Мария Антуанетта - Елена Морозова

Зимой дофина сделала еще одно открытие: в это время года в Версале гораздо больше развлечений, чем в Вене. Людовик XV приглашал во дворец комедиантов, она ездила на охоту, устраивала прогулки верхом, давала у себя балы и посещала балы у мадам де Ноайль, каталась на санях «не хуже, чем в Шёнбрунне», а позже стала выезжать в Оперу, где в период карнавала городские власти устраивали балы-маскарады. «Мы, господин дофин, граф и графиня Прованские и я, посетили бал в парижской Опере; мы прибыли в строжайшей тайне и все были в масках; однако через полчаса нас узнали. Приехали герцог Шартрский и Бурбонский, которые танцевали в Пале-Рояль, что находится рядом с Оперой; они стали уговаривать нас ехать с ними и продолжить танцевать у графини Шартрской. Но я не поехала, ибо король разрешил посетить только Оперу. Все в восторге от кротости дофина, которому подобного рода развлечения обычно не нравятся», — отчитывалась Мария Антуанетта матери.

Проводя время в кругу веселых молодых людей, Мария Антуанетта остро ощущала потребность в подружке, с которой, забыв об этикете, можно обо всем поболтать и все обсудить — как в детстве, когда поверенной ее тайн была сестра Шарлотта. Выбор пал на принцессу де Ламбаль, вдову наследника герцога де Пантьевр, принца королевской крови, имевшего право именовать дофину «кузиной». Ее большие печальные глаза и состояние грустной меланхолии, в каковом постоянно пребывала принцесса, очаровали Марию Антуанетту. Еще принцесса обладала очень важным на ту минуту для дофины качеством — она умела слушать и сочувствовать. Мерси был от новой подруги в восторге: чистая, незапятнанная, не интриганка, не нуждающаяся ни в более высоком положении, ни в деньгах, она идеально подходила на роль незаинтересованной подруги, способной ослабить влияние теток.

Через год при дворе появилась еще одна царственная пара — король женил графа Прованского на Жозефине Савойской, дочери сардинского короля Виктора Амадея III. Невесту доставили в Версаль так же, как годом раньше Марию Антуанетту, — в карете, словно живую посылку. Описывая матери портрет графини де Прованс (слишком густые брови, слишком низкий лоб, длинный вздернутый нос, дурной цвет лица), Мария Антуанетта не преминула отметить, что «по прибытии она отвела меня в сторону и сказала, что очень надеется на мою дружбу и на мои советы». Дофина с радостью встретила сей посыл, хотя мать советовала ей не слишком доверять Провансу: «Ко всем поступкам графа Прованского следует относиться настороженно и с особым вниманием». Правоту императрицы дофина почувствовала на следующий день после свадьбы, когда утром Прованс громко сообщил королю, что у него прекрасная жена и этой ночью он четыре раза испытал неземное блаженство. Заявление, явно сделанное для старшего брата: чтобы позлить его, Прованс был готов на любую ложь. А в том, что он лжет, дофина не сомневалась. Прованс страдал ожирением, передвигался исключительно вразвалку и не мог ни быть половым гигантом, ни иметь детей.

Впрочем, наследника ждали не от него, а от дофина, но тот продолжал обходить супружескую постель стороной. Мерси, в курсе всего, что происходило в спальне молодых супругов, писал Марии Терезии, что, застав однажды вечером дофину в слезах, Людовик, утешая ее, пообещал непременно сделать ее своей женой «по-настоящему», и только заботы о здоровье вынуждают его откладывать эту минуту. По словам посла, молодой Людовик считал, что «мужчина, вступивший в брак в раннем возрасте, рискует стать распутником, а дети, зачатые слишком юным отцом, рождаются слабыми и долго не живут». Всё же перемены были. При отсутствии супружеской близости между Людовиком и Марией Антуанеттой установилась близость дружеская, и теперь перед сном они иногда разговаривали: она жаловалась на бессмысленный и суровый этикет, он рассказывал ей про охоту и про свое увлечение слесарным делом. Слушая рассуждения юного Вулкана, юная Венера вспоминала слова матери: «Не доверяйте никому, кроме вашего супруга, но прежде проверьте, каков его характер».

В ноябре 1773 года король устроил брак своего последнего внука — графа д'Артуа. «У него будет такой же многочисленный двор, как и у графа Прованского. Но ему надобно иметь подле себя людей разумных и взвешенных. Хотя мой брат и очень мил, однако у него слишком горячая голова», — писала накануне свадьбы Артуа Мария Антуанетта матери. А Мерси добавлял: «Молодой принц грубо разговаривает с министрами и никого не уважает. <…> Многие отмечают его неумеренность в спиртных напитках и пристрастие к азартным играм». Невесту «горячей голове» тоже нашли в Савойском доме. Тереза, младшая сестра Жозефины, низенькая, грузная, с длинным носом, не могла составить конкуренцию Марии Антуанетте и претендовать на первую даму Версаля. Хотя некоторые хвалили ее ослепительно белую кожу, обходительные манеры и умение «доставлять удовольствие» супругу, стройному и обворожительному Артуа. Точнее, красавец Артуа умел получать удовольствие от ночей, проведенных в супружеской спальне. И не только в ней, ибо его любезный и легкий характер нравился женщинам, и они, если верить современникам, никогда не отказывали ему. У Артуа родится первый в молодом поколении Бурбонов ребенок. Когда он подрастет, по характеру он будет напоминать своего дядюшку, Людовика XVI.

Между братьями никогда не было особо теплых отношений, но после свадеб все трое вместе с женами стали проводить сообща много времени. В обычай вошли совместные ужины в апартаментах графини де Прованс: тогда для сотрапезников главным становились не блюда, а болтовня, кокетство и смех. Громче всех смеялся дофин, и Прованс называл его хохот «гомерическим», на что Людовик, обычно весьма обидчивый, отвечал еще более громким смехом. Иногда, по приглашению молодежи, к веселой шестерке присоединялись принцесса Елизавета и королевские дочери. Эти трапезы напоминали Марии Антуанетте патриархальные домашние вечера в Шёнбрунне, поэтому, установив обычай неофициальных семейных ужинов, она постаралась сохранить его. Постепенно вырисовывались контуры нового двора, главное отличие которого заключалось в приватности жизни первых лиц государства. «Все вместе мы самая настоящая семья, и я надеюсь, это поможет нам в будущем избежать ненужных раздоров», — радовалась Мария Антуанетта, слушая шуточки Артуа, которые Прованс называл «закусками». Устраивая музыкальные вечера, дофина играла на арфе и пела — к удовольствию обеих принцесс. Однако и игру, и пение дофины многие считали дилетантскими.

Три принцессы придумали еще одно развлечение. В своем кругу они решили ставить небольшие спектакли, комедии, и показывать их единственному зрителю — Людовику, который категорически отказался выходить на сцену в качестве актера. Опасаясь цензуры со стороны теток и запрета со стороны короля, молодые люди хранили новую забаву в секрете, что само по себе доставляло им великое удовольствие. Прованс, всегда блестяще знавший не только свою роль, но и все остальные, подсказывал слова. Артуа учил роли кое-как, зато умел импровизировать. Принцессы играли плохо; Мария Антуанетта плохую игру искупала живостью и той откровенной радостью, которую доставляли ей эти сценки. И все вместе радовались, наряжались в костюмы и изображали комических слуг и влюбленных субреток. Устраивая «тайные» представления, юные наследники трона бросали вызов скучному состарившемуся двору с его неповоротливым этикетом и наслаждались собственной дерзостью. «Пока вы вместе, мало кто осмелится сеять между вами раздор», — читала дофина в письме матери, от радости пропуская предупреждение, кое умудренная опытом императрица не преминула сделать: «Но как только вы охладеете друг к другу, вы тотчас ощутите нежелательные последствия сего похолодания».