Память дерева - Тина Валлес

потом не пожалеть. И при слове «потом» я делаю вид, что не расслышал, что я не понимаю, о чем тут речь.

Доверху

В то время как дом в Вилаверде освобождают от мебели, барселонская квартира доверху наполняется вилавердскими вещами, не только тот чулан, где гладили белье, но и прихожая, где мама приладила подкову с большим количеством крючков, чтобы подвесить на них ключи, которые смастерил дедушка, и кухня, где на столе, за которым мы завтракаем, вместо вазы для фруктов теперь стоят бабушкины медные кастрюли.

Я унес к себе в комнату сломанные часы с кукушкой, и папа обещал повесить их над компьютерным столиком, а дедушка сказал, что постарается их починить, когда у него будут все необходимые инструменты.

Часы с кукушкой

Всякий раз как мама или бабушка заходят ко мне в комнату, они обе начинают волноваться, особенно мама.

– Жан, ты уверен, что им здесь место? Тебе не будет мешать эта кукушка?

– Конечно, не будет! Она же не кукует, дедушка их еще даже не починил.

– А может, не нужно их чинить? Любуйся ими, да и все!

– Но, мама, я хочу послушать, как они бьют!

Дедушка сказал мне, что ему еще не хватает каких-то принадлежностей, необходимых для того, чтобы начать их ремонтировать, но как только мы все перевезем, он тут же этим займется, потому что уже понял, как их починить.

– Столько лет эти часы лежали сломанные, а теперь ты их чинить собираешься? Может, не нужно?

– А что тут такого? Ты думаешь, я не смогу их починить, Катерина?

– Ну что ты, Жоан, что ты такое говоришь.

И вот наступили выходные, и папа привез к дедушке в мастерскую все, что он просил. И вместе они сняли со стены часы с кукушкой и унесли их в чулан. Бабушка перекрестилась. Папа с дедушкой долго-долго не выходили из каморки, где раньше гладили белье, а мама с бабушкой сидели на диване, уставившись на запертую дверь. Не выдержав их пристального взгляда, дверь отворилась.

– Нет-нет, пока что не идут. Послезавтра займусь ими всерьез! – говорит дедушка, и глаза его сияют такой радостью, какую я уже не чаял в нем увидеть.

– Послезавтра? А почему не завтра, деда?

– Потому что завтра мы весь день проведем в Вилаверде.

Я чуть не запрыгал от радости, но по глазам родителей и бабушки понял, что завтра мы повезем туда дедушку в последний раз, и улыбнулся кривой улыбкой.

Пришел тот день

Отправиться куда-то с бабушкой и дедушкой на целый день – это значит встать затемно и выехать из дома не позавтракав. «По дороге перекусим!» – и папа жалобно мычит, поскольку по воскресеньям он любит завтракать как следует, неторопливо орудуя вилкой и ножом.

– А ну-ка подъем, сегодня я главный!

Дедушка носится по квартире, прихлопывая в ладоши, и эта необычная радость передается бабушке, которая выходит из спальни в густейшем облаке сладкого аромата.

– Жоан, не кричи, соседей разбудишь!

Но шума от бабушки вовсе не меньше, и мама заливается смехом, видя, как они приободрились, а я смотрю на всех троих и думаю: а может, этот день и не будет таким несчастным, если не считать кислой мины голодного и заспанного папы.

– В машине выспишься, королевич. – Мама целует его, и мы выходим.

От Барселоны до Вилаверда полтора часа езды, но с бабушкой и дедушкой мы будем ехать дольше, потому что бабушка всю дорогу увещевает того, кто за рулем, «не гони», а дедушке постоянно хочется остановиться где-нибудь по дороге, чтобы размять ноги и перекусить.

Отведав в кафетерии на автостраде резиновых рогаликов – так назвал их дедушка – и залив бензина в Монблане, мы прибыли в Вилаверд в одиннадцатом часу. И как только мы вышли из машины, вся накопившаяся в Барселоне радость улетучилась. Дедушка вышел первым и затих, глядя на каменную скамейку, на которой в тот час еще никого не было. Бабушка взяла его под руку.

– Пойдем домой, Жоан.

Папа и мама последовали за ними, и на этот раз никто даже и не вспомнил о палящем солнце, никто не бросился со всех ног к балкону дома Колбасницы.

– С добрым утром, Манела!

– Жоан! Как поживаешь?

– Превосходно, превосходно! Домой приехал.

Дедушке не хотелось останавливаться, и никто из нас не замедлил шаг. В поселке, скорее всего, только и разговоров было, что о дедушкиной болезни и о том, как все уже вывезли из того дома, куда мы направляемся.

Настала ночь

Мы все утро ходили по дедушкиному и бабушкиному дому, открывая и закрывая ящики шкафов и тумбочек, которые не повезем в Барселону, чтобы убедиться, что ничего в них не забыли, и стараясь запомнить каждый уголок. Папа еще раз все сфотографировал: оказалось, что уже несколько недель он все фотографирует. А еще Антонио, который вместе со своим отцом пришел помочь нам в последний раз, сфотографировал нас всей семьей на террасе на крыше, на память. Дедушка сказал, что хочет вставить эту фотографию в рамку и повесить на стене у себя в спальне, и я не понял, что за комнату он имел в виду: ту, где он теперь живет в Барселоне, или же ту, что осталась в Вилаверде; а может, он и сам не знал.

В полдень мы отнесли ключи сеньору Батету из агентства недвижимости, который займется продажей дома. И как только мы вышли из агентства, настала черная ночь. Для всех пятерых всюду стало темным-темно, и мы внезапно заторопились уехать; поэтому папа предложил пообедать в Монблане, и все мы с радостью согласились.

Когда мы сели за стол, день снова засиял. С виду мы казались счастливой семьей за воскресным обедом. А то, что происходило на самом деле, я изо всех сил старался не замечать, пока мы не вернулись к себе домой, то есть в единственный дом, оставшийся теперь у всех пятерых.

8. В недрах буквы О

Завещание

Когда мы возвращаемся из школы и я уплетаю бутерброд, а дедушка внимательно разглядывает деревья и названия улиц, самое время задавать вопросы, которые я не умею выразить словами, когда он смотрит мне в глаза.

– Когда ты что-то забываешь, ты знаешь, о чем ты забыл?

Тут наступает тишина, и дедушка глядит себе под ноги, машинально идущие вперед.

– А ты? Когда ты ошибаешься, ты знаешь, что ошибся?

Хорошо, что мы остановились и посмотрели друг