Бессметрный - Татьяна Солодкова

Черт, у меня, что, на лбу это было написано?

— Но я справилась, — возразила я, все еще не понимая, что ему от меня надо.

— А если бы нет? — он уперся в меня тяжелым взглядом. — А если бы на катере были не только мы, а весь экипаж? Или если бы это был не катер вовсе, а «Прометей»? Вы бы так же рискнули жизнями команды, будучи неуверенной в своих силах? — я молчала. — Когда на хвосте висят преследователи, рискнуть и погибнуть в случае провала лучше, чем сдаться. В такой ситуации ваш поступок был бы оправдан. Но вы решили рискнуть жизнью просто из собственной гордыни.

— Зачем же вы тогда полетели со мной? — мой голос прозвучал придушенно.

— А что мне было делать? Спровоцировать, а потом остаться в тепле и безопасности, пока глупая девчонка рискует жизнью?

— Я не глупая девчонка! — вскинулась я. Меня еще никто так не оскорблял.

— Да, вы просто камикадзе. Камикадзе не делятся по половому признаку!.. — Тайлер резко сбавил обороты, осадив сам себя, и продолжил уже спокойнее, но ужасающе серьезно: — Я не потерплю, если вы будете тешить свою гордыню на моем корабле. Мне плевать, с какой вы планеты, но за штурвал я вас пущу только тогда, когда буду полностью уверен, что вы не станете рисковать моей командой только затем, чтобы покрасоваться.

Я молчала. Что я могла сказать? Хотелось разреветься. Не помню, когда в последний раз меня так отчитывали. Забиться в угол и разреветься. Но я не умела плакать. Когда погиб Ник, я плакала в последний раз, потом родители даже показывали меня психологам, но плакать, я так заново и не научилась.

Тайлер присел на край стола и отвернулся от меня.

— У нас две недели пути до пункта назначения, — устало сказал он. — На Одине-III мы получим новое задание, а до тех пор у вас есть четырнадцать дней вдали от военных действий, чтобы решить, против кого вы воюете: против Карамеданы или против своего экипажа.

Тайлер замолчал. Я переступила с ноги на ногу.

Нужно было что-нибудь сказать.

— Я могу идти? — сказала. — Вы закончили?

— Я закончил, — на меня он так и не посмотрел.

4.

Не знаю, что гнало меня больше, ярость или обида, но до своей каюты я практически долетела. Подумать только, всего несколько минут назад, я радовалась, как ребенок, удачному полету и была ужасно горда собой. А сейчас меня, как этого самого ребенка, отчитали и, можно сказать, поставили в угол. Головокружительный взлет и болезненное падение.

Жаль, что автоматической дверью нельзя хлопнуть…

Я металась по тесной каюте, как дикий зверь, не в силах успокоиться. Не помню, чтобы меня когда-либо так унижали. Капитан не просто в мгновение ока растоптал мое самолюбие, он еще и попрыгал на нем!

Дьявольски хотелось что-нибудь разбить.

— Ник, — от переизбытка чувств я снова начала разговаривать с братом вслух, — ты не представляешь, как я его ненавижу! — я вышагивала от стены к стене, шаг, еще шаг, еще, поворот, шаг… — Он же специально позволил мне почувствовать себя победителем, чтобы потом побольнее припечатать, — шаг, шаг, поворот. — Приручает, как собаку! Чертов лондорец!

А еще он мой капитан и командир…

Ненавижу!

Я была уверена, что, будь, Ник жив, то непременно бы поддержал меня. А еще лучше — пошел бы и набил лицо этому самовлюбленному лондорцу.

— Ник, если бы ты только был жив, — простонала я, падая на койку навзничь.

Я сама была себе противна. За то, что ради карьеры согласилась на это позорное назначение, а не подала в отставку, пока это было возможно. За то, что теперь нахожусь здесь, среди врагов, одетая в их форму. Даже за то, что эта проклятая форма идет мне куда больше, чем земная!

Я перевернулась на живот, подтянула к себе подушку и прикусила ее угол зубами, чтобы не закричать.

За то, что я так легко поддалась на провокацию Тайлера, я была себе особенно омерзительна. И почему со всеми этими современными технологиями до сих пор не изобрели машину времени? Вернулась бы на час назад и застрелилась…

Я даже не смогла бы сказать, на кого злилась больше: на Тайлера или на себя. Он ведь все верно рассчитал, знал заранее мою реакцию и подловил. А я, тоже хороша, повелась, как девчонка. Да, именно, повела себя как глупая девчонка, Тайлер ведь так и сказал.

Побесившись еще несколько минут, нещадно сминая ни в чем неповинную подушку, я все же пришла к выводу, что саму себя я ненавижу даже больше, чем капитана. В конце концов, он ведь на самом деле беспокоится за свою команду и преследует одну цель: доверять штурвал человеку, в котором будет уверен.

Стоп. Я, что, его оправдываю?!

Нет, положа руку на сердце, я его вовсе не оправдывала, а в чем-то я его даже понимала. Тем было еще обиднее: признать, что был прав лондорец, а не я. Но будь Тайлер хоть тысячу раз прав, зачем он устроил этот спектакль, зачем позволил мне сесть в катер, если видел, что я это делаю не из уверенности в своих силах, а из-за гордыни? Еще и сам полез вместе со мной! А после этого назвал камикадзе меня, кто из нас двоих камикадзе, еще можно поспорить.

И все же, Тайлер «сделал» меня уже трижды. Да-да, именно трижды: сначала, когда указал на то, что его команда устроила мне радушный прием, а я смотрела на них свысока, и я не могла не признать, что в этой ситуации прав был он, а не я; потом, когда вынудил меня переодеться, причем так, что в итоге я признала рациональность его требования; и сейчас, когда он унизил меня и оскорбил, но, в то же время, я понимаю, что капитан опять был прав, снова был прав…

Прав, тысячу раз прав. Мне нужно спрятать личные переживания куда подальше и забыть о том, что я только временный член этого капитана, я должна влиться в команду, я обязана…

Я, наконец, выпустила несчастную подушку и села на койке, посмотрела на фото брата.

— Никки, — сил хватило только на шепот, — скажи, будь ты жив, ненавидела бы я лондорцев так, как теперь?

И пусть он не ответил, я прекрасно знала ответ на этот вопрос. Но Ник погиб в глупой войне, затеянной планетой Тайлера, и это уже не изменить.

Несмотря на то, что я поняла мотивы поступка Тайлера и в некотором роде признала его правоту, я была не намерена давать ему время для злорадства. Конечно же, он и так понял, что задел меня за живое, но не хватало еще, чтобы он узнал, насколько. Если капитан думает, что теперь я запрусь в каюте и носа не покажу, он глубоко ошибается.

Не прошло и часа после нашего «памятного» разговора, как я уже собралась, посмотрела в зеркало, пригладила растрепавшиеся волосы, прорепетировала любезную улыбку и вышла из каюты. Если Тайлер мечтал превратить ее в мой карцер, то пусть даже не надеется.