Общество знания: Переход к инновационному развитию России - Г. Осипов

Реально реформа сломала сложившийся при советском укладе благополучный рацион питания и возник, как сказано в Докладе, «всеобщий дефицит» питания, ранее немыслимый. И даже в чисто «рыночном» смысле реформа привела именно к опасному дефициту, какого не знала советская торговля. Чтобы увидеть это, надо просто посмотреть статистические справочники. Товарные запасы в розничной торговле (в днях товарооборота) составляли в СССР в 1985 г. 92 дня, а в РФ в 1995 г. 33 дня. Положение регулировалось посредством низкой зарплаты, а то и невыплатами зарплаты и пенсий.

Профессор д.э.н. С. А. Дятлов писал в 1997 г.: «Долги по невыплаченной зарплате и пенсиям в два с лишним раза превышают товарные запасы. Оборотные фонды предприятий на 80-90 % обеспечиваются кредитами коммерческих банков. Можно говорить о том, что экономика России в ее нынешнем виде — это не только долговая экономика, но и экономика хронического дефицита, скрытого высоким уровнем цен и искусственным сжатием платежеспособного спроса» [72].

Гипостазированием была во многом предопределена некогерентность рассуждений о частной собственности. Это весьма ограниченное понятие превратилось в мышлении интеллектуалов-реформаторов в какого-то могущественного джинна, которого надо было только выпустить из бутылки, и он исполнит все желания. Кампания по пропаганде частной собственности в 90-е годы вышла за рамки рациональности и была крайне некогерентной. Академик А. Н. Яковлев пишет в 2001 г.: «На Руси никогда не было нормальной частной собственности, и поэтому здесь всегда правили люди, а не законы… Только частная собственность через действие закона стоимости и конкуренции непрерывно повышает производительность труда и создает материальные блага в изобилии. Частная собственность — первооснова автономии личности, ее обогащения — интеллектуального и материального и т. п.» [211, с. 24].

Это суждение из пяти утверждений полностью некогерентно. Что значит «на Руси правили люди, а не законы»? В США законы Святой дух в виде голубя в Конгресс приносит — или люди их пишут? Что значит «частная собственность создает материальные блага»? Теория стоимости еще у Локка была трудовой, так что материальные блага создает не собственность, а труд. А изобилие этих благ у части общества определяется тем, что частная собственность позволяет диктовать способ распределения, а не создания благ.16

Мысль, будто «только частная собственность повышает производительность труда», фантастична. Неужели Яковлев, академик РАН по Отделению экономики, всерьез считает, что за двадцать тысяч лет истории цивилизации, которые предшествовали возникновению частной собственности, производительность труда людей не повышалась? Мы знаем о скачкообразных повышениях производительности труда (революциях), которые оказали на судьбу человечества гораздо более фундаментальное влияние, чем изобретение компьютера — приручение лошади и верблюда, выведение культурных растений и переход к земледелию, изобретение хомута и использование лошади на пахоте вместо вола. Частной собственности при этом еще и в помине не было. Столь же странно утверждение, будто «частная собственность — первооснова автономии личности». Когда, по мнению Яковлева, появились на Земле личности — только в ходе буржуазных революций?

И ведь некогерентными рассуждениями обществоведы обосновывали, много ни мало, радикальную смену социальной системы, то есть переделку жизнеустройства огромной массы людей. Вот рассуждения Л. И. Пияшевой в установочной книге, приводимые как доводы за то, чтобы сломать все привычные социальные структуры: «Инженер, проработавший много лет, не имеет сбережений, для того чтобы оплачивать учебу своих детей в одном из университетов мира; чтобы безбедно жить в старости, не пользуясь государственной системой пенсионного обеспечения… Да и самих возможностей дать „заграничное“ образование детям, получить непредоставляемые медицинские услуги у нас нет» [135].

Почему ради ничтожного меньшинства желающих «дать заграничное образование детям», нужно ломать систему образования в своей стране?

Зачем инженеру копить деньги, «чтобы оплачивать учебу своих детей в одном из университетов мира», если он может бесплатно послать своих детей учиться в нормальных отечественных вузах? МГУ — не «один из университетов мира»? Такие инженеры — плод воображения. И зачем человеку мечтать «безбедно жить в старости, не пользуясь государственной системой пенсионного обеспечения», если эта самая государственная пенсионная система вполне безбедную старость обеспечивала? А если ты хочешь на старость прикопить — так на здоровье! Зачем же ломать при этом государственную систему? И где в мире существует система здравоохранения, которая «предоставляет непредоставляемые медицинские услуги»?

Следует вдуматься в саму структуру мышления видного обществоведа. Л. И. Пияшева пишет: «Система, делающая всех постоянно нуждающимися и зависимыми от „государственного“, прикрепленного к нему участкового врача, от парикмахера, учителя, продавца,… должна и может быть заменена системой, в которой человек сам способен решать большинство социальных проблем» (там же).

Это утверждение подрывает нормы рациональности: нас призывают установить такую систему жизнеустройства, «в которой человек сам способен решать большинство социальных проблем». Что это за система, где человек без помощи общественных институтов решает не личные, а именно общественные проблемы?

Во многих случаях некогерентность рассуждений вызвана грубым нарушением меры, которое подрывает рациональность последующих шагов. Вот, А. С. Ципко заявляет: «Не было в истории человечества более патологической ситуации для человека, занимающегося умственным трудом, чем у советской интеллигенции. Судите сами. Заниматься умственным трудом и не обладать ни одним условием, необходимым для постижения истины» [187]. Представляете, в СССР люди не обладали ни одним условием для постижения истины. Не имели ни глаз, ни слуха, ни языка, ни аршина и безмена? Как они вообще могли жить, не говоря уж о том, чтобы в космос Гагарина снарядить? Это умозаключение с деформированной логикой.

А вот утверждение экономиста Г. Лисичкина: «Подоходный налог с зарплаты — это ведь очевидно — не только лишен смысла, но он… вреден и опасен» [107]. Почему же подоходный налог с дохода (зарплаты) лишен смысла? Что здесь очевидного? И как может быть лишено смысла то, что «вредно и опасно»? Видимо, под смыслом экономист Г. Лисичкин понимает лишь то, что безвредно (для кого?). И чем же все-таки опасен подоходный налог?17

Некогерентность рассуждений иногда вызывалась умолчанием или искажением важных сторон реальности из идеологических побуждений. Известно, например, что в культуре России укоренено глубокое отвращение к убийству и ненависть к убийце. Пропаганда запрета смертной казни во время перестройки болезненно принималась в обществе. Здесь мы не касаемся сути этой проблемы и лишь обращаем внимание на то, что эта пропаганда часто велась с нарушением норм рациональности. Например, видный юрист-социолог Я. И. Гилинский писал в академическом журнале: «Мы полагаем, что государство не может считаться правовым и цивилизованным, пока в нем сохраняется узаконенное убийство… В настоящее время в большинстве цивилизованных стран смертная казнь отменена de jure или не применяется de facto» [176].

Это утверждение некогерентно, поскольку главным образцом «правового и цивилизованного государства» в тот момент были почти официально признаны США. В США дискуссия о смертной казни велась с 1972 года, и позиции шаг за шагом ужесточались. 11 июля 1990 г. сенат США 94 голосами против 6 одобрил, как сказано, «самый жесткий и самый всеобъемлющий в истории США» закон о борьбе с преступностью, расширяющий применимость смертной казни на 33 вида преступлений. Юрист не мог этого не знать, да и читатели журнала «Социс» в общих чертах знали.

В годы реформы некогерентность умозаключений стала едва ли не нормой в мышлении околовластной интеллектуальной элиты. Вот похвалы А. Н. Яковлева в адрес Гайдара и Чубайса: «Мне ясно, что благодаря „шоковой терапии“ Гайдара наши люди узнали, что такое деньги. Благодаря Чубайсу и его приватизации у нас узнали, что такое собственность. Это великое дело» [207].

Эти рассуждения несообразны со здравым смыслом! Благодаря Гайдару наши люди узнали, что такое отсутствие денег — особенно в тот момент, когда оказалось, что у них обесценены сбережения (ни много ни мало, а 400 миллиардов долларов). А приватизация Чубайса была лишением граждан их собственности и получаемых с нее доходов. Это вещь настолько очевидная, что высказывание Яковлева надо трактовать как постмодернистское создание фиктивного образа реальности.