Солдаты, которых предали - Гельмут Вельц

– Да, кстати, на зиму генералу нужен и приличный блиндаж. Никто не знает, как пойдет дело дальше!

Прощаюсь и еду на своем «БМВ» к себе. Издали уже видна наша высотка. Мы окрестили ее «Цветочный горшок», почему – мне не ясно. Любое другое название подошло бы куда лучше. Но это не играет роли. Я рад, что дело с генеральским кино выгорело. Под этим предлогом смогу взять человек 20. Хоть на время вылезут из этого дерьма. Дай бог, чтобы вышло!

В моем блиндаже меня ждет сюрприз – лейтенант Франц. Он докладывает о своем прибытии.

Тут же даю ему назначение: пусть примет 2-ю роту, в ней сейчас нет командира. Сообщаю гауптфельдфебелю, чтобы немедленно прибыл за своим ротным. Франц рассказывает о последних днях своего отпуска. Жена не хотела отпускать.

– На перроне смотрела на меня так, словно уезжаю навсегда, сколько ни разубеждал, не помогло.

В последний момент и сам засомневался: а правильно ли, что добровольно опять на фронт попросился? Но ведь долго ж война не продлится! Я рад, господин капитан, что снова здесь. Пока стреляют, мой дом среди старых камрадов!

Слова его текут рекой. Подожди, подожди, мой милый, скоро не то запоешь! Сталинград – это тебе не прогулка, не галантный походик, как во Францию, не внезапное вторжение в мирную страну, как в 1941 году! Твой гауптфельдфебель да и остальные унтер-офицеры еще сегодня порасскажут тебе, каково тут! Франц прощается. Машина за ним уже прибыла. Прежде чем ложусь поспать, раздается долгожданный звонок из штаба дивизии. Строительство кино должно начаться завтра одновременно с постройкой зимнего блиндажа для генерала. Это даже больше, чем я мог ожидать. Диктую Фирэку приказ: поручается

1-й роте, ее сил как раз на это хватит. Итак, хоть одно подразделение получит отдых.

Три дня спустя. Я уже вполне освоился. Словно и не бывал в отпуске. 1-я рота занята строительными работами и проводит спокойные дни в Разгуляевке.

2-я рота ведет минную войну за всю дивизию. У железнодорожной насыпи, пересекающей наш участок, она кропотливо извлекает русские мины, заложенные внаброс. Впереди, где линия фронта становится все менее плотной, постоянно минируются большие участки местности. Мина заменяет человека – таков девиз. Тяжелее всего приходится 3-й роте. Она дает саперов и других специалистов для ежедневно атакующих штурмовых групп. Подрывники, огнеметчики, минеры требуются для любой операции. Естественно, эта рота несет наибольшие потери, донесения о них растут на моем столе.

Канцелярская возня мешает мне, я переселяю батальонную канцелярию из Питомника в соседний блиндаж. Теперь в Питомнике остаются только финансово-хозяйственная часть, ремонтно-восстановительная служба и обоз. У меня нет желания просидеть всю зиму в тесной норе, в которой я сейчас обитаю, а потому потихоньку начинаю строить себе блиндаж побольше. Тут будет место не только для меня, но и для адъютанта, стереонаблюдателя и водителя.

Фирэк все время старается быть поближе ко мне, не отпускает меня ни на шаг. Иногда я замечаю, как он пристально смотрит на меня со стороны. У него что-то на душе. Хочу дать ему высказаться и вызываю к себе. Сидим друг против друга, обсуждаем обстановку.

– Хорошо, что мы дали отпуск ряду старых саперов. Хоть уцелеют, – говорю я.

Слово «отпуск» произнесено. Фирэк подхватывает:

– Тебе хорошо говорить, ты был в отпуске! А нам – сиди, жди. Если не произойдет чуда и офицеры не посыплются с неба, о поездке домой и думать нечего. Пробудем здесь без отпуска, пока нас не пошлют в бессрочный.

Да, положение наше скоро не улучшится, он прав. Почему бы ему не съездить сейчас же9 Пару недель без него обойдемся.

– Не надо смотреть на все так мрачно, Вальтер. Я тебе отпуск обещал, и ты его получишь. Хоть сию минуту, только подыщи заместителя. Но не лучше ли поехать на рождество?

– Ну нет, лучше синицу в руки… Кто может сказать, что будет через два месяца. Да и в декабре снега наметет на целый метр. У меня какое-то глупое предчувствие.

– Кто тебя заменит?

– Думаю, Бергер. Он уже давно загорает во взводе подвоза инженерно-саперного имущества.

– Бланк отпускного свидетельства заготовил?

– Да.

– Дай сюда!

Заполняю бланк, ставлю внизу подпись.

– Ну, езжай с богом! Машина доставит тебя на станцию Чир. Пусть с ней вернется Бергер. Все ясно?

Вальтер не верит себе от счастья. Он бросается к аппарату и зовет Фидлера.

– Надо обмыть! У меня припасена бутылочка бургундского. Разопьем сегодня втроем. Рад чертовски за жену. Представляешь, какие у нее глаза будут, когда я вдруг нагряну!

Он просто вне себя от счастья. Радость хоть на несколько недель вырваться из войны, желание поскорее увидеть жену и дочурку заставляют его тут же начать сборы. Все происходит молниеносно.

Борьба за цех № 4

Уже 8 ноября 1942 года. На передовой все как обычно. Бои за груды камня и канализационные колодцы, деятельность штурмовых и разведывательных групп в заводских цехах, огневые налеты обеих сторон, минная война, бомбежки, потери; штабы разрабатывают планы операций, ртутный столбик падает все ниже. День как день.

Тучи сегодня нависли особенно низко, черно-синие. Темнота опускается на землю рано. Вдали призрачно белеют фасады светлых домов на окраине города. Ни луны, ни звезд. Только яркие линии трассирующих пуль на востоке. А дальше к югу все небо в отблесках орудийных залпов, они следуют один за другим так часто, что дульное пламя сливается в одно сплошное зловещее зарево. Земля сотрясается и стонет, словно живое существо, на которое непрерывно обрушивается удар за ударом. Горизонт вспыхивает то белым, то желтым, то красным огнем, свет и тьма скачками сменяют друг друга. Внезапно перед глазами в серо-печальных тонах возникает лунный пейзаж – изрезанная рвами, балками и лощинами местность без единого деревца или кустика. Чернеющие воронки от бомб и снарядов, параллельные следы танковых гусениц, указатели с лаконичными сокращениями и примостившиеся на скатах лощин блиндажи.

В этом лабиринте действует 6-я армия. Последние силы почти на исходе, и все-таки она еще готова к прыжку. Ведь как-никак она продвигается! Тактика действий мелкими штурмовыми группами день за днем приносит выигрыш территории, пусть и совсем ничтожный: несколько метров, угол дома, лестничная площадка, дыра подвала. И все-таки это продвижение. В развалинах разрушенного волжского города рухнули и привычные шаблоны вождения войск, потеряли свой смысл прописные истины, которым учили нас в военных академиях и школах. Десятилетиями внушавшиеся и всеми признанные принципы и авторитеты просто-напросто сметены. Зачастую добытые обильно пролитой кровью военные доктрины, которые нам вдалбливали в аудиториях высококвалифицированные преподаватели, здесь непригодны. Масштабы и суровость этой битвы изменили арифметику войны, во всяком случае у нас.