Цена слова - Степан Мазур

Поймал взгляд спасённого, обронил:

— Парень, жизнь сложная. Либо ты к ней приспосабливаешься, либо она тебя… ммм… приспосабливает. — Протёр очки о рукав старой рубахи и водрузил на нос ботанику. Усмехнулся. Пацан до сих пор был в ступоре, но всё понимал. Я приблизил к его глазам купюры, хмыкнул — ноль реакции — и положил почти все деньги в передний карман рубашки жертвы. — Парень, ты не против, если сто рублей возьму? Я бы не брал, да есть охота, а в детдоме меня сегодня уже не ждут, впрочем, как и везде… Без обид, хорошо? — Подмигнув на прощание, пошёл прочь от места схватки.

Тем более что Паша начал приходить в себя, ворочаться и бурчать проклятья. Ночью спать не придётся. Подговорит компанию и либо придушат, либо переломают все кости. Шею бы уже свернули, чтобы не мучаться и всё.

— Мальчик! — Очкарик немного оттаял от ступора. — Мальчик погоди… спасибо тебе!

Что? Я услышал слова «мальчик» и «спасибо»? Давно ничего подобного не слышал. Нет, нет, нет, не думать о прошлом! Я живу здесь, в настоящем. Прошлого нет.

Я лишь махнул рукой, не поворачиваясь. Кому что объяснять? Уже приходило медленное понимание, что этим вмешательством повернул далеко не лёгкую жизнь в ещё худшее русло.

Да и черт с ней, с такой жизнью! Главное, что бритвы по венам не будет. Если и умирать, то, только прихватив с собой всю эту компанию ночью. Как же всё легко и… сложно.

«Ёжик» похватал свои вещи, поспешил за мной по пятам. Только сейчас вспомнил, что может бегать или хотя бы ходить. Он довольно быстро догнал, представился:

— Я Антон. Антон Чудинов. А тебя как зовут?

Чуть сбавив шаг, я мазнул взглядом по Антону, буркнул:

— Рыжий дьявол.

Очкарик повеселел, прибавил шагу, силясь что-то сказать, но не знал с чего начать. Всё произошло так внезапно. Перепугался. С этого и начал.

— Это хорошо. А по-земному?

— Игорь.

— Слушай, Игорь. Всё произошло так внезапно. Я шёл со школы, как и ты…

— Почему ты ходишь в эту школу? — Прервал я. — Ты вроде не из бедных, то есть… не из обычных людей.

Антон замедленно кивнул.

— Да. Вроде. Отец не раз хотел определить меня в престижную школу, но мне там не нравится. Там дети как роботы. Не живые почти.

Я засмеялся сквозь нарастающую боль в плече — всё-таки вывих! — обронил:

— А здесь значит все живее всех живых? Или ты думаешь, что здесь можно учиться, учиться и учиться, как завещал товарищ Ленин?

— Я специально выбрал самый тяжёлый район и разогнал всю охрану отца, — гордо выпятил грудь Антон, — хочу быть простым человеком, как и все. Ты, они…

Отлично, ещё и идиота спас.

Вслух ответил:

— Ничего более глупого не слышал. Ты какой-то странный, пацанчик. Они не люди почти. Шакальи условия делают из них зверей. Сегодня ты мог навсегда потерять то, что в народе называется психикой…

Антон округлил глаза:

— Игорь, ты говоришь не по возрасту… Никогда бы не подумал.

Вот отмочил, умник.

— Ты тоже вроде не тупой. Хотя, наверное, я утрирую. — Я ускорил шаг.

Ёжику пришлось, чуть ли не бежать, чтобы успеть за спасителем. Так продолжалось довольно долго, пока Антон совсем не запыхался, запричитал:

— Игорь, куда ты? Куда направляешься теперь? Я слышал, что ты из детдома, как и эти… Там тебе кранты? Так ведь?

Резко повернулся.

— Слушай, Антон, это не твои проблемы. Жизнь идёт не по книжкам и не по телевизорам. Эти вон уже насмотрелись не тех передач… Так что это не твои проблемы. Оставь меня. Если ты из-за сотки, то её я тебе отдать не могу. Я иду в магазин. Есть хочу!

— Стой! Возьми ещё денег! Возьми все! У меня много! Честно.

Ноги помчали, что есть мощи прочь. За дом, в ближайший магазин. Я скрылся за дверьми, надеясь, что надоедливый Антон отстанет.

Привязался, блин, мучимый совестью.

Через пару минут вышел на улицу с пакетом, в котором лежал пакет кефира и батон. Сел тут же у входа на широкие ступеньки. Зубами порвал пакет, приник губами, кадык задёргался. Батон так же стал уменьшаться на глазах кус за кусом.

Перед глазами проплыл здоровенный серебристый джип. Красавчик. В деревне таких отродясь не было, а в городе к названиям автомобилей ещё не пригляделся, не запомнил, как какой называется.

Джип остановился прямо перед ступеньками, заехав на тротуар. Дверь открылась, на свет из салона показался… Антон. Расплываясь в улыбке, дружелюбно сказал:

— Слушай, Игорь, ну чем ты питаешься? Как жив ещё до сих пор? Поедем, я приглашаю тебя на обед… Там нормальная еда.

Комок застрял в горле. Я чуть не подавился, резво подскочил на ноги:

— Слушай, Антон, меня устраивает эта еда. Я никуда не поеду! Отстань, ей богу!

Антон подошёл вплотную, положил руку на плечо. Резко, размашисто. Как раз на то, что пострадало.

Я непроизвольно вскрикнул — как молнией шибануло по ране. Пакет с кефиром вырвался из ослабевших пальцев, потёк белой лужей по ступенькам.

Плечо порядочно опухло, мешая уже и движению руки. Та безнадёжно повисла вдоль тела. По телу прокатилась волна температуры. В глазах помутнело.

Ну, вот ещё не хватало. Как не вовремя.

Антон закричал людям в автомобиле, те повыскакивали, подхватили под локти.

Я уже не видел как кричал спасённый, когда неосторожный водила схватил за руку, тем самым вызвав болевой шок, что отбросил в отключку. Схватил же за локоть, а отдалось всё в больное плечо. Балбес!

Временами выныривал из странного тёмного омута ослабевшего организма, машина несла куда-то вдаль с огромной скоростью. Тут же отключался снова. Запомнился образ очкарика перед глазами.

Заботливый, что ли? К чему так обо мне печётся? Я же просто спас его. В этом мире это давно ничего не значит.

Окончательно проснулся на операционном столе.

Небо серое. В дымке. Но воздух свежий и чистый. Давно не дышал таким. Как-то свыкся с запахом больничных лекарств и не замечал отсутствия порций кислорода. А теперь лёгкие навёрстывали упущенное. Бледное лицо на глазах розовело, губы наливались здоровым красным цветом. Ещё б в деревню на простор, где сама душа поёт. Тогда очухался бы за несколько часов.

И молочка бы…

Кутаясь в тонкую куртку, я стоял, подпирая спиной больничный столб и вертел в руках никому не нужную выписку. Листик с буковками. Достал зажигалку, когда-то отобранную у Паши. Чиркнул. Огонёк пополз по бумаге вверх, яростно цепляясь за драгоценный ресурс. Не боясь обжечься, погрел руки, и оставшийся кусок выбросил в урну.

Не болел я никогда. Не было такого. Здоров, как бык. Не было этих недель больниц, уколов, операции, лечения. Огонь стёр всё, оставив лишь пепел и новые горизонты.

«Ботаник» как всегда был рядом. Как и две с лишним недели изо дня в день. Кормил, поил, одевал. Как мама, ей богу. Даже учебников понабрал и подгонял меня по школьной программе, не забывая и про своё обучение.

Мы достойно учились, лёжа в больнице в отдельной двухместной палате. Оба в десятых параллельных классах. Программы одинаковые.

Антоха лежал со мной в палате просто так. Деньги решают многое, и шутки ради ему назначили обследование на срок, как раз подходящий под моё время лечения. Так мы и были официальными пациентами.

Он был похож на друга. Такого, которого мне всегда хотел иметь. Настоящего. Я к нему прикипел, как не уверял себя в обратном. Но пора уходить. Жизнь научила, что нельзя к кому-то привязываться. Оторвут потом с кровью.

Так что лучше сейчас, чем в «один прекрасный день».

— Антоха, я тебе признателен за заботу и подчиненное плечо, но дальше я как-нибудь сам, — глядя в небо, сообщил я, стараясь не встречаться с другом взглядами.

Слова звучали неубедительно, а стоило поймать взгляд, как любой собеседник догадался бы, что расставаться не хочу. Просто вру, сочиняя на ходу.

— Рыжий, и куда ты пойдёшь? — Спокойно спросил он.

Антон был единственным человеком, кого не хотелось бить за своё прозвище.

— Ты каждый день будешь задавать мне этот вопрос?

— Пока не ответишь, — хмыкнул очкарик и хитро улыбнулся, добавляя. — Плечо-то зажило, только пара резких движений или ударов в ближайшее время и почти три недели лечения насмарку. А ты, как я понял, боевой. Чрезмерно. Удержишься ли?

— Ты хочешь взять меня в рабство?

Очкарик расцвёл улыбкой:

— Ну, зачем ты так? Я просто хочу пригласить тебя ко мне с ночёвкой. Пару дней поживёшь у меня, а потом сам решишь, куда тебе идти. С отцом заодно познакомишься. Он тоже благодарен тебе за моё спасение.

— Сколько тебе раз говорить, что ты уже тысячи раз меня отблагодарил. Не надо больше про спасение.

— Хорошо, хорошо, — закивал Антоха. — Тогда просто попьёшь с нами чаю вечерком. В тесном узком семейном кругу.

— И сколько вас там человек в вашем клане?