Гулящая - Панас Мирный

- Как ни кричал Грицько, как ни шумел, как ни подстрекал народ, а не вышло по его... Спасибо Карпу... Да, из ума вон. Сбегай, доченька, к Одарке, скажи: Карпо просил передать, чтобы его не ждали, он, может, задержится. Глупая голова, пока дошла, забыла! Хорошо, хоть сейчас, вспомнила... Ах, какой он добрый человек, спасибо ему! - говорила Приська, не замечая, что Христи уже и след простыл. Но Христя скоро вернулась.

- Одарка спрашивала, где же остался Карпо? Не знаю, говорю,рассказывала она матери.

- Зашли на радостях в шинок. Спасибо им! - все повторяла мать.

- Да еще спрашивала: "Оставили ли землю за матерью?" - "Оставили",говорю. Она даже подпрыгнула от радости.

- Господи! И за что эти люди так меня любят? - удивилась Приська.Учись у них, доченька... они лучше, чем родня, добрее к нам, чем самые близкие люди. Пошли им, господи, всего, чего они только желают! Не дай бог, если бы все были такие, как Грицько: кажется, пожрали бы друг дружку. И уродится же такой злой и бессердечный! Хоть бы у самого было мало, хоть бы у самого была бедность и нужда, а то ведь добра - на десятерых станет! Так нет же, подай ему еще, сухой кусок чужого хлеба поперек горла ему стал!.. Зато и проучили его. Он - слово, а Карпо ему - десять. Все-таки мир не его, а Карпа послушал... Ушел он со сходки красный, хмурый,-делилась Приська с дочерью своей радостью, грея на печи посиневшие руки.

Христя слушала мать, а сама думала; "Вот попадись такому в снохи,- все жилы из тебя вытянет... будет грызть, пока не загрызет. Ну его совсем с его богатством! Чего же Федор увивается? Чего ему нужно? Бог с ним! Хоть он и хороший хлопец, да что он с таким отцом поделает?"

Христя не успела додумать свои мысли, как услышала шум в сенях. Она кинулась поглядеть, кто там, и на пороге встретилась с Федором.

- Здравствуйте! - поздоровался он, войдя в хату.

- Кто там? - присматриваясь, спросила с печи Приська.- Зажги огонь, Христя,- ничего не видно.

- Да это я... Федор,- ответил тот, переминаясь у порога.

"Федор? Чего это?" - подумала Приська.

- Зажги огонь, Христя! - сказала она еще раз.

- Да я сейчас.

Вскоре небольшой каганец осветил унылую хату; оранжевый свет разлился в вечернем сумраке и скользнул по фигуре Федора, который топтался у порога.

- Чего же ты стоишь, Федор? - спросила Приська.- Садись! Что скажешь хорошего?

Федор обвел глазами хату и понурился.

- Да я к вам...- отрывисто и робко начал он. Голос у него дрожал, как оборванная струна: видно, ему тяжело было говорить.

"Уж не сватать ли пришел?" - подумала Христя и поглядела на Федора. Тот стоял у порога бледный, мял шапку в руках и весь дрожал. Приська тоже это заметила... Воцарилось тягостное молчание, еще тягостней казалось ожидание.

- Отец прислал,- снова начал Федор, и снова у него пресекся голос.Сердитый пришел домой. Накинулся на меня... Хотел бить... а потом! Поди... говорит, к... скажи: я ей этого не забуду...- с трудом выговорил Федор, и слезы закапали у него из глаз.

Дочь и мать переглянулись... Прошла минута молчания, они словно погрузились в сон... Затем их разбудил громкий стук. Когда они пришли в себя, Федора уже не было.

Что это в самом деле - сон или явь? Дочь и мать переглянулись в изумлении и пожимали плечами, снова переглядывались и снова пожимали плечами, пока, наконец, Христя не разразилась смехом... Она сама не знала, чего ей стало смешно. Ее звонкий смех разносился по всей хате.

- Чего ты? - сердито спросила мать.

- Ну не дурак ли! Ну не сумасшедший ли! - воскликнула Христя и снова залилась смехом...

Это был странный смех, неистовый хохот: так смеется человек в горе или когда грудь его стеснит предчувствие беды. У Приськи холод пробежал по спине от этого смеха, она задрожала, глядя тревожными глазами на дочь. Ей сразу стало так горько, так тяжело, горе опять так придавило ей душу, недавней радости как не бывало. "Я ей этого не забуду!" - слышался ей тихий шепот Федора... "Сына прислал сказать,- думалось ей,- чтобы не забыли... Боже! какая заноза этот Грицько, какой лихой человек!"

7

Грицько прибежал домой голодный и злой. Не одну уже ночь не давала ему спать земля Притыки, как заноза сидела в сердце, торчала как бельмо на глазу. "Пусть не мне, другому достанется... только бы отобрать! Чего ей тогда оставаться в деревне? На что она будет жить? С голода опухнет... Иди, голубушка, в люди... в люди иди на старости лет... и дочку свою, гордую панночку, веди за собой; пусть на чужой работе белые ручки измажет-испачкает, а то уж очень они стали белы... Только и знает глаза пялить на хлопцев, только и знает с ума их сводить... Скорее сама сойдешь с ума... Выжить вас из деревни, а там мне на вас наплевать. А выжить надо, иначе Федор совсем пропадет. Думал, поругаю, опомнится. Кой черт! Ходит дурак дураком. Всю ночь, говорят, гулял по деревне, с колядой ходил... Не был бы дураком, так погулял бы с девкой, что мать узнала бы, как отпускать ее на целую ночь... Так ведь дурень же, дурень! Ничего не поделаешь... Надо выжить... и выживу! Любой ценой, а выживу!" - думал чуть не всю ночь перед сходом Грицько. Вспоминал, кого просил поддержать, кого бы надо еще попросить, что сказать миру, какие доводы привести. Ему и в голову не приходило, что мир может не согласиться. Статочное ли дело, чтобы мир и подати на себя взял и землю отдал? Этого никогда не будет, этого быть не может.

И вот на поди! Он обвинял всех богачей, которые за него не постояли как следует, и мир, который ума лишился и такую выкинул штуку. А хуже всего то, что Приська, эта ненавистная Приська остается со своей дочкой в деревне!.. Начнут они теперь по всей деревне трезвонить: а что, получил? а что, взял? съел?..

- Есть подавай! - крикнул он, не снимая шапки и грозно поводя глазами.

Он искал, к чему бы придраться, кого бы отругать, на ком бы сорвать накипевшую злость. В хате не нашлось ничего такого, что стояло бы или лежало не по его. Он сорвал в сердцах шапку, швырнул ее на постель, а сам полез за стол. Хивря, приметив, что Грицько пришел разъяренный, поскорее вынула борщ из печи и поставила на стол. Грицько хлебнул сгоряча и обжегся.

- Огонь даешь! - крикнул он, бросив ложку.

- А что было бы, если б холодного поднесла? - тихо огрызнулась Хивря.

- И без того я нынче обжегся... а тут еще ты со своим борщом!

- Смотри ты - я ж и виновата! - сказала, усмехнувшись, Хивря.

Грицько молчал и ждал, сопя, пока борщ хоть немного простынет.

- У нас где-то горелка была? - спросил он немного погодя.

Хивря нашла бутылку и поставила на стол. Грицько выпил чарку и снова принялся за борщ. Хивря глядела, как он хлебает ложку за ложкой.

- Чего это ты так распалился? - спросила она, видя, что Грицько все еще злится. То, бывало, придет сердитый, закусит - смотришь, и отошло у него от сердца, а тут - никак.

- Есть еще что-нибудь? - мрачно спросил он.

Хивря подала жареного поросенка. Грицько молча, сердито сопя, принялся за поросенка. Хивря больше не спрашивала; Грицько молчал. Поев, он встал из-за стола, перекрестился и лег на постель, отвернувшись лицом к стене. Хивря мыла миски, и только глухой их звон нарушал в хате немую тишину.

Грицько все думал о сегодняшнем сходе, о том, как мир его не уважил. Ему было тяжело, сердце билось все чаще, словно змея вокруг него вилась, не давала покоя. Дома он никому не поверял своих замыслов; кончив дело, надеялся зло посмеяться, а вот на поди... посмеялись над ним! Он мучается, а Приська, наверно, радуется... Да еще как дознаются дома, Федор услышит... Он, его сын, его кровь, будет радоваться вместе с Приськой?.. Нет, погоди!

Он вскочил и окинул быстрым взглядом хату.

- Где Федор? - спросил он.

- Не знаю. Мы долго ждали тебя с обедом и, не дождавшись, пообедали одни. Федор сразу же после обеда ушел.

- Уж не к своей ли чертовой теще! - воскликнул Грицько.- Никогда его дома нет. Все где-то шатается, чертов шатун!

- Да он недавно ушел,- возразила Хивря.

- Недавно... А чего шататься? Куда таскаться? Вечер на дворе. Скотина, верно, не поена?

- Да, может, он и погнал ее на водопой.

Грицько снова лег; Хивря вышла из хаты и вскоре вернулась.

- Федор скотину поил. Сейчас придет,- сказала она.

Спустя некоторое время Федор вошел в хату.

- Вы меня звали, отец?

Грицько встал и даже побледнел.

- Сейчас же поди...- дрожа, начал он,- сейчас же поди к своей теще... понял? Скажи ей от меня... скажи, что я ей этого не забуду! Пусть она зарубит себе это на носу!.. Понял?

Федор, когда гнал с водопоя скотину, слышал от хлопцев о том, что мир не уважил его отца, оставил за Приськой землю.

- Это насчет земли? - тихо спросил он.

Нож острый Грицьку эти слова: и упрек и горькую насмешку почувствовал отец в тихом вопросе сына. Он весь затрясся.

- А тебе какое дело? - крикнул он так, что даже Хивря задрожала.- Тебе какое дело, спрашиваю? Тебе велено идти, значит - иди и скажи... Туда же, спрашивает! Обрадовался, сукин сын, что отцу не повезло? Обрадовался, а?

Федор переминался с ноги на ногу.