Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов

как непозволительный скачок к потусторонней надежде, как утешительное бегство в веру (как будто вера – такая уж легкая и общедоступная вещь, замечу я!). Они говорят, что религиозные экзистенциалисты все правильно понимают: трагичность бытия, абсурдность, бессмыслицу, – но потом-де у них не хватило последовательности, мужества, и они сделали «скачок в веру». Это непоследовательность и слабость. В общем, в чем-то атеистические и религиозные экзистенциалисты близки друг к другу, а в чем-то – совсем не понимают друг друга (как это вообще чаще всего бывает с людьми религиозными и атеистами).

Напоследок перейдем к главному. Все последующие лекции мы будем говорить об отдельных мыслителях-экзистенциалистах. И прежде чем переходить к «деревьям», взглянем на «лес» в целом. Мы наконец подошли к главным темам экзистенциализма.

Что же такое «экзистенция» и как понимается человек в экзистенциализме?

Все вы знаете разные иностранные языки, а потому знаете и то, как переводится буквально на русский язык латинское слово «existentia», английское «existence» («эк-зистенс») или французское «existence» («экзистанс»). Как вы уже знаете, слово «existentia» переводится как «существование». Слово имеет древние корни в философской традиции. Его упоминает еще Фома Аквинский. Всегда рассматривалась пара антиподов: «existentia» и «essentia», существование и сущность. Сущность – нечто вечное, постоянное и незыблемое, как эйдос у Платона, а существование – сиюминутное, текучее, мимолетное. Но экзистенциалисты придали экзистенции особый смысл. Для них это понятие описывает специфику человеческого бытия в мире. После экзистенциалистов «экзистенция» означает не просто какое-то существование, это именно человеческое существование. Это можно понимать как синоним слов «личность», «субъективность», при помощи этого понятия описывается специфика человеческого.

Надо сразу сказать, что до экзистенции мы никак не можем добраться. Важнейший тезис, который мы будем развивать, что экзистенция не есть вещь, человек не есть вещь! Именно поэтому человек как человек не может быть предметом изучения науки. Экзистенция не предметна, не вещественна, не объективируема. Она не часть природы. Об экзистенции легче говорить в категориях отрицания, апофатики, нежели утверждения. Описать экзистенцию можно через целый ряд «не». Экзистенция ни из чего не выводима – ни из природы, ни из общества – и ни к чему не сводится, не может быть редуцирована. Экзистенция человека незаменима, каждый человек уникален, не детерминирован. Каждый из нас есть в мире один раз. Отсюда мы видим такой позитивный атрибут экзистенции, как спонтанность, самодетерминацию, или, иначе говоря, свободу. Экзистенция неделима. Нельзя разделить человеческую душу на кусочки. Это некая абсолютная целостность.

Вы, конечно, спросите меня: если экзистенция – не вещь, то как же о ней можно судить? Судить о ней можно двумя способами: по тому, чем она не является, от противного, и по ее проявлениям. Сама экзистенция непостижима, но мы можем зафиксировать, как она проявляется в мире.

Философ эпохи Возрождения с очень красивым, звучным и длинным именем Джованни Пико делла Мирандола написал «Речь о достоинстве человека», в которой приводит абсолютно экзистенциальную притчу. Он говорит: когда Господь создал мир, Он все поставил на свои места, и сказал – камень будет здесь, дерево здесь, солнце здесь, собака здесь. А последним Господь создал человека и сказал ему: «Адам! Для тебя у меня нет определенного места, ты будешь тем, чем захочешь. Ты – единственное существо, которое ни к чему в мире не привязано. Ты можешь опуститься ниже самой последней скотины, подняться выше ангелов. Твой удел – в твоих руках».

Вот такая восхитительная и чудесная притча! Эта притча вводит нас в самую суть экзистенциализма. Определение человека в том, что у него нет определения. Человек выпадает из природы и творит сам себя. Его природа в том, что у него нет природы, он определяется через свою неопределимость. Он – проект самого себя, и Бог сотворил его таким удивительным созданием, чтобы он сотворил себя сам. Он тоскует, он хочет быть гармоничным, укорениться в этом мире, но он не может. Человек – это то, что еще надо создать. Человеческое, в отличие от всего остального, находится в разладе с собой. Это не данность, а цель. Как скажет Сартр, «человек не самотождествен». Человек – это огромное несчастье и огромная удача! И для всех экзистенциалистов очень важно определение человека, которое дал Ницше:

«Человек – это еще не ставшее, еще не завершенное животное». Определение человека в том, что он еще не завершен. Гердер не зря называл человека «вольноотпущенником природы», а Шелер – «аскетом природы». Мы выпадаем из природы, из утерянного рая и кое-как компенсируем эту чудовищную утрату и дисгармонию «второй природой» – историей и культурой, которые создаем сами и в которых действуем. Или, как скажет Ортега-и-Гассет, «у человека нет природы, но есть свобода». Вместо сущности у него существование, вместо эссенции – экзистенция. В этом смысле важная черта экзистенциализма – его принципиальный и последовательный антиэссенциализм.

Слово «экзистенция» имеет еще один очень важный побочный смысл – «ис-хождение, ис-ступление, выход-за». То, что по-гречески передается словом ἔκ-στᾰσις. Человек выходит в мир, экзистирует, он открыт миру, он разомкнут. Человек может дистанцироваться от мира и от себя. Он может подняться над собой, отстраниться от своего тела, своих инстинктов и окружающих его вещей, противопоставить себя миру. Как говорил основатель философской антропологии Макс Шелер, «животные существуют в мире, а у человека есть мир». Мир противостоит нам, наваливается на нас, угрожает нам. В этом наше преимущество и наше несчастье. Только человек может перестать быть человеком. Только человек представляет проблему для самого себя, может потерять и найти себя. Помните, как у Блока?

Когда невзначай в воскресенье

Он душу свою потерял,

В сыскное не шел отделенье,

Свидетелей он не искал.

Человек может выйти в мир и потеряться там. Человек не гарантирован сам себе. Чтобы быть человеком, надо все время что-то делать – это вполне осознал уже Сократ. А ученик ученика Сократа Антисфена Диоген Синопский не