Оберег на любовь. Том 1 - Ирина Лукницкая

Лишь две даты численника были жирно обведены красным карандашом, и под ними твердой рукой сделаны пометки. Напротив пятнадцатого июля стояло – «Пол!», а напротив девятнадцатого – «Свет». Правда, уже без восклицательного знака. Я спросила:

– Сонь, у вас что, вчера пол ремонтировали?

– С чего ты взяла? – вздрогнула, вскинув на меня затуманенные очи, подруга, которая явно уже намеривалась вздремнуть.

– Ну вот же, у тебя в календаре начиркано!

Соня зашлась припадочным смехом, вмиг стряхнув с себя следы временной отключки.

– Ну и уморила! Пол – это ж ты, Полина! Это я тебя, дурынду, ждала. Деньки считала.

– Точно! Ты мне еще в городе на этот счет что-то говорила, – вспомнила я. – Ну а свет? Что тогда есть свет в твоей тайнописи?

– Вообще-то, это фамилия нашей соседки, сокращенно. Просто напоминание, что у старухи девятнадцатого день рождения.

– А… Так бы и говорила.

– Ты, поди, решила, что к нам в субботу явится монтер и отключит свет за неуплату? – продолжала она потешаться над моими удивительными догадками.

– Ну, мало ли? Может у вас лампочка в туалете перегорела, а вдруг, кто-то в город собирается. Вы взяли, да и пометили, чтобы не забыть заказать, – как могла, отражала я удары.

– Лампочка? – опять хохотала Соня. – Да у нас отродясь и света-то там не было.

Под предлогом того, что мне как раз надо посетить упомянутое место, я тихонько спустилась и направилась по дорожке, подмечая детали, которые как-то сразу не заметила. Мне безумно понравилось, что прямо на лужайке под яблоней размещался обеденный стол. Сейчас, во второй половине дня, он полностью открыт солнцу, а вот утром, вероятно, ветви дают хорошую тень. Замечательная идея – завтракать на улице… До чего уютный уголок сада! По центру, над круглым полем стола покачивался старомодный матерчатый абажур, который настолько выцвел, и его так прополоскали дожди, что теперь уже невозможно определить, какого была когда-то цвета выносливая ткань. Светильник, подвешенный на длинном шнуре, довольно низко располагался над столешницей. Эх, вечерком здесь, наверное, с книжкой посидеть – одно удовольствие! В запутавшейся бахроме пауки давно наплели своих кружев. Ну и пусть. С паутинками еще интересней. Я еще раз восхитилась мудрости хозяев. Все по уму: вкус, устроенность, опрятность да еще и романтики хватает!

В дверце дощатого домика – прорезь в виде симпатичного солнышка с треугольными лучами. Теперь мне уже казалось, что Сонькины расписные ставни не самый верх декорирования. Оригинально, а главное – светло, и действительно никаких лампочек не требуется. Только я успела выйти, запереть дверцу, крутанув деревянную вертушку, как во дворе раздался молодой задорный голос:

– Девчонки! Ау!

Ко мне по дорожке направлялась Сонина родительница, и поначалу я даже не узнала ее. На голове – белая в крапинку косынка, завязанная назад по-деревенски, сама в застиранном коротком халатике без рукавов и в резиновых галошах. Ее лицо, обычно отличающееся благородной бледностью, сейчас раскраснелось, и над верхней губой выступили капельки пота.

– Здравствуйте, Людмила Ивановна, – поздоровалась я, слегка смущаясь от того, что встречаю хозяйку не на крыльце, не в доме, а выплываю откуда-то с заднего двора.

– Здравствуй, Поленька. Что это ты ко мне с таким официозом? Мне казалось, я всегда для тебя была тетей Люсей? – просто сказала она без всякой обиды в голосе.

– Ой, извините, теть Люсь, – поправилась я.

И в самом деле, чего это мне вздумалось называть ее по имени-отчеству? Наверное, от неожиданности и от моего нового статуса званой гостьи.

– Прибыли, значит? А я к соседке ходила. Помогла ей лук полоть. Сама-то внаклонку уж совсем не может.

– Мы не так давно приехали. Только ноги успели помыть. А Соня там, в доме прилегла. Устала очень с дороги, – докладывала я обстановку, почему-то слегка оправдываясь.

– Понятно. В общем-то, я в своей дочери никогда не сомневалась. Лежебока, – с теплотой в голосе и почти с гордостью характеризовала она свое чадо. – Ну, что ж? Вдвоем с тобой будем чаевничать. Идем на кухню.

Сонька проспала до самой темноты. Намучилась девчонка. Я не сдавала своей подруги. Тетя Люся сама обо всем догадалась, увидев на веранде новую, однако уже заметно деформированную обувь с двумя выпуклыми холмиками – сохранившимися следами от костяшек больших пальцев.

– Да уж, Соня моя никак на Золушку не тянет. Лапа вымахала уже больше, чем у меня. Ну, что теперь с этими хрустальными башмачками прикажете делать? – непонятно к кому обращалась Людмила Ивановна.

Она рассеянно повертела в руках миниатюрные туфельки и аккуратно поставила на место.

– Разносит, – заверила я ее.

– Да уж, тут сомневаться не приходится. Девочка у меня упертая, как баран.

– Скорее, как баронесса, – хитро улыбнулась я.

Женщина тут же вернула мне улыбку в ответ. Мы абсолютно поняли друг друга.

Остаток дня пролетел быстро, не успела я глазом моргнуть: только что был чай на летней кухне, восторги тети Люси по поводу того, как это славно, что меня отпустили к ним в гости на целую неделю, расспросы, как мы добирались, да как там вообще жизнь в городе… И вот уже краешек солнца коснулся конька крыши дома – на дачи незаметно спустился вечер.

Мать пожалела свою несчастную дочь, и велела ее не будить, если та сама не соизволит подняться.

– Пусть спит, чего уж теперь. А ты-то, Полина, как, свежая? Жара вроде на убыль пошла. А-а, ну так мы с тобой сейчас тут пошуршим по хозяйству… пока светло еще!

Я была совсем не против «пошуршать», и охотно включилась в работу, проникшись святой целью моей работодательницы – «управиться по хозяйству» до наступления темноты. Эти вечерние часы оказались для меня исключительно насыщенными. За время, пока красный глаз закатного солнца медленно проваливался за горизонт, и небо постепенно гасло, как гаснет свет в театре перед началом следующего акта, мне довелось узнать, что значит поливать огород, прореживать морковку и как правильно окучивать картошку. За спиной имелся лишь скромный опыт, связанный с сельхозработами. От школы нас гоняли на уборку в колхоз, но такого трепетного отношения и индивидуального подхода к каждому кустику, как в частном хозяйстве Людмилы Ивановны, разумеется, там не наблюдалось. Системы в поле не было никакой. Некоторые ряды, не охваченные ни техникой, ни людьми, так и оставались стоять нетронутыми. Часть клубней, извлеченных комбайном, просто втаптывалась в рыхлую почву и исчезала под ногами безалаберных учащихся. В результате, добрая половина картофеля оставалась в земле. Поэтому в подшефном колхозе мне больше всего нравился обеденный перерыв. Здесь, по крайней мере, все было организованно и понятно.

…Кажется, по результатам первого дня тетя Люся осталась мною довольна. Как я убедилась чуть позже: приглашая меня в гости, хозяева действительно преследовали корыстную цель. Впрочем, Сонька неоднократно намекала на меркантильный подход своей матушки к моему прибытию и на некий прилив свежих сил в моем лице, поэтому все было честно. Теперь мне стало окончательно ясно, в чем дело: оказывается, этим летом случился небывалый урожай клубники. Кстати, в наших краях эта садовая культура отчего-то зовется «Викторией». Соньке сборы невиданного урожая уже порядком надоели, и тут явилась я. На новенького. Мне даже выдали рабочую одежду в виде черных спортивных трусов и старой майки мышиного цвета с дыркой на пузе. По ветхости и размеру, похоже, эти вещи были бывшими «тетилюсиными». Подруга подтвердила мои догадки относительно принадлежности и заявила, что штаны вовсе не спортивные, а самые, что ни на есть, пионерские. Хорошо, что в сатиновый парус была продета завязка, и трусы можно было затянуть на талии как угодно туго, иначе я бы просто из них выпала.

Ну и штаны… Кроме всех «достоинств», они пузырились по бокам! Моя униформа всех изрядно повеселила. Соня сказала, что в ней я похожа на тощего замордованного пажа в пышных панталонах из эпохи мрачного средневековья. Ее наряд тоже не блистал особой красотой. На ней был поношенный желто-коричневый сарафан с одной только лямкой. Вторая лопнула и так и болталась неприкаянно на спине жалкой тряпочкой. Пришить ее, видно, было некому и некогда. Зато ткань была интересная. Соня назвала ее не совсем прилично – «леопёрдовой», а лямку окрестила «помочью». Мы опять хохотали. В общем, пока мне все было в радость.

Когда мы на следующее утро, облачившись в спецодежду и получив краткий инструктаж, приступили к своим обязанностям, я с удовольствием ползала по грядкам. Согласно рекомендациям, сначала надо было выдрать все инородные травинки, а уж потом, с прополотых ухоженных кустиков, собирать урожай. Отдохнувший на хозяйских перинах организм долго не замечал ни жары, ни усталости. Интерес к работе подогревался тем, что ягоду можно было есть в неограниченных количествах. Из руководства к действию я усекла главное: чем больше «Виктории» мы с Соней слопаем, тем меньше впоследствии нам же ее придется обрабатывать. И я старалось на совесть. Поедание ягоды поначалу казалось мне самой приятной работой на свете. Ах, какая была клубника! Сочная мякоть с красными кристалликами то ли сахара, то ли арбуза, таяла во рту, пачкала пальцы ароматным липким соком, и каждая последующая ягода была, безусловно, вкусней, чем предыдущая. Странно, но почему-то некоторые плоды, самые крупные и крепкие, оставались приятно холодными даже в жару. Видно, приспособились искусно прятаться в тени своих же листиков. Дело спорилось. Виктория затягивала. Живот пух. Я ела, ела, и никак не могла остановиться, до того притягательна на глаз и сладостна на вкус была эта самая клубника!