Бессметрный - Татьяна Солодкова

— То есть вы привыкли защищать свою команду?

Я, не понимая, подняла на него глаза:

— Что вы имеете в виду?

— То, что вы вступились за Райана, — доктор тоже смотрел на меня в упор.

Не объяснять же ему истинную причину, почему я хотела скрыть это происшествие от капитана.

— Его вины, и правда, не было, — сказала я.

— Вы, наверное, не знаете, но Александр обещал отправить его на месяц драить камбуз, если он опять попытается демонстрировать новеньким свою силу, — как бы невзначай заметил Коллинз.

— Не знала, — растерянно подтвердила я, не совсем понимая, к чему он клонит.

— Так что вы спасли Ригза, — доктор неожиданно улыбнулся. — И завоевали его уважение, а это не так-то просто. Райан ведет себя, как весельчак, но к дружбе и долгу относится весьма серьезно.

— Да-а… — протянула я, даже не зная, что мне делать со свалившимся на меня «счастьем».

— Готово, — провозгласил Коллинз, завершив перевязку, и я смогла одеться. — Будет болеть, примите это, — он взял из шкафчика баночку с таблетками и протянул мне. — Но не больше двух в сутки. И побольше отдыхайте. А дня через три загляните ко мне на осмотр.

Я кивнула, поблагодарила за работу и уже направилась к двери, когда доктор снова заговорил:

— Я рад, что ошибался на ваш счет.

Я замерла на середине шага и обернулась.

— Вы о чем?

Он смело встретил мой взгляд.

— О том, что вы не из тех землян, которые мнят себя выше всех остальных, и тратят все силы, чтобы доказать свою «крутизну», — док сделал пальцами жест, долженствующий изображать кавычки на последнем слове.

Никогда не знала, что у меня есть совесть, но после этих слов, она явно зашевелилась.

— Я пытаюсь быть не из «таких», — тихо ответила я, а потом все же не удержалась: — Вы не любите землян?

— Я ко всем отношусь лояльно, — заверил Коллинз, — но те земляне, с которыми мне довелось встречаться, оставили о себе не лучшее впечатление.

Что-то такое было в его словах, значимое, важное, над чем стоило поразмыслить. Но не сейчас, а в спокойствии и одиночестве.

— А капитан? — сама не знаю, что мной руководило, когда я задала этот вопрос, но когда сообразила, что делаю, было уже поздно. — Он тоже не любит землян? — все же мне было важно знать, все дело во мне лично или все-таки в моей планете.

Кажется, доктор удивился моему вопросу.

— Александр? — даже переспросил он, потом сделался серьезным: — Нет, не думаю. Хотя у него как раз были бы причины.

— Какие причины? — не поняла я.

Но лицо Коллинза оставалось предельно серьезным.

— Идите, Морган, — он мягко подтолкнул меня к двери. — Идите, отдыхайте.

Опять какие-то загадки! Я с этими лондорцами с ума сойду!

Но я благоразумной заткнулась и вышла. Хватит с меня на сегодня впечатлений.

5.

На следующий день стало хуже. Ребра ломило, и мне с самого утра пришлось выпить болеутоляющее. На завтрак не пошла, да и вообще не вставала с койки до самого обеда, то просто лежала, то проваливалась в сон, когда сил думать больше не оставалось.

А подумать было о чем. Лондорцы оказались вовсе не теми, кем я их всегда считала. Обычные люди, вполне дружелюбные, даже, можно сказать, доброжелательные. Причем, если верить доктору Коллинзу, это они ждали от меня гадостей, как от землянки.

А ведь Тайлер в первый день говорил мне о том же, и объяснял, что не мог появиться на земной станции в форме своей родной планеты.

С другой стороны, если подумать, то чего они от нас ждали? Ведь это Лондор начал «Тринадцатилетнюю войну», унесшую так много невинных жизней, в том числе и моего брата. Чего они хотели? Уменьшить земное влияние на другие планеты, кажется, именно так звучала официальная версия. Даже это можно было бы принять, если забыть о том, что стало первым вестником войны: лондорцы спалили земной пассажирский лайнер «Одиссей», который, сбившись с курса, зашел на их территорию. Двести ни в чем неповинных людей. Естественно, Земля объявила им войну после такого вопиющего инцидента.

А теперь, получается, земляне злые?

Вот только разум, сговорившийся с внезапно проснувшейся совестью, подсказывал, что когда взорвался «Одиссей», Лоры Стэнли еще на свете не было, Эшли Рису было года три, Райану Ригзу — пять, а Клавдия Морз была еще подростком. Единственным из экипажа, кто застал начало «Тринадцатилетней» войны во взрослом возрасте, был кок Кули. Но даже моя неуемная фантазия не могла вообразить, что Глеб Кули бросился расстреливать пассажирское судно.

Прошло уже тринадцать лет со дня окончания той войны. Символично: «Тринадцатилетняя война» и тринадцать лет.

Сколько было тому же Тайлеру на то время? Лет шестнадцать, не больше. Так что даже он, самый ненавистный мне из всех знакомых лондорцев, не мог принимать участие в войне против моей Родины.

Так кого же ты ненавидишь, Морган?

Это был очень важный вопрос, и, не желая врать самой себе, я понимала, что экипаж «Прометея» мне ненавидеть не за что. Любить, конечно, нет причин, но и ненавидеть тоже. Обычные люди, родившиеся на другой планете, со своими обычаями и своей историей, но не так уж сильно отличающиеся от землян. Вот только, в отличие от моих соотечественников (и меня самой), относящиеся к уроженцам другой планеты гораздо терпимее.

Мои рассуждения были бесцеремонно прерваны стуком в дверь. Гостей я не ждала.

Пришлось, кряхтя, подняться, чтобы открыть. Голосовую команду на замок я так и не установила.

— Сейчас! — крикнула я, быстро набрасывая покрывало на разобранную постель, сама я была в форменной футболке и брюках, так что одеваться не пришлось. — О! — изумилась я, когда на пороге обнаружился старпом с подносом, полным еды, в руках.

— Привет, — улыбнулся он.

— Привет, — тупо ответила я, часто моргая и пытаясь осознать, что это на самом деле, и я не сплю.

— Ты не пришла на завтрак, — пояснил Рис, — я подумал, что ты отсыпаешься, а обед решил доставить, — снова глуповатая смущенная улыбка, — ты же у нас пострадавшая.

— Не больно-то отоспишься с такими ребрами, — пробурчала я.

— Что? — не расслышал мой гость.

— Ничего, — отмахнулась я, заставив себя тоже улыбнуться, — проходи, — он жалобно покосился на тяжелый поднос, — поставь на тумбочку, — показала я.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Рис, когда избавился от своей ноши.

— Паршиво, но до свадьбы заживет, — не слишком удачно пошутила я.

— Мне жаль.

— Брось, — надо бы получше следить за тем, что и кому говорю, — все нормально. Присаживайся, — не то чтобы я хотела, чтобы мой гость задержался, но выгонять, не пригласив присесть, было бы уж совсем невежливо.