Бродячие псы - Джон Ридли

– Так-так, посмотрим, кто пришел. Жаждешь свести со мной счеты? – раздался из полумрака сладкий голос Грейс.

– У меня к тебе дело.

Силуэт дрогнул. Лица не было видно, но Джону показалось, что Грейс улыбнулась.

– Дерьмовый у тебя видок.

– Не прячься, Грейс. Что ты, в самом деле, вообразила?

– У тебя неприятности?

– Судьба не очень меня балует. Только не говори, что мне следовало быть осторожнее.

– Ты намерен весь день так простоять?

Джон пожал плечами:

– Пока твой муж разрешает мне жить.

– О да! – Грейс произнесла это таким тоном, будто вспомнила вдруг какой-то несущественный фрагмент давным-давно забытого кинофильма. – Подразумевается, конечно, что я должна принести извинения.

– Почему ты так со мной поступаешь, Грейс?

Она провела голой ступней по голени своей ноги.

Мужик – что теленок.

– А почему зайцы выбегают на середину дороги?

Джон покачал головой:

– Я здесь скоро сгорю.

– А выглядишь вполне свежо под навесом.

– Я сгораю по другой причине.

Грейс вышла из тени и всем телом прильнула к металлической сетке. От этого ее платье натянулось, подчеркивая округлость груди. Она была великолепна.

– Мистер Стюарт, я замужняя женщина.

– По мне так видно, что я сгораю от желания? – спросил он с абсолютно серьезным видом, но в то же время с некоторым лукавством в голосе.

Губы Грейс дрогнули в улыбке. Она притворилась, будто пытается разгадать, что у него на уме.

– Пожалуй, я позволю тебе войти. Надо же привести тебя в порядок.

– Я должен пообещать быть паинькой?

– Если ты намерен быть паинькой, можешь убираться прямо сейчас.

Джон присел на краешек кровати. Грейс одернула платье и расправила складки. Смочив ватку спиртом, притянула голову Джона к своей груди.

– Чур, не подглядывать, – хихикнула она.

Джон вдохнул и почувствовал ее запах. Свежий и приятный. Это был запах женщины.

– Немного пощиплет, – предупредила Грейс.

Она прижала ватку к глубокой ране на лбу Джона.

Он дернулся.

– А-а! Черт!

– Терпи, терпи – не так уж и больно. Не мешало бы наложить пару швов.

– Вроде и ехать-то было всего ничего, как-никак не Гавайи, а все равно не добрался.

– Ты, конечно, не расскажешь мне, что произошло?

– Несколько плохих парней в кожаных куртках стали пинать мой портфель с учебниками, за что старая дуэнья разорвала одного из них в клочья.

Грейс на секунду задумалась:

– Звучит правдоподобно.

Она перевязала Джону голову и царапины на руке. Нежно, неторопливо, с любовью.

– Вот и все, – подытожила она и добавила: – Не сдавайся так быстро. Прояви твердость и, кто знает, может, найдешь свое счастье.

Грейс поощрительно улыбнулась, но тут же отошла от кровати.

– Ну-ну, – Джон не без усилия встал. – Вот, значит, как.

– Ты мне никогда не говорил, что у тебя на уме, – стоя к нему спиной, заметила Грейс.

Он собрался было что-то сказать в свое оправдание, но удержался.

– Джон, – почти прошептала она, – чего ты хочешь?

– Я хочу выиграть. На двадцати двух, на тридцатке, на «зеро» или на любом другом числе, на которое поставлю деньги. Я хочу бросить кости и смотреть, как они катятся, катятся…

– О, господи! Ты опять об азартных играх? У тебя что, дурные наклонности?

– Угадала. Только наркотики или выпивка – фигня. Ничто так не возбуждает, как игра – когда ты следишь за шариком, приближающимся прямиком к тому числу, на которое ты поставил, или когда наблюдаешь за соперниками, зная, что у тебя на руках козырные валет и туз.

– Ты сумасшедший, если надеешься выиграть. Не случайно все эти игры называются азартными. Можно было бы выиграть, назывались бы выигрышными.

– Постоянно выигрывая, не словишь кайфа – острота ощущений уйдет. Я готов проиграть сто, нет, тысячу раз, лишь бы хоть однажды познать радость крупного выигрыша.

Грейс откинула рукой волосы со лба.

– Прекрасно, если не считать того, что каждый раз ты теряешь на этом деньги. И немалые. Я вот рискнула сыграть с Джейком и до сих пор расплачиваюсь. Пойми меня правильно, Джон, но я не уверена, что ты относишься к той категории людей, которые в состоянии оплатить свой проигрыш.

Джон подошел к окну. Взгляду его предстала пустыня: песок, пыль, кактусы, перекати-поле. В пустыне выживают только сильные. Остальные погибают. Мертвых же ничего не трогает. Ни солнце, ни дождь, ни ветер. Ничего. Когда все, что существовало в этом мире, исчезнет, когда люди превратят плодородные земли в пепел, здесь по-прежнему будет пустыня. Пустыня совершенна. Она была всегда и пребудет вечно.

– Хороший у тебя джип, – сказал он.

Они ехали по выжженной солнцем земле. Двадцать минут, полчаса. Грейс вела машину как ковбой, укрощающий дикую лошадь. Отклоняясь от дороги, она выискивала любые препятствия – дюны, канавки, ямы – и преодолевала их на полном ходу. Джип на короткое время зависал в воздухе… фонтаны песка из-под колес и глухой удар о землю.

Грейс хохотала как школьница.

Джон вцепился в ручку над дверцей. Пальцы от напряжения побелели.

Грейс направила джип к плато на вершине горы и наконец заглушила мотор. Под ними простиралась пустыня. Джон вылез из салона и пристроился на земле в тени, которую отбрасывал автомобиль. Грейс переминалась с ноги на ногу на самом солнцепеке.

Джон наблюдал за ней, прикрывая ладонью глаза от палящих лучей:

– Тебе не жарко?

– Жарко, но я люблю солнце. Я выросла в резервации. Солнце, пустыня – для нас это были священные понятия. Джейк, кстати, такой же. Думаю, в этом мы очень похожи.

– Ты его любишь?

– Нет.

– А раньше любила?

– Все зависит от того, что ты называешь любовью. В детстве у меня ничего не было. А хотелось многого. Во всяком случае, Сьерра не могла удовлетворить моих желаний, и я готова была на все, чтобы добиться своего. Джейк стал для меня счастливым билетом. Он не ахти какой богач, но зарабатывает столько, сколько половина этого города. Он был старше меня, с другим складом характера, но я поставила себе целью заполучить его. Как бы то ни было, он мог дать мне то, что я хотела. И я начала за ним ухаживать. Я заставила его поверить, что это он ухаживает за мной, а сама между тем подтаскивала его к себе, как рыбак тащит рыбу, наматывая леску на катушку. Можно назвать это любовью?

– Конечно нет, – выпалил Джон. – Нет, думаю, нет. И, судя по всему, твои надежды не оправдались.

– Я все еще здесь, как видишь. Вот она я. – Грейс описала рукой широкую дугу над своей головой. – И чего я добилась? Похоронила себя в этой вонючей пустыне. Джейк понимает ее по-своему. Его не тянет приезжать сюда. Его вообще ничего не интересует, кроме торговли землей. «В маленьком пруду, – любит повторять он, – водится крупная рыба, тогда как в пересохшем заливе и мелкой не сыщешь».

– Ты могла бы уйти от него.

– Знала бы как, ушла бы.

– Просто возьми и уйди, что тут такого? – удивился Джон.

– Тебе не понять. Ты привык колесить по свету куда глаза глядят. Я так не могу. Я боюсь одиночества. Мне нужно чувствовать, что обо мне кто-то заботится.

– Иными словами, тебе нужны талоны на питание, – поморщился Джон, как если бы проглотил пригоршню соли. – Тебе нужен кто-то, за кого ты можешь уцепиться, чтобы смотаться отсюда.

– А хоть бы и так? Все лучше, чем делать вид, будто я собираюсь этого кого-то осчастливить. Хотя бы на время. Я имею в виду… – Грейс постаралась смягчить голос, но все равно слова ее прозвучали вызывающе сексуально: – Я могла бы кое-что предложить ему. Только, мне кажется, так поступать нельзя. Стоит сделать первый шаг, и уже не остановишься. Думаю, я и тебе стала бы все время лгать.

Она резко повернулась к Джону и пристально на него посмотрела.

– Ты меня за это ненавидишь? Если ненавидишь, я тебя не виню. Может, ты был прав, когда сказал, что нужно собраться, настроиться и рвать отсюда когти. Любым способом.

Джон тихо повторил:

– Любым способом.

Грейс подошла к самому краю плато. Обхватив себя за плечи, устремила взгляд в бездонное синее небо.

– Знаешь, чего мне хочется? – спросила она, обращаясь неизвестно к кому. – Мне хочется стать птицей. Глупая мысль, конечно. Любой ребенок об этом мечтает. Когда я была маленькой, старики у нас в резервации верили, что люди могут превращаться в животных. – Она широко раскинула руки, словно собираясь взлететь. – А вдруг и я смогу!

Джон смотрел ей в спину. Грейс стояла на самом краешке обрыва. По телу Джона пробежали мурашки – зрелище было не для слабонервных. Он стал медленно-медленно подкрадываться к ней.

Мыслями Грейс витала где-то далеко. Не обращая внимания на Джона, она снова заговорила:

– Если бы я была птицей, полетела бы во Флориду, в «Диснейуорлд». Мне всегда хотелось там побывать. А еще слетала бы в Нью-Йорк. Может быть. Правда, Нью-Йорк, наверное, не лучшее место для птиц.