Всё, что должно разрешиться… Хроника идущей войны - Захар Прилепин

— Замечательно: без интернета невозможно было проверить, где раньше находился Херсон, — посмеивался я. Екатерина была остроумная женщина.

— Ну а потом в Херсонскую губернию, — продолжал Яценко, — входила Таврида, Одесса, частично нынешняя Кировоградская область. Соответственно, потом здесь располагался административный центр российской экономической зоны, по причине того, что в Херсоне изначально были верфи. Но верфи затем убрали и перевезли в Николаев. И остался большой никому не нужный город.

— И как ты из своего большого, никого не нужного города попал в Славянск? Тут на Екатерину уже не сошлёшься.

— Два месяца я провёл на Антимайдане в Киеве. Поучаствовал в первой драке, когда там только начиналась мясорубка. Я был на зачистке Грушевского, был на площади Незалэжности. В последний день в Мариинский парк привозил арматуру. Я уже понял, что будет рубилово, и поэтому лично ездил на металлобазу под Киевом, покупал арматуру. И потом я выводил всех активистов херсонских — нас было девятьсот человек. Тогда стало ясно, что надо брать поезд в аренду. Если бы выходили на автобусах, нам бы не дали выйти. Людей мы вывезли на поезде.

Я покачал головой: вот это да.

Наконец, догадался спросить, какого он года рождения. Оказалось — 1985-го. Ну ладно тогда. Я-то первые полчаса думал, что этому парню едва за двадцать.

Но чем больше присматривался к нему, тем больше понимал, что изначальное впечатление было ошибочным: мимика и глаза выдавали быстро думающего, дельного, сильного и давно уже взрослого человека.

— Мы тут же пошли к херсонскому губернатору Костюку. Он сам дончанин, с Ильменского района. У нас с ним всегда хорошие отношения были. За небольшой срок он сделал немало для области. Говорим: всё, началось рубилово. Он говорит, что нет, нужно договариваться, нужно обеспечить охрану ОГА. Я ему говорю: всё, там людей убивают, поздно, надо разворачиваться к Москве, ведь Москва — это всё-таки наши… Тут как раз Добкин устраивает мероприятие в Харькове.

Я киваю — да, я помню, мы только что обсуждали с Костей Долговым этот съезд. На который сначала всех собрали, а на другой день, с подачи Коломойского, этих самых собравшихся элементарно кинули.

— Мы вчетвером едем от Херсонской области на Харьковский съезд, — продолжал Яценко, — но там уже пошёл слив. «Партия регионов» была не в состоянии что-либо сделать, и мы вернулись в Херсон. Дома выяснилось, что моя машина в розыске: уже есть фотографии, как я привожу арматуру, как я эту арматуру выгружаю.

Семью я уже вывез до этого — в Сочи, у меня жена сочинка. Машину свою прячу, и на машине брата мы выезжаем в Крым. В Крыму на тот момент никакой таможни нет. Там творится что-то непонятное.

Еду в Москву. Пока я в Москве — в Крыму появились «вежливые люди» — и понеслось. Пытаюсь в Москве найти людей, которым можно объяснить, насколько важна с точки зрения стратегии Херсонская область. В Херсоне есть электричество и вода — то, что нужно Крыму.

Возвращаюсь в Крым — и в это время происходят события в Одессе. Двое ребят из Одессы, которых я встречал в Мариинском парке, — Андрей и Сергей — сгорели в Доме профсоюзов. И тогда я понял, что нужно делать выбор. Отцу позвонил и сказал, что еду в Донецк. Он благословил. Жене сказал, что поехал в командировку, типа у меня какой-то подряд, и что две недели меня не будет. Она меня до сих пор за это упрекает. И всё, отправился в Донецк. Границу перешёл, она была ещё укропская. А все мои украинские документы — права и так далее, — остались в Киеве. Я под Киевом снимал дом — там и лежат, быть может, до сих пор все мои вещи, компьютер…

Приехал в Донецк и в свой день рождения попадаю к Паше в кабинет. Я пришёл с кучей идей того, что я могу сделать. Спрашиваю, как у них обстоят дела со связью.

— Он пришёл и предложил на основе шифрованной телефонии проект, — продолжает сидевший с нами Губарев, легко качнув, в командирской своей манере, большой головой в сторону Яценко, но на самого Яценко не глядя. — Мы сразу его приняли и дали деньги. Первая связь была установлена по линии Донецк — Стрелков. И эту связь ни разу укры не перехватывали.

Вот он про себя не всё рассказывает, — наконец, улыбнулся Губарев и быстро посмотрел на Яценко. — Когда его уже назначили министром, — а министерство многопрофильное: почта, городские телефоны и фельдъегерская служба — всё нужно было сразу налаживать, — Губарев повернулся ко мне, — так он реально жил на работе, даже одежду не менял.

— А я как панк, — ответил Яценко, и тоже чуть улыбнулся.

Он вообще, заметил я позже, никогда не смеётся в голос: я, по крайней мере, так и не услышал его смеха. По типажу Яценко — всегда серьёзный отличник. Отличник сначала в школе, потом отличник в институте. Следом зарабатывает свой миллион, или десять миллионов, или даже пятьдесят…

А затем, когда на Майдане начинается война, закупает арматуру.

— …Я и в Москве жил, и в Великобритании учился, — дозированно выдаёт детали своей биографии Яценко.

— С ума сойти, ты ещё и в Англии учился, — мрачно отметил я. — Сколько в твоём донецком министерском штате было человек поначалу?

— Был я, потом ещё два человека. Первые три сотрудника, которые у меня были: один из Петербурга, второй из Москвы, третий из Казани. Это был отдел спецсвязи. У парня из Петербурга была «Лада Гранта», на которой мы побывали и в Славянске, и в Лисичанске, и в Изварино — и где только не были! Мы даже хотели ролик сделать про эту машину.

— Знаешь, как этот человек принимал людей на работу? — Губарев снова кивает головой в сторону Яценко. — Спрашивал: что ты можешь сделать? «То-то и то-то» — «Хорошо, завтра выходи к восьми».

— Я всем давал шанс, — безо всякого пафоса объяснил Яценко. — У меня 30 % министерства не имеет высшего образования.

— И все, в основном, старше тебя? — спросил я.

— Конечно, — ответил он.

Под самый вечер Яценко немного развеселился — я пил водку, он чай, и что-то в этом чае на него подействовало; особенно меня позабавил рассказ о том, как Яценко явился к Стрелкову в Славянск.

— В Славянске, — рассказывал Яценко, — такое обоюдное доверие было, все друг другу улыбались. «Люди к нам идут и нас поддерживают? Добровольцы из России? — ууух!»

В общем, как я попал к Стрелку — приехал с телефоном и сказал: «Я буду делать вам спецсвязь. Позывной "Яцик"». Он такой: «Что от меня нужно?». Я ему сказал, что нужен его офицер связи. Он мне даёт своего офицера связи: всё, мы пошли в здание СБУ, в его кабинет. Я поставил связь, рассказал, как пользоваться. Он говорит, сколько ещё телефонов есть? Я говорю, что ещё пять телефонов. «Нужно в Краматорск, Артёмовск и в Дружковку ставить». Всё, есть, понял. Ни паспорта не спросил у меня Стрелков, ни откуда я, ни что я. Вот это факт. Все подумали, что меня ФСБ прислало. Хотя это была моя личная затея, потому что я в телефонии разбираюсь и знаю, как что зашифровать.

Первый раз у меня спросили паспорт, когда оформляли удостоверение на начальника связи, то есть, когда меня передали в подчинение Хмурого. Он меня спросил, что я буду делать. Я ему ответил, что могу то-то и то-то. Ну, давай, говорит, возглавишь у меня 4-й отдел радиоразведки и спецсвязи. И тогда он мне штатку подписал. Вот в тот день я первый раз показал паспорт. Это был конец августа. То есть май, июнь, июль, август — четыре месяца у меня документов никто не смотрел…

…в марте, апреле, мае, понимаю я, любой человек, приехавший в Харьков, в Одессу, в Донецк, в Луганск — хоть бы он был вовсе городским сумасшедшим — мог сказать: здравствуйте, я полковник Иванов — и его допускали куда угодно.

Все хотели верить в руку Кремля.

В неё верили в Киеве и на Западной Украине, в неё верили в модных московских кафе; но самое главное — в неё очень верили ополченцы.

Ополченцы, конечно же, первыми поняли, что никакой руки Москвы нет.

…сидя за одним столом с Яценко, и то смеясь, то поражаясь его рассказам, я всё равно время от времени забывался и снова не мог понять: нет, всё-таки зачем было парню из Херсона — который имел подряды на Олимпиаде в Сочи, открывал филиалы своей фирмы во Львове и в Черновцах, — зачем ему понадобилось тянуть провода от одного отряда бородатых ополченцев к другим разбитным, гулевым, чубатым сепаратистам?!

Догадываясь, что наткнулся на какую-то аномалию, я отдельно обсудил схожие темы с Павлом Губаревым, стоявшим, как мы помним, у самых истоков донбасской истории.

— Ты, накануне всех событий, имел своё рекламное агентство? И нормально себя чувствовал?

— Условно я мог себя отнести к «среднему классу». Мне до среднего класса чуть-чуть не хватало. Я мог себе позволить ездить по Европе всё лето, мог себе позволить всякие «ништяки», собирался квартиру покупать.