Подводная уральская - Василий Сорокин

— Торпедные аппараты к выстрелу изготовлены.

Во всех отсеках наступила напряженная тишина.

В центральном посту, кроме Хрулева и Морозова, находились Голубев, Дьячков, трюмные машинисты Иван Корчма и Николай Господченко, застывшие у клапанов. Словно боясь высунуться из воды больше, чем нужно, снова поднимается над волнами перископ, медленно ползет вправо его боевой глаз.

Внешне Хрулев выглядит спокойным, хотя, конечно, волнуется, больше всего опасаясь, как бы не сорвалась атака. «Пора», — мысленно говорит он сам себе, видя, как медленно движется в окуляре черный борт гитлеровского судна. Теперь судьба его уже предрешена. Хрулев быстро подсчитывает, какое взять упреждение.

— Аппараты — товсь!

Руссков замер в ожидании. Учащенно дышит Сафонов. Никто, кроме командира, не видит транспорта. Но по командам, по установившейся чуткой тишине экипаж чувствует, что враг где-то совсем рядом. И наконец резко, будто удар бича, звучит команда:

— Аппараты — пли!

В то же мгновение Руссков нажимает на рычаг. Со змеиным шипением торпеды выходят из аппаратов. Удар сжатого воздуха болью отзывается в ушах.

— Уходить на глубину! — в тот же миг приказывает Хрулев.

Иван Корчма заполняет цистерну быстрого погружения. Лодка, проваливается вниз метров на тридцать, зависает и начинает разворачиваться. И в это время доносятся, один за другим, два глухих взрыва. Значит торпеды достигли цели. Радоваться, впрочем, нет времени. Хрулев командует: «Самый полный», и, обращаясь к Демьяненко, спрашивает:

— Что там у тебя?

— Справа приближается охотник. Пеленг меняется на нос.

— Ну вот, сразу бы так, — говорит Виктор Николаевич. — Стало быть, над нами сторожевиков пока нет? — переспрашивает он.

Доносятся отдаленные взрывы глубинных бомб. Однако корабли охранения не преследовали лодку: либо в поднявшейся суматохе фашистские акустики ее потеряли, либо не слышали шума винта. Немецкий сторожевик бесприцельно бросил серию бомб, и все стихло.

— Счастливо отделались, — облегченно выдохнул Морозов. — С первой победой, товарищи!

В отсеках — сияние улыбок. Шутка ли, потоплен первый фашистский транспорт! Стоя на боевых постах, наши моряки не видели, как тонуло чужеземное судно. И все же они радостно возбуждены. Зато слышали! Русскова и Сафонова поздравляют товарищи. Опасность миновала, от сердца отлегло. Сейчас можно и поговорить, и побалагурить, и посмеяться.

— А как там обед? — спрашивает торпедистов Дьячков. — Фрицев угостили… Пора бы и самим угоститься.

— Через час будет готов, — обещает Сафонов.

К полудню лодку обошли Морозов, Хрулев, Петренко. В машинном отсеке Федор Малых, положа лист бумаги на ящик с инструментами, разрисовал цветными карандашами стенную газету. На двух колонках — фашистское судно после попадания торпеды. Судно кренится, немцы бросаются за борт. Внизу подпись:

Еще получишь не одну,И пойдешь — буль-буль — ко дну!

— Кто сочинил? — спросил Хрулев.

— Панченко, — подсказал кто-то из краснофлотцев.

Через секунду старшина вырос перед собравшимися. Руки по швам, «ест» глазами начальство.

— Ждешь похвалы? — командир прищурился, усмехнулся. — Не знаток я стихов, но рифма, на мой взгляд, удачная, острая.

У входа в Кольский залив лодку встретили катера и сопровождали до Полярного. Войдя в гавань, лодка сделала холостой выстрел из пушки. И все увидели, как командующий флотом, вышедший на причал, взял под козырек, приветствуя «Челябинского комсомольца».

После швартовки Морозов и Хрулев сошли на пирс, доложили о походе. Адмирал Головко пожал им руку, расспросил о подробностях и затем сказал:

— Хоть и не за что вас хлестать, а березовые веники приготовлены. Ведите людей в баню, пусть побалуются в парной.

После бани — торжественный обед, на длинном столе жареный поросенок. Хрулев отрезает у кабанчика уши и протягивает с улыбкой акустику Демьяненко:

— Ешь, Григорий. Чтоб слышал еще лучше.

Через день в Челябинск на имя секретаря обкома комсомола была послана телеграмма. В ней сообщалось, что экипаж подводной лодки в первом боевом походе потопил фашистский транспорт водоизмещением в семь тысяч тонн и открыл свой боевой счет. Хрулев от имени личного состава передал горячий привет молодежи области, желая ей успехов на трудовом фронте.

Челябинский обком комсомола горячо поздравил моряков с победой и просил подробнее рассказать о ней в письме. Через полмесяца из Полярного пришел ответ.

Моряки писали:

«…На потопленном вражеском судне можно было перевезти за один рейс 150 средних танков или 2000 солдат с оружием и боеприпасами. Эта наша первая победа зовет к новым подвигам. Ни одной торпеды мимо!..»

Письмо из Полярного передавалось по областному радио, его читали на комсомольских собраниях, на занятиях всеобуча, в кружках и на курсах Осоавиахима. Давно ли рабочие, колхозники собирали деньги на строительство военных кораблей! А тут уже вражеское судно пущено ко дну.

Молодые уральцы в своих письмах рассказывали краснофлотцам, как с утра до вечера несут фронтовую вахту на заводах, в рудниках, в колхозах и совхозах, как изучают военное дело на пунктах всеобуча, в осоавиахимовских кружках, настойчиво готовят себя к фронту. Вот одна из таких весточек.

«Когда по Южному Уралу разнеслась весть о первой вашей победе, о потоплении фашистского транспорта, комсомольцы и молодежь нашей области на митингах и собраниях единодушно заявили:

«На славные победы экипажа лодки, носящей наше имя, мы ответим новыми трудовыми подвигами. Усилим помощь нашей Красной Армии, нашему флоту. Сейчас десятки тысяч молодых патриотов Южного Урала, выполняя свои обязательства перед фронтом, работают с удвоенной энергией, дают все больше и больше угля, металла, вооружения, боеприпасов. Мы надеемся, что подводная лодка, носящая наше имя, еще не раз порадует Урал своими боевыми успехами, своими победами».

ВЗРЫВ ЗА ВЗРЫВОМ

— А хотите послушать, что пишет нам бригадир Анна Смородина с Челябинского тракторного? — спрашивает Василий Дьячков, обходя отсеки.

Очередное письмо получено в канун похода, и Дьячков, посоветовавшись с Хрулевым, решил прочитать его по пути на боевую позицию.

Раздаются голоса:

— Слушаем.

— Да не тяни ты.

— Личное, Вася, или всем?

— Всем, — отвечает Дьячков. Он развертывает письмо и начинает, не торопясь, читать.

«Ваш адрес, дорогие герои-североморцы, я узнала от Димы Дадонова. Он ездил к вам с делегацией…»

Послышался шум: «Это тот, курносый, что выступал на митинге?». — «Да не только на митинге, но и в клубе». — «Да тише вы, не перебивайте! Читай, боцман!»

Дьячков, окинув взглядом матросов, продолжал:

«…И вот решила написать вам письмо. Очень рада была услышать, что вы вернулись из похода живыми-здоровыми, потопив гитлеровское судно. Сколько горя принесли нам фашисты! Сама я не уральская, а из Белоруссии. Около года жила в оккупации, насмотрелась всего. Кто мог носить оружие, уходили в леса партизанить. И я ушла. Деревню фашисты сожгли дотла, расстреляли всех, кто еще оставался в ней. Погибла вся наша семья: мать, бабушка, младший брат.

В бою я была ранена. Самолетом меня перевезли через линию фронта. В конце концов попала в госпиталь в Челябинск. Врачи поставили на ноги. Сейчас работаю на заводе, выпускающем оборонную продукцию.

За смену выполняю две нормы. Но вот я услышала о вашем боевом успехе и дала слово увеличить выработку еще на 50 процентов. Давайте договоримся: мы, девушки и женщины, перевыполняем задания на заводе, а вы — в далеком море. Отомстите за мою маму, бабушку и семилетнего братика Петю. Отомстите за всех, кто погиб от виселицы и пули на нашей земле!»

Закончив читать, боцман осторожно сложил треугольник и, помолчав, спросил:

— Так что же ответим?

Сжались кулаки у трюмного машиниста Николая Господченко. Семья у него — мать и сестренка — не успела эвакуироваться, осталась по ту сторону фронта. Живы ли? А, может быть, тоже…

— Ответ у нас один, — голос у Николая звучит глухо. — Будем топить фашистов.

— И по норме, и сверх нормы! — добавляет главстаршина Владимир Краснов.

— В его базах, — говорит Василий Казанцев.

За все время, пока Дьячков читал письмо, Сергей Руссков не проронил ни слова. Молчал. А кончил Василий, сказал:

— За нами, торпедистами, дело не станет!

Командир отделения радистов, старшина 2-й статьи Николай Хомутов, только что прибывший на лодку, как бы подводя итог, произносит:

— Вернемся на базу, пошлем этой Нюре телеграмму.