Глубины отчаянья (СИ) - allig_eri

закрытого ставнями храма. — Что, если он предвидел неизбежность краха Империи? Знал, что внутренние противоречия достигли апогея, отчего она обречена развалиться, кто бы ею ни управлял? Ты. Я. Вентуриос…

Его голубые глаза буквально прожигали её насквозь. Он казался таким широкоплечим в своём белом с золотом облачении, таким впечатляющим, благодаря своему высокому положению. Милена чувствовала себя тряпичной куклой, стоящей в его священной тени…

— Он знал о крахе, а потому готовился. Но не к развалу, а очищению, — произнёс жрец. — Поэтому Дэсарандесу было нужно то, что сейчас происходит. Чтобы получить повод, инструмент для дальнейших реформ и репрессий. Для преобразования Империи во что-то… иное.

На заднем плане, как и раньше, слышался громогласный рёв, только искажённый другими звуками, превращавшими его в неразборчивый, безличный шум.

— Что ты говоришь? — услышала она собственный плач. — Что Дэс хотел, дабы я потерпела неудачу? Что он хотел, чтобы весь мир, его дом, обрушился на его жену? На всех приближённых, родственников и верных слуг?

— Нет. Я имею в виду, что он осознавал последствия надвигающейся катастрофы, а потому своим бездействием подтолкнул все силы — внешние и внутренние, чтобы они показались на поверхности и дали ему возможность вырвать их одним решительным движением. Очевидно, император хотел вернуться с победой в самый критический момент, а потом, на фоне происходящего, начать переделывать свою страну под новый порядок…

— Я не верю в это. Я… Я не могу! — воскликнула она. — Он не мог пожертвовать мной и всеми остальными! Ольтеей, своими родственниками, своими…

— Спроси себя, Милена. Какова цель Империи Пяти Солнц? — нахмурился Силакви.

Ей казалось, что она отступает перед его словами, как перед остриём меча.

— Объединить мир перед лицом гисилентилов, — пробормотала она.

— И что будет, если эта цель осуществится? Что тогда произойдёт с Империей?

— Она… выполнит своё предназначение и нужда в ней исчезнет, — женщина сглотнула, настолько болезненно прозвучали эти слова.

«Получается, что Дэсарандес никогда не относился к Империи, как к чему-то большему, чем инструменту, — осознала Мирадель. — Если возникнет возможность сократить путь, пожертвовав страной, он сделает это ни капли не сомневаясь».

— А если мы останемся раздробленными и слабыми в момент ИХ возвращения? — спросил Киан, чей тон казался бархатом, облегающим твёрдое и холодное железо.

Милена поймала себя на том, что смотрит вниз, на угольную грязь между пальцами своих ног.

— Повторятся события Великой Войны… — прошептала она.

— Народы будут принесены в жертву и превращены в смрадных монстров, желающих лишь пресмыкаться перед своими новыми повелителями. Каждый будет изменён, получая «дар» гисов и обретая схожесть с королём Лехрером, — сурово дополнил жрец.

Императрица кивнула. Она знала историю не только из рассказов Дэсарандеса, но и изучая её по книгам — тем немногим, которые сумел сохранить муж.

Мир воевал и бунтовал вокруг них. Громоподобный рёв стал казаться собранием живых существ, ду́хов, состоящих из звуков, бросающихся на тёмный базальт храма и разбивающихся о туман.

Мирадель подняла глаза, не дыша и не желая этого делать.

Смысл того, что сказал Силакви, ошеломил женщину, даже когда основная часть её тела отказалась подчиниться. Объединение мира. Гисилентилы. Угроза человечеству, как виду. То, с чем боролся Дэсарандес.

Всё это казалось какой-то великой шуткой, фарсом монументальных масштабов. Она была свергнута, Ольтея пропала и может быть погибла, её муж на далёкой войне, о которой ходят лишь слухи, без какой-либо конкретики. Вот что её интересовало. А то, что говорил Киан, было, несомненно, чудовищно, но не трогало Милену до той степени, которой должно. Эти истины просто слишком обширны, слишком далеки, чтобы быть брошенными на чашу весов с чем-то столь же непосредственным, как собственная жизнь. Они казались не более чем дымом, по сравнению с огнём её страданий.

Дымом, который душил, ослеплял, сбивал с пути истинного. Неизбежным дымом. Убийством.

Силакви стоял перед ней, ясный и светлый, её враг и одновременно защитник. И вдруг она поняла, что он — её единственная надежда понять безжалостное безумие своего мужа.

Вот только высший жрец был тем, по чьей вине пропала Ольтея. А может и тем, кто отдал приказ её убить…

— Я совершил ту же самую ошибку, что и ты, Милена, — вздохнул он. — Я думал об Империи, как о конечной цели, как о чём-то, что можно спасти ради неё самой, хотя на самом деле это всего лишь инструмент. Дэсарандес держит его в чистоте только до тех пор, пока не выкует новый, более достойный. И происходящее сейчас — всего лишь обработка помещения дымом, дабы выкурить паразитов, которые в нём завелись.

Высший жрец удостоил её долгим взглядом, словно удовлетворяясь тем, что она уловила страшный смысл его размышлений. Затем он повернулся лицом к высоко нависшему мраку и крикнул невидимым ушам:

— Мы закончили! Вера и трон пришли к согласию!

— Он покинул нас, — пробормотала Мирадель в звенящую пустоту. Когда она моргнула, ей показалось, что горят все земли Малой Гаодии, все города: Сайбас, Эмбер, Капацири, Щуво…

Киан кивнул.

— Я не хочу пугать тебя слухами, но… говорят, что Дарственный Отец возвращается, — отчего-то невесело сообщил жрец.

Императрица услышала, как в галереях послышались шаги и приглушённые голоса.

— Возвращается? Он уже захватил весь Нанв? Но почему так быстро? Я думала Дэсарандес завяз подле Фирнадана. Ты что-то знаешь?

Силакви посмотрел на свои ладони.

— Это лишь слухи, но… не только у императора есть глаза и уши, — он слабо улыбнулся. — Армия была разделена. Твой муж плывёт сюда с самыми сильными своими частями.

Женщина замерла. Столько разных и противоречивых мыслей наполняли её голову! Тут мелькали и те, что они оба ошибались и на самом деле Дэсарандес хотел спасти столицу от двоевластия и сил вторжения. Что он не бросил их. Что он… не безумец… не фанатик… не… не…

Первые рыдания пронеслись сквозь неё, как лёгкий ветерок, мягкий, успокаивающий, даже когда он взъерошил её мысли и видения. Но буря не заставила себя долго ждать. Милена обнаружила, что плачет в широких объятиях Киана, оплакивая все потери, которые ей пришлось пережить, все сомнения…

«Сколько откровений? — подумала она, когда последние порывы ветра пронеслись сквозь неё. — Сколько откровений может вынести одна душа?»

Потому что она слишком много страдала.

Мирадель посмотрела в бородатое лицо Силакви и глубоко вдохнула сладкую горечь его духóв. Казалось невероятным, что она когда-то видела злобу в нежной синеве его глаз.

Они расцеловались — не как любовники, а как брат и сестра. Она почувствовала нежность его щёк. Они уставились друг другу в глаза — их лица были достаточно близко, чтобы дышать выдохами друг друга.

— Прости меня, —