Дуб и кролик - Мартин Вальзер

Алоис. Ну как, хорошо посовещались?

Все вместе. Да, да. Конечно.

Алоис. Я заметил, что господа сделали перерыв, иначе я не осмелился бы вам помешать. Это по поводу краски. Как вы находите, будут ли вспоминать об этой позорной доске... или краска подходит?

Потц (не слушая). Алоис, мы как раз говорили о вас.

Алоис. Обо мне? Я всегда говорю Анне: я пугаюсь, когда слышу, что говорят обо мне.

Потц. Господин Земпер и господин Блаб, или, может быть, вы, коллега Шмидт, кому я должен предоставить слово?

Шмидт. Я воздерживаюсь.

Неловкая пауза.

Потц. Нет желающих? Значит, все в порядке. Спасибо, Алоис.

Алоис (растерянно). Пожалуйста. (Хочет идти.)

Земпер. Постойте. Господин Грюбель, мне чрезвычайно тягостно, так или этак, понятно, что именно я должен... но поймите, во имя высокой гармонии, певец не имеет права думать только о себе, вам это известно.

Алоис. Это вы насчет хора?

Земпер. Совершенно верно. Мы должны подчиняться. А если вы будете сегодня петь вместе с нами, так или этак, понятно, господин Грюбель, каждый поймет, откуда взялся этот прекрасный голос, разве мы хотим напоминать людям о застенках тех бесчеловечных лет, сегодня, в троицын день, можем ли мы этого хотеть?

Алоис молчит.

Хотите ли вы этого?

Алоис медленно качает головой.

Я знал это, господин Грюбель. Значит, мы едины. Так или этак, понятно. Я благодарю вас. (Протягивает ему руку.)

Алоис (кричит). Анна! (Стремительно убегает направо.)

Темнеет. Видны только движущиеся флаги. Одновременно звучат, накладываясь друг на друга, несколько народных песен. (Монтаж.)

8. Певческий праздник.

Третий рецидив Алоиса.

Вечер. Из ресторана приглушенно доносится пение. Перед рестораном одиноко сидит доктор Церлебек.

С правой стороны осторожно выходит Алоис. В руках он держит молоток и охапку кроличьих шкурок.

Д-р Церлебек. Алоис!

Алоис сразу бросает шкурки и встает по стойке «смирно».

Алоис. Господин доктор!

Д-р Церлебек. Алоис, подойди ко мне. Подойди. Нас только двое. Мы должны держаться друг друга. Мы не жалуемся, Алоис. Что мы совершили, Алоис? Мы выполняли наш долг и будем выполнять его дальше. (Достает записную книжку.) Как обстоят дела, Алоис?

Алоис. Я не должен вам больше ничего рассказывать.

Д-р Церлебек. Я не могу тебя принуждать. Но наука, Алоис.

Алоис. Анна не хочет, чтобы обо мне писали в книге.

Д-р Церлебек. Она все еще пьет?

Алоис. Все больше и больше.

Д-р Церлебек. Ей необходимо лечиться.

Алоис. Я тоже иногда так думаю. В ней сейчас появилось что-то дикое, неожиданное. Мне самому это знакомо. Только в лечебном заведении человек полностью приходит в себя.

Входит Анна, отгоняя ворон.

Анна. Кш... кш... обожравшаяся сволочь.

Алоис. Анна!

Анна. Вороны, Алоис. А-а, господин доктор! Снова пришли немножко пошпионить? Алоис, пойдем.

Д-р Церлебек. Госпожа Грюбель...

Анна. В зоологическом саду есть соловьи... здесь, на Дубовой горе, только вороны. (Вырывает у Алоиса из рук молоток.) Вороны, господин доктор. (Угрожает ему молотком.)

Д-р Церлебек. Она скинула маску. Оскорбление действием! Прекрасно! Оскорбление действием. До скорой встречи. (Хочет уйти.)

Из ресторана выходят Потц и Шмидт. Они навеселе.

Алоис и Анна, тесно прижавшись друг к другу, наблюдают за происходящим.

Потц. Доктор! Куда вы исчезли? Все требуют доктора Церлебека.

Шмидт. Настроение исключительно...

Потц. Хватит, доктор! Пойдемте. Конечно, существуют педанты. Предадим забвению. Вчистую.

Шмидт. Настроение исключительно благоприятное для вас.

Д-р Церлебек. Я пойду с вами при условии, что Земпер принесет мне свои извинения.

Потц. Он сделает это, доктор. Пойдемте. Все принесут вам свои извинения. Все! В конце концов, все мы братья по пению.

Уводят доктора Церлебека в ресторан, распевая «Подобно гордому орлу».

Алоис. Анна, теперь они снова поняли.

Анна. Алоис, иди, беги принеси ружье господина директора. Вороны мчатся за мной. Они хотят кроличьего мяса. (Кричит, закинув голову вверх.) У меня его больше нет! Кш... кш...

Алоис. Анна, где ты видишь ворон?

Анна. Ты прав, Алоис. Я просто не буду больше смотреть в ту сторону. Я не должна была разрешать им подглядывать, как я... кроликов убивала. Теперь они хотят еще.

Алоис. Отдай мне молоток.

Анна. За все хорошее я должна быть благодарна этому молотку. Доктор ушел, кролики уже на небе, мой дорогой Алоис больше не поет. Такого счастья еще никогда не было. Скажи мне, что ты тоже хотел иметь детей.

Алоис. Да, Анна.

Анна. Хотя с детьми иногда бывает очень трудно?

Алоис. Да, Анна.

Анна. А если Хериберт разобьет грузовик?

Алоис. Я его снова починю.

Анна. Или Карл залезет в дом к зубному врачу?

Алоис. И украдет у него коронки.

Анна. По мне, пусть он его даже убьет.

Алоис. По крайней мере, ранит в руку или в плечо.

Анна. А потом заявится домой, топая ногами, начнет ругаться и скажет: «Ну, вот и я! Только что был у соседки и наплевал ей на постель... А теперь, мама, влепи-ка мне хорошую затрещину!» Ах, Алоис, я ему такую дам затрещину, что щека зазвенит. А он даст мне сдачи, ударит свою родную мать... Ну и пусть. Другие-то били. А от него можно стерпеть. Он же сын. Сын, Алоис.

Алоис. Да, Анна.

Анна. А теперь я пойду за ружьем.

Алоис. Отдай мне молоток.

Анна. А потом ты мне его вернешь, сразу после?

Алоис. Я верну его тебе сразу.

Анна отдает ему молоток.

Анна. Ах, дорогой Алоис.

Алоис. Иди принеси ружье.

Анна. Сейчас принесу. Кш... кш... кш... Обожравшаяся сволочь. (Отгоняет ворон и убегает.)

Алоис снова берется за свои шкурки, приближается к флагам. Появляется Горбах в праздничном костюме, с бокалом в руках. Ясно, что он уже немного навеселе.

Горбах. Алоис! Иди сюда. Мне сейчас необходим человек, понимаешь? Человек, который не поет.

Алоис отворачивается.

Я ведь тоже не пою. Из любви к тебе, Алоис.

Алоис снова поворачивается к нему.

Когда чем-нибудь жертвуешь, Алоис, в тебе пробуждается такое хорошее чувство.

Алоис. Ах, господин директор, я теперь сам не могу понять, как я согласился на убийство кроликов. В наказание я теперь не имею права петь со всеми вместе.

Горбах. Да нет же, Алоис, нет...

Алоис. Нет, это мне в наказание. Я понимаю... Я не должен был соглашаться с тем, что кроликов нужно убрать. Это несчастье, когда человек со всем соглашается.

Горбах. У тебя, по крайней мере, нет сына, Алоис. А мой на будущий год на пасху хочет поступать в семинарию. Стать священником, так он пишет. При этом он же настоящий баран. Что мне ему теперь посоветовать?

Алоис. При западном ветре клиенты жаловались, и вы сказали, что мы обанкротимся. Поэтому я согласился.

Горбах. Нам ведь всем порядком досталось. Что правильно, тебе никто не скажет. А вот избить тебя за неверный шаг каждый готов.

Алоис. Так уж создан человек — как только у него появляется коммерческий взгляд, он приходит в ярость. Я чувствую, что меня снова хватит рецидив при одной мысли, сколько всего мне еще придется постигать.

Горбах. Будущее, Алоис, это и есть самое страшное. В особенности если у тебя есть сын. В конце концов, не всякий человек — профессор истории. Алоис, ты что-то скрываешь, а ты мог бы мне посоветовать.

Алоис. Должен же когда-нибудь наступить конец, господин директор. Я принимаю решение ничего больше не постигать.

Горбах (испуганно). Кто там? Кто-то здесь есть?

Алоис. Вороны. Они видели, как Анна убивала кроликов. Вы слышите запах, господин директор?

Горбах. Какой?

Алоис. Ветер переменился... западный ветер... пахнет теперь кровью... кровью моих кроликов...

Горбах. Даже ты, Алоис, думаешь только о себе, теперь я в этом убедился. Я сожалею об этом, Алоис. (Уходит в дом.)