Исповедь на подоконнике - Ева Таксиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А компанию кто собрал?
— А ты угадай.
— Ваня?
— В точку.
— Решил, что мало просто вдвоем общаться, «Общества мертвых поэтов» насмотрелся. Вот и заставил меня знакомых искать, а сам стал Адама звать. И понеслось. Съехались только весной, долгая история. Про котов.
— Слушайте, парни! — вдруг прервал воспоминания Базаров. — А у нас же и название было. Как там… Гротеск.
— Забылось чего-то.
— Так только мы можем! — засмеялся Булгаков, и его смех подхватили остальные ребята, хлопая ближнего по плечу.
— Знаете, ребят, а я знаю, с чем это связано. — тихо и ласково произнес Адам. — Наша дружба потеряла все ярлыки, осталась лишь искренним чувством. Нет Гротеска, есть только мы.
Сентиментальный Саша прикрыл рот руками и провел ладонями по лицу, стараясь не заплакать. В комнате стояла тишина, легкий свет туманного осеннего солнца пробивался между лицами парней, взволнованно счастливо глядящих на друг друга. Каждый молча кивал, понимая, до чего же прав Адам.
— Вы самые поразительные парни, которых я встречала. Обычно все кичатся и гордятся своей грубостью и жестокостью, а вы наслаждаетесь эмоциями и эмпатией. — улыбнулась Алина, поднимая с пола огромного Бегемота размером с нее саму.
Опять никто не стал спорить. И, наверное, загордились собой. В чем плюс быть жестокими и агрессивными? Навязанные обществом стандарты не всегда правы. Важнее оставаться добрым и счастливым.
— Чехов кота этого боится… — дрожащим голосом пробормотал Ваня, указывая на Бегемота.
— Неправда. Он просто большой очень. Как ночью на голову прыгнет, конец.
— Полегче. Он никогда никому еще не прыгал. — усмехнулся Есенин. — Парни, черт с вами, идите сюда. — резко рявкнул он, расставляя объятия, куда, не стесняясь, запрыгнули остальные.
В комнате стоял лишь тихий шепот, всхлипы Саши и кряхтения Чехова, которого зажали в самом центре. Возможно, в этих объятиях и тишине рождалось новое солнце, то, что освещало не сверху, а изнутри. Ощущение полного комфорта в крепких объятиях людей, на которых можно положиться. Есенин заметил для себя, что его не съедает изнутри тревога, а наконец-то он чувствует себя спокойно и даже счастливо.
— Алин, ну ты довела нас, конечно… — пробормотал Базаров, стыдливо стирая с лица слезу.
— Даже Женя заплакал! — усмехнулся Ваня.
— Да мне… в глаз попало что-то… — скрещивая руки на груди, произнес художник.
— Вы удивительны. С вами я не ощущаю страха. — наклонила голову девушка, улыбаясь искренней сентиментальности.
Она никогда не понимала, почему ее подругам нравились сильные и грубые мужчины, ведь по-настоящему счастливой тебя могут сделать лишь добрые и настоящие парни, что не стыдятся ни слез, ни смеха, ни любви.
Чтобы лишний раз не наполняться печальной, но такой радостной ностальгией, друзья быстро перевели тему разговора на кино, музыку, театр. Коровьев не сводил глаз с Алины, наблюдая, как она завороженно рассказывает о своем увлечении старым Голливудом пару месяцев назад. А когда Адам попросил ее что-то посоветовать, так вообще захлопала в ладоши и начала быстро перечислять огромные списки фильмов. За окнами темнело, когда разговор уже полностью перешел на музыку, и Коровьев с Алиной начали ожесточенно спорить, кто из ливерпульской четверки лучше — Пол или Джон. Остальные пытались подключиться, но после того, как Саша сказал, что ему вообще нравится Ринго и получил по лбу от Адама, решили только иногда вставлять комментарии. Базаров, хоть и был влюблен, никакой ревности не чуял даже близко. Адам — его лучший друг и всегда поймет, какую границу можно переходить, а какую нежелательно. Но в один момент поднялся и вставил в старый проигрыватель, принадлежавший еще молодым родителям Саши, диск «TheBeatles».
— Прошу танцевать! — шутовски наклонился он, Алина сразу спрыгнула со стула.
— Вот подставил ты нас. Будет медляк, ты с Алиной, а мне с кем? — поднимаясь, улыбался Ваня.
— С Сашей танцуй. — толкнул его в бок Чехов, за что получил щелчок в затылок.
Шутки закончились и начались танцы. Закатное солнце отправляло все свои последние лучи в окна этой квартиры, звучало и пело вместе с веселыми парнями и девушкой. Ваня иногда намеренно старался копировать мимику и поведение Маккартни, но гораздо больше на него был похож, когда не кривлялся. Чехов подхватил с пола Кота, именно так они назвали найденное на улице животное, решили не заморачиваться, и начал крутиться с ним в такт музыке, а Есенин накинулся сзади с Бегемотом.
— Доиграешься — тебя на медляк позову!
— Далеко до медляка еще. Такая музыка! — воскликнул Адам, танцуя в углу и параллельно глотая вино.
Снова звучал смех, по маленькой кухне перескакивали парни и Алина с Базаровым, смешно пародируя движения буги-вуги и твиста, крича тексты песен и хохоча над какими-то незамысловатыми движениями. Светло, ярко, хоть на улице давно потемнело. Ваня в расстегнутой на верхние пуговицы рубашке, обхватив за шею Чехова, верещал какие-то строки, путаясь в половине слов, но очень тщательно и талантливо маскируя это. Коровьев, сидя на подоконнике, стучал по полу ногой и игрался с котами, которые любимцем всегда выбирали его. Базаров, аккуратно, держа за талию прыгающую и радостную Алину, смеялся под веселые песни, обнимая девушку, которую горячо любил. И чувствовалась та самаявеликолепная жизнь одним днем — не та, которую мы видим каждый день у богатых и глупых людей, у которых есть все, кроме счастья, а настоящая — у людей, у которых есть счастье и больше ничего.
Когда часы, как в новогодней сказке, пробили полночь, Алина стала обуваться, а Базаров собрался ее провожать. Парни, допивая остатки вина, весело прощались с ними, а потом бежали махать в окно паре, которую освещали лишь прекрасные фонари.
— Я такая счастливая сегодня. — нежно прошептала Алина, поднимая глаза на Базарова около своего подъезда.
— Я тоже. Ты очаровательна, я влюблен в тебя безумно. — вырвалось у него. — Может ты все же будешь моей девушкой? — вырвалось следом и Базаров не понимал, что так влияет: три бокала вина или любовь.
Алина посмотрела на него красивыми глубокими зелеными глазами, положила руки на плечи. Волосы сияли светлыми прядями, в которых словно вплетались звезды. Она была такой прекрасной и изумительной, что, глядя на нее в этом ночном свете, Витя совсем забыл, какой вопрос задал, и лишь молча восхищался ее
