Красно Солнышко - Виктория Гетто

– Семь лет. Что такое корач, знаете?

– Нет…

– Лодка это. Большая. Из кожи и прутьев. Круглая. Скорости нет. Места мало. Поэтому и так долго. До островов Кипящей воды почти восемь седмиц плыл. А мы – за десять дён доберёмся. Так-то вот. Словом, присмотрите за ним. Помогите устроиться. Князь велел ему из запасов дружинных одежду дать.

– А… оружие?

– Рано ещё. Ножа пока хватит. Бриться.

Храбр кивнул. А Путята закончил речь:

– Словом, присматривайте. Он же не просто так в морях пропадал. Его сжечь хотели.

– С… сжечь?!

– Ага. Он в распятом усомнился. Вот и пришлось бежать за тридевять земель. Нам на удачу.

Жрец кивнул отрокам и зашагал обратно на корму. Из-под палубы вылез кашевар, застучал деревянным половником по дну миски. Громко, словно трещоткой:

– Подходи по одному!

Нелегко готовить в пути, на раскачивающемся корабле. Но славянская мысль справилась с этой задачей – круглый котёл на цепях, в котором горит огонь, накрытый железной крышкой, на которую ставят казан, где готовится пища. Корабль качается, а печка всё время ровно стоит. Ни капли еды не выльется, кашевара не ошпарит. Ну, конечно, ежели шторм, тогда вообще всё гасят, и дружина болтушкой мучной али толоконной питается и мясом сухим. А если море синее спокойное, так почему желудки здоровые горячим не побаловать?

Монах было вскочил от неожиданности, но Слав опустил ему руку на плечо, кивнул успокаивающе, слегка подтолкнул вслед за Храбром. Дружинники быстро получали каждый свою порцию. Князь также стоял в общей очереди, что вновь шокировало Брендана, остальные вели себя привычно. Ну что князь? Первый среди равных. Как боги славянские, как предки, чьи души оберегают потомков от несчастий. Без вожака стае нельзя. А так – такой же воин, как и все.

Кашевар искоса взглянул на стоящего перед ним монаха, собрался что-то сказать, Храбр насторожился, но тут перед ними возник Путята:

– Слово князя.

Воин молча кивнул, запустил половник в котёл и грохнул полный, с горкой, в деревянную миску:

– Ешь, худоба! Ты небось такого и не пробовал! Отведай славянской каши!

Монах, потрясённо взглянув на гору еды в миске, поблагодарил на своём языке, и жрец перевёл:

– Спасибо говорит.

Кашевар расплылся в улыбке:

– И тебе спасибо, добрый человек! Ежели работу каждого хвалить – душа чище станет!

Трое вернулись на нос, уселись. Храбр достал полученный каравай – остававшиеся на берегу воины в ожидании дружинников расстарались испечь свежего хлебушка. Распластал круглую буханку на ровные ломти:

– Налетай!..

Брендан уписывал кашу так, что трещало за ушами.

А от хлеба его было вообще не оторвать. Смолотил несколько толстых кусков и всё что-то бормотал. Слав вздохнул:

– Эх, жаль, непонятно. А хочется тебя порасспрашивать о многом…

Впрочем, выход вскоре нашёлся – стали объясняться жестами. Монах показывал на предмет, а кто-нибудь из отроков громко говорил значение слова на родной речи. Брендан старательно повторял до тех пор, пока не получалось правильно. Вскоре к ним подсел Путята. Внимательно слушал. А там и сам князь присоединился.

– Спроси его, Путята, а почему он так нашей лодье удивился?

Жрец улыбнулся:

– Это я и без вопроса знаю. О кораче же я тебе рассказывал?

– Да.

– Вот и Брендан был удивлён, увидев столь большой и быстрый корабль, построенный из дерева. Римские каторги он видел. Но они не подходят для плавания на большие расстояния. Слишком много съедают и выпивают рабы, гребущие на вёслах. Да и не приспособлены те корабли для дальних плаваний. И осадка мелка, и груза много не возмёшь. А у нас – паруса ветер вольный раздувает, а коли нет его, так воины вёслами ходко гребут.

– А если ветра долго не будет, Путята?

– Позовём. Будет у нас ветер-ветрило паруса светлые надувать, кораблик наш к цели великой неся, поручение племён славянских помогая исполнить.

Отроки переглянулись – спросить? Что же такое дружине ранее на землях славянских неслыханное делать велено? Но сидящий молча Брячислав полоснул острым взглядом обоих, и слова застряли в горле. Впрочем, жрец, обменявшись незаметными взглядами с князем, сделал невидимый юношам жест за спиной, и князь произнёс:

– Край мира ищем. Как нам заповедано.

– Край мира?!

– Он самый.

– А мы не упадём? В бездну проклятую?

– Не упадём. – Жрец раскатисто рассмеялся: – Сие – выдумка. Нет никакой бездны. Точнее, есть. Где грешные души врагов наших прозябают. Но уж точно не там, куда мы идём. Ладно. Отдыхайте. Вам ночью море смотреть.

– А…

– Брендан? Да ничего. Пусть тоже ложится. Ему сегодня досталось…

Путята перевёл, и монах, с благодарностью посмотрев на князя, склонил перед ним голову, но тот нахмурился:

– Скажи ему, чтобы забывал такое делать. Не принято это у нас. Ибо мы – равны друг перед другом.

Развернулся, ушёл к кормщику, остановился над миской с маслом, где плавал кораблик игрушечный, что-то поясняя кормщику, тот понятливо кивал.

…Брендан не солгал. Через десять дней похода Храбр, сидящий на мачте, первый заметил вдалеке туманное облачко и закричал во всю глотку:

– Земля! Справа по борту – земля!

Дружинники, свободные от вёсел, столпились на носу, вглядываясь в горизонт, пока наконец подошедшие ближе лодьи не дали возможность рассмотреть им виднеющиеся вдали зубчатые вершины острова. Брендан, при крике вперёдсмотрящего бросившийся на корму, к князю и Путяте, что-то возбуждённо заговорил, непрестанно указывая вперёд по ходу насада. Жрец, как обычно, переводил, князь кивал. Зычный голос кормщика, привыкшего отдавать команды в любую погоду, перекрыл возбуждённый ропот воинов:

– Ирландец говорит, сейчас острова цепью пойдут. Один за другим! Это – острова Кипящей воды!..

И верно, ближе к вечеру все три лодьи благополучно бросили якорь в большой полукруглой бухте. Берег был каменистый. Но камни оказались не острыми, а круглыми, окатанными водой. Обломки дерева загромождали небольшой пляж, и князь уже хотел было давать команду покинуть корабли, как монах, не отставая, возбуждённо заговорил, указывая на изъеденные трещинами скалы, окружающие бухту. Путята выслушал, подивился, перевёл:

– Монах глаголет, что вода здесь дышит.

– Дышит? – Брячислав удивлённо взглянул на жреца.

Тот после краткого раздумья просиял:

– Я думаю, княже, что вода здесь высоко поднимается. Приливы большие. – Прищурился на застывшее на одном уровне солнышко, скривился: – Знать, близко мы к полуночи. Ярило по кругу ходит, отдыхать не хочет. Не сказать, когда вода вверх пойдёт.

– А тепло. Не чую холода.

Брячислав задумчиво погладил выскобленный подбородок, потом решительно махнул рукой:

– Кто свободен – на берег. Пусть Гостомысл ведёт охотников. Остальные – ждать на лодьях большой воды.

Храбр остался на насаде, Славу повезло больше – вместе с другими воинами он сошёл на берег. Высокие горы, над некоторыми из них курился лёгкий то ли дым, то ли пар. Яркая, какой не встречал в родных краях, зелень. Кто-то из воев склонился над покрытой невиданными ягодами кочкой, удивлённо произнёс:

– Смотрите, братие, словно бы малина, а жёлтая[10].

И верно – яркий цвет ягод выделялся на фоне зеленовато-багровых листьев. Воин осторожно сорвал одну из ягод, из-под пальцев брызнул сок.

– Мягкая какая… – произнёс досадливо, взял вторую, куда осторожнее. Взял в рот, подержал на языке, проглотил, расплылся в улыбке: – Вкусна!

Ели, причмокивали от удовольствия. Потом наткнулись ещё и на другие – одни оказались знакомыми, только невиданных прежде размеров, как голубика-ягода. Другие – твёрдые, красные, с кожистыми плотными листиками, горьковатые[11], но тоже понравились. Удивила одна, словно растущая на крохотных ёлочках. Чёрная, по нескольку штук на одном кусте. Одна вода. Точнее – сок, чуть терпковатый, слегка вяжущий язык[12]. А грибы… Слав, когда подберёзовик увидел, обомлел. С половину щита конного воина. Громадный, на крепкой черноватой ножке, и без единого червяка! Сыроежки же алые вообще были на каждом шагу. Воины поначалу ломали и их, но потом, набрав подосиновиков, подберёзовиков, на растущие, словно сорная трава, на каждом шагу сыроежки уже и внимания не обращали. Нашли и кипящую воду: вышли в одну лощинку – а там ключи с крутым кипятком на каждом шагу. Вода в них разная: где чистая, которую пить можно, просто вскипячённая подземным жаром. А где – маслянисто поблёскивающая, в кремневых узорах по берегу. Раз едва не испугались, потом, правда, смеялись долго – фыркнула земля, плюнула паром, заклокотало у неё внутри, и вверх вырвался фонтан кипятка, рассыпался горячим дождём.

Возвращались отягощённые грузом: ягодами, грибами, набили и птицы, которой видимо-невидимо было на берегу. Пришли – ахнули. Лодьи стоят, чуть покосившись, на берегу. А до моря – шагов сто. И берег весь песчаный, в длинных зелёных соплях водорослей. Кое-где – громадные валуны, тоже морскими желудями усыпанные и увитые длинными лентами морской капусты. Оставшиеся уже на берегу. Вои плавника набрали, костры жгут, воду кипятят. Дожидаются добытчиков. Пока ужин готовился, князья с Бренданом и Путятой уединились, присели на песочек. Веточками по грунту водят, рисуют. Поясняют друг другу, что к чему.