Глубины отчаянья (СИ) - allig_eri

было знать, скрываешь ли ты что-нибудь! Ничего больше. Ни больше, ни меньше! А ты взамен убил самого дорогого мне человека. Ты! Ты превратил это в войну!

Лицо Киана оставалось совершенно бесстрастным, хотя в глазах у него блеснуло что-то вроде настороженной хитрости.

— Кажется… ты и правда веришь в то, что говоришь, — наконец сказал он.

— Разумеется! — крикнула она из последних сил.

Голос Мирадель звучал высоко и грубо под воздушным мраком куполов, сливаясь с белым шипением рёва далёкой толпы.

Жрец пристально смотрел на Милену, и у неё возникло странное ощущение, что он заглядывал куда-то внутрь. В саму её душу. В глубины, скрытые даже от неё самой. Которые невозможно было даже представить.

По истечению сотни ударов сердца, которые они провели почти в полной тишине, Силакви кивнул.

— Милена… я ошибся. И в том, что, как я предполагал, было твоими скрытыми намерениями, и в твоих способностях организовать всё случившееся.

Она чуть не закашлялась от шока. Может быть, это какая-то игра? Ей казалось, что она смеётся, хотя на самом деле она плакала.

— Ты решил, что я сошла с ума, да? — истерично спросила женщина.

— Я боялся… — произнёс он.

Высший жрец Хореса опустился перед ней на колени и поднёс руку к её окровавленной щеке. От него пахло сандалом и миррой. Мужчина достал из-за пояса маленький грубо отлитый ключ.

Мирадель пошатнулась. Она полагала, что эта аудиенция будет не более чем пантомимой, церемонией, необходимой для того, чтобы придать её неизбежной казни видимость законности. Она надеялась только бросить свой вызов и свою праведность в воздух между ними — туда, где память не могла бы потом отрицать этого.

Милена забыла, что гордость и тщеславие ничего для него не значат, что он никогда не будет просто жаждать власти ради самой власти…

Что он — инструмент Хореса.

— Долгие ночи, Милена… — начал он, возясь с замкóм её кандалов.

И это казалось безумием, отсутствием смущения или раскаяния — или любого другого признания абсурдности происходящего между ними. В каком-то смысле это было почти так же страшно, как и та гибель, которой она первоначально ожидала.

— … я размышлял о событиях последних месяцев. И всегда был один и тот же вопрос…

Один за другим Киан открывал её замки́. Начал с запястий, а затем наклонился, чтобы освободить её ноги. Она поймала себя на том, что вздрагивает от его мощной близости, но не телесной, а душевной, которая слишком долго делала из него объект ужаса, чтобы так быстро избавиться от своего отвращения.

— Каков план моего императора? — спросил жрец, продолжая работать. — Он, должно быть, знал, что культисты поднимут голову, стоит только уйти на войну в те дальние земли. Знал и о том, что Кашмир снова находится на грани восстания, что Сизиан сотрясается от пустынных разбойников… Что Империя рухнет в его отсутствие! Тогда почему же? Почему он вновь доверил расхлёбывать все проблемы той, кто не пригодна для роли правителя?

— Мне, — сказала она с большей горечью, чем намеревалась.

Некая необъяснимая волна поднялась от буйной какофонии за стенами, напоминая, что при всей необъятности храма это был всего лишь маленький карман мрака и тайны в мире солнечного света и войны.

Напоминая о людях, за которых они говорили, но на которых так редко обращали внимание.

— Пожалуйста, Милена, — произнёс Силакви, поднявшись и посмотрев ей прямо в глаза. — Я тебя умоляю. Отбрось свою гордыню. Слушай так, как слушал бы твой муж, без…

— Предубеждения, — перебила его императрица, вытянув губы в кислую линию. — Продолжай.

Женщина осторожно потёрла запястья, моргая, как если бы ей в глаза попал песок. Она никак не могла отделаться от потрясения и недоверия. Простое недоразумение? Так ли это было? Сколько людей погибло? Как много таких людей как… как Карсин?

— Я давно знаю, — Киан сложил руки за спиной, — что из всех инструментов, самым полезным Дэсарандес находит невежество. И всё же я поддался тщеславию, которое терзает всех мужчин: я считал себя единственным исключением. Я — ещё один человек, способный разговаривать с Хоресом. Путь уверенности — это просто иллюзия, порождённая невежеством. Я убедил себя, что император выбрал твои руки, которые были слабыми и одновременно не испытывали особой охоты править, потому что он считал меня угрозой. Потому что он не доверял тому, куда меня могло привести желание исполнить божественную волю.

При всём смятении Мирадель, эти слова горели особенно ярко — вероятно, потому, что она повторяла их с такой болезненной частотой:

— Так же, как он не доверял никому из своего окружения, — произнесла женщина.

— Да… Дэсарандес не доверяет никому, — Силакви серьёзно кивнул. — За долгую жизнь он слишком часто сталкивался с предательством, а потому попросту отучился это делать.

— Даже Хоресу? — нахмурилась императрица.

— Думаю, что да, — неуверенно пожал он плечами. — Это не паранойя, но что-то весьма близкое. Ты была бы потрясена, Милена, если бы узнала, как каприз и тщеславие искажают интеллект. Люди всегда бросаются в лабиринты размышлений не для того, чтобы заблудиться в погоне за истиной, а для того, чтобы скрыть свой личный интерес в тонкостях, и таким образом сделать благородными самые грубые желания. Так месть становится справедливостью, а паранойя — осторожностью.

Мирадель ощутила, как будто кто-то туго затянул шнурок на её груди.

— Ты убедил себя, что Дэсарандес просто боится довериться тебе?

— Верно, — протянул он. — А почему бы и нет, когда люди так регулярно загоняют свой интеллект в ярмо корыстной глупости? Я — верный слуга, и Хорес тому свидетель. Но происходящее… император проигнорировал начавшийся между мной и тобой конфликт со столь вопиющей открытостью, что становилось очевидно: в этом крылся какой-то план. Но какой? Почему он позволил двум самым близким и верным сторонникам вцепиться друг другу в глотки?

Жрец взглянул на кандалы, брошенные у ног Милены, и женщина заметила капельку крови, стекающую с одного из её пальцев.

— Он хотел, чтобы мы сами урегулировали этот конфликт, — произнесла она то, что повторяла самой себе раньше. — Знал, что итоговое решение, которое мы найдём, станет лучшим, — то, во что она должна была верить.

— Тогда почему Дэсарандес ничего не предпринял, когда я осуществил переворот? — спросил Киан. — Почему не вмешался и не восстановил справедливость, показав, что в своей грызне и неспособности понять обстановку, мы перешли черту? У него достаточно осведомителей, позволяющих знать о каждом чихе, происходящем в Ороз-Хоре.

Этого Мирадель не знала. Императрица вытерла слёзы, горевшие под её веками, но грязь с пальцев только усилила жжение.

— И тут меня осенило, — продолжал Силакви, глядя в глубь