Звонок в пустую квартиру - Илья Штемлер

— Не обращайте внимания на его критику, — проворковала она. — Шейнин сегодня не в духе, он ходил вносить квартплату. Мне пьеса нравится, вы молодец.

Я был окрылен. Я покинул театр, словно получил твердое заверение в постановке своей пьесы. Я пересек улицу и зашел в ресторан при гостинице «Сталинград». Заказал два бутерброда с красной икрой и сладкий чай. Почему я запомнил это меню? У меня появилась привычка: приезжая в центр города, я непременно заходил в ресторан и заказывал бутерброд с икрой и чай. Стоило это около рубля… В дальнейшем я подружился с Шейниным и был допущен в дом, что несколько остужало пыл — неловко волочиться за женой человека, который распахнул двери своего дома. Да и жена в домашней обстановке показалась мне иной, потускнело очарование первой встречи. Халат честнее проявлял фигуру, чем хитрое темное платье с тайными подстежками, шлепанцы с потертым мыском тоже не красили. К тому же и Шейнин дома оказался более привлекательным человеком, чем на службе…

— Понимаете, Израиль, — говорил дружески Шейнин, — пьеса ваша и впрямь неплохая. Но ей не пройти рогатки местного Управления культуры. Во-первых, потому что неплохая, довольно смелая и неожиданная. Во-вторых… с чего начинается пьеса? С фамилии автора. А с чего начинается фамилия автора? С его имени. И если ваша фамилия как-то ничего не определяет, слава богу, таких фамилий на Руси было много, цари носили подобную неметчину, но имя?! Простите меня: Израиль — это не имя. Это красная тряпка для быков из Управления культуры… Поезжайте в Москву. Сейчас появился новый театр «Современник». Ребята они горячие, молодые, небитые. Возможно, вам повезет с вашей пьесой.

И я поехал в Москву. Взял недолгий отпуск в счет переработки во время летнего полевого сезона и поехал.

В Москве, в Спиридоньевском переулке, в доме № 9, жила наша родственница с папиной стороны, на нее и был расчет — не останавливаться же в гостинице с моими деньгами.

Щуплая старушка-привратница в непривычном «молотовском» пенсне пристально вглядывалась в меня.

— Успокойтесь, мадам, — галантно проговорил я. — Разбоем здесь не пахнет. Мне нужна ваша жиличка по фамилии Штемлер. Я ее родственник, внук ее двоюродного дяди Александра Петровича.

— Интересный фокус, — молодо произнесла старушенция в пенсне. — Я и есть Штемлер, мой мальчик. А Минна, которую вы спрашиваете, — моя дочь. Так чей же ты внук?

Ободренный, я принялся излагать свою родословную.

— Ах, вы, значит, внук Шапсы Пинхусовича, что живет сейчас в Ленинграде?

— Да, мой дед Александр Петрович, — аккуратно поправил я.

— Для меня он по-прежнему Шапса-капиталист. Он торговал готовым платьем в Херсоне, — упрямилась старушенция. — А паспорт у вас есть? Я должна показать участковому. — Вид паспорта со знакомой фамилией привратницу приободрил. — Минна вернется к вечеру, она работает на почте. Вот ключи. Наша квартира в конце коридора, в подвале. А я на дежурстве, у меня здесь пост.

«Хороша охранница. Любой жулик может положить ее в карман», — с облегчением подумал я, сжимая ключи. Квартира оказалась двумя сырыми подвальными клетками, потолок которых являл сложное переплетение фановых и водопроводных труб. Что делать, спасибо и на этом. Оставив чемодан, я отправился по делам.

Прошел мимо словно брошенного неподалеку от Спиридоньевского переулка затертого с виду театрика. Театр на Малой Бронной. Я еще не знал, что спустя много лет он станет знаменитым московским театром, в котором будет работать сам Анатолий Эфрос, театром, в репертуаре которого появятся и две мои пьесы. Но это произойдет в конце шестидесятых, а сейчас на дворе вторая половина пятидесятых…

Театр-студия «Современник» разместился в проезде Художественного театра, рядом со знаменитым МХАТом. Я поднялся на второй этаж и оказался в просторном помещении, заполненном молодыми людьми примерно моего возраста. Они явно кого-то поджидали. Вкусно пахло едой — на первом этаже здания находилась столовая, и все кухонные пары проникали в это помещение.

Надо было действовать, и я остановил пробегавшего мимо молодого человека, круглолицего, с вихрами непричесанных волос.

— Простите, я приехал из Сталинграда, привез пьесу, — не без гордости проговорил я, глядя в совершенно мальчишеские, даже детские глаза.

— Не ко мне! — выкрикнул он высоким голосом. — Это к Ефремову или к Сергачеву, он у нас читает пьесы. Он или Галя. А я Табаков. Я тоже иногда читаю пьесы… — Он не договорил и остановил полную девушку с родинкой у тяжелого носа: — Галя, вот принесли еще одну пьесу.

Галя Волчек, а это была она, смерила меня взглядом. Ее темные брови удивленно изогнулись над большими, глубокими карими глазами.

— Ну давайте, — нехотя проговорила она. — А что Сергачев? — с надеждой спросила она у Табакова.

— Кто у нас завлит?! — неожиданно закричал Табаков. — Непонятно, кто же у нас завлит? Может, Кваша? Или Круглый?

— Завлит пока Сергачев, а я, как тебе известно… — Галя махнула рукой и бросила через плечо: — Приходите через десять дней. Такой бардак, кто что делает — непонятно.

— Я в отпуске, — робко вставил я. — Надо возвращаться в экспедицию.

— И возвращайтесь, — обрадовалась Галя. — Потом свяжетесь с нами… А вот и Ефремов. Отдайте ему пьесу, он у нас главный… Олег!

Идущий мимо высокий, худой молодой человек, казалось, переставлял лапки циркуля своими длинными ногами.

— Репетиции сегодня не будет. Меня вызывают в министерство, — громко проговорил он на ходу.

Аудитория радостно зааплодировала и поднялась со своих мест.

— Олег! — окликнула Галя. — Вот пьеса. Это автор. Он приезжий, из какой-то там экспедиции.

— Прекрасно! — воскликнул Ефремов — Давай сюда пьесу. — Он тепло и дружески взглянул на меня. — А кто читал? Кваша? Он же у нас завлит.

— Здрасьте! — ответил с другого конца зала стройный симпатяга с гладко зачесанной темной шевелюрой. — Завлит ведь Сергачев.

— А где Сергачев? — Ефремов держал пьесу на весу.

— Сергачев сегодня ушел пораньше, — ответил кто-то. — У него номерок к зубному.

— Здрасьте! — вскричал Ефремов. — А если бы репетиция?! Да ладно. — Он сунул пьесу под мышку. — Я поехал в министерство.

Мы шли по улице Горького. Я и мои новые знакомые — Игорь Кваша, Олег Табаков со своей крохотной женой, актрисой театра, и Левка Круглый. Я травил анекдоты, рассказывал геологические байки и, кажется, всем надоел. Правда, Кваша пригласил меня в гости; он жил неподалеку от театра, на улице Немировича-Данченко, в большой красивой квартире… Пьесу мою так и не приняли. У меня тогда сложилось подозрение, что ее просто потеряли, не прочитав. Нудеть, прояснять положение мне не хотелось, боялся показаться сквалыгой. И перед Ефремовым робел. Итогом поездки в Москву стала дружба с некоторыми из актеров, которых я несколько дней укорял своим унылым видом. Мы стали на равных: кто-то посвящал меня в какие-то тайны, кто-то — в закулисные ходы. Я не вникал, просто радовался пусть временной, но близости к таким ребятам. И фамилию героя своего романа «Гроссмейстерский балл» я выбрал из доброго отношения к Леве Круглому…