, как верховая езда. Не проходило и месяца, чтобы из Вены не доносился очередной окрик: «…тешу себя надеждой, что вы из любви ко мне не станете нарушать ваши обещания и перестанете ездить на охоту верхом. Если бы я не знала, к каким неприятным последствиям это может привести, разве я стала бы лишать вас столь невинного удовольствия?» Последствия — это выкидыш. Но о каком выкидыше могла идти речь, если дофина еще не стала женщиной в полном смысле этого слова? Однажды, когда, садясь на лошадь, кто-то из фрейлин решил предупредить ее об опасности верховой езды для будущего потомства, она не выдержала и закричала: «Подите все прочь! Я не могу принести вреда наследнику, потому что никакой беременности быть не может!» Наверное, только легкость характера, способность быстро выкидывать неприятности из головы и переключаться на развлечения спасали Марию Антуанетту от депрессии и нервного кризиса.