Письма - Винсент Ван Гог

на бумагу жевательным табаком – временами случается множество неприятностей. И тем не менее не нужно придавать большого значения таким вещам; это не означает, что люди плохи, просто они ничего не понимают и принимают меня за сумасшедшего, когда смотрят, как я рисую размашистые линии и энергично штрихую, что для них ровным счетом ничего не значит.

В последнее время я только и занимался тем, что рисовал на улице лошадей. Иногда мне хочется иметь лошадь в качестве модели. Например, вчера я услышал, как кто-то позади меня сказал: «Что это за художник, который рисует задницу коня вместо того, чтоб рисовать его спереди». Меня это замечание повеселило.

Я получаю удовольствие, делая наброски на улице, и, как уже писал в моем последнем письме, я хотел бы, чтобы эти упражнения вывели меня в моем деле на определенный уровень.

Я весь в краске, так что даже запачкал ею это письмо.

17 сентября 1882

231

Недавно я провел довольно много времени в Схевенингене, и однажды вечером, когда прогуливался по берегу, мне посчастливилось увидеть прибывающее рыбацкое судно. Неподалеку от памятника расположена деревянная наблюдательная будка. Как только памятник стал отчетливо виден, из будки выбежал человек с большим голубым флагом, сопровождаемый ватагой ребятишек, которые едва доставали ему до колен. Было очевидно, что им доставляет удовольствие находиться рядом с человеком, который держит флаг, и, по-моему, им казалось, что они помогают судну причалить к берегу. Через несколько минут, после того как этот человек начал размахивать флагом, показался другой парень на старой кобыле, которая должна была вытащить якорь на берег.

Затем эта группа дополнилась другими мужчинами и женщинами, в том числе матерями с детьми, – все пришли встречать прибывших рыбаков.

Когда парусник подошел к берегу достаточно близко, парень, что был верхом на лошади, въехал в воду и вернулся на берег с якорем. Затем люди в высоких непромокаемых сапогах на спине перетащили рыбаков на сушу, каждого из прибывших на берегу приветствовали громкими возгласами. Когда вся команда оказалась на берегу, люди отправились по домам, подобно стаду овец или каравану, сопровождаемые парнем на верблюде – я имею в виду, конечно, лошадь, – возвышавшимся над толпой словно это был огромный призрак.

Совершенно очевидно, что все мое внимание было направлено на то, чтобы набросать любую мельчайшую деталь этой сцены. Кое-что я написал красками, например группу, набросок которой я прилагаю к письму.

Но как трудно придать им жизнь и движение, расположить фигуры по местам и выразить индивидуальность каждой. Это большая проблема – мoutonner, когда фигуры являют собой единое целое, в котором в то же время должны быть отчетливо различимы голова и плечи каждого, расположенные одно над другим; когда у фигур на переднем плане ноги прорисовываются отчетливо, а юбки и брюки немного дальше образуют настоящую мешанину, в которой различаются лишь отдельные линии.

Справа или слева, в зависимости от выбранной точки зрения, они то удлиняются, то сокращаются. Что же касается композиций, все возможные сцены с фигурами основываются на том же принципе овечьего стада [moutons], от которого, безусловно, происходит слово moutonner. Все в композиции сводится к свету, тени и перспективе, будь то рынок или прибытие лодки, очередь за бесплатным супом, зал ожидания, больница, ломбард, группы людей, разговаривающих друг с другом или прогуливающихся по улице.

18 сентября 1882

232

С рисованием все более или менее точно так же, как с письмом. Когда ребенок учится писать, ему кажется невозможным то, что и он тоже когда-нибудь поймет это, и то, как быстро пишет его учитель, воспринимается им как чудо. Тем не менее со временем ему удается овладеть этим навыком. И я всерьез убежден, что таким же способом нужно учиться рисованию, чтобы это было так же легко, как писать, тебе необходимо лишь помнить о пропорциях, учиться видеть их, с тем чтобы уметь воспроизвести их в большем или меньшем размере.

У нас в эти дни здесь прекрасная плохая погода – дождь, ветер, шторм, но все это образует поразительные эффекты, которые прекрасны, хотя и выражают ощущение холода. Время, когда я могу работать на воздухе, заканчивается, и мне необходимо еще очень много всего сделать, прежде чем наступит зима.

1 октября 1882

235

Ты помнишь контору городской лотереи Моормана в начале Спуйстраат? Я проходил мимо одним дождливым утром, когда здесь за лотерейными билетами образовалась длинная очередь. В основном это были пожилые женщины и люди того типа, о которых нельзя определенно сказать, чем они занимаются и на что живут, но которым нужно много всего успеть сделать и потому они все время суетятся.

Эти люди, которые проявляют чрезмерный интерес к «сегодняшнему розыгрышу», если взглянуть на это поверхностно, у тебя и у меня способны вызвать лишь усмешку, поскольку мы равнодушны к разного рода лотереям.

Но эта небольшая группа – с выражением ожидания во всем их облике – тронула меня, и, пока я рисовал ее, начала приобретать для меня более значительный и глубокий смысл, нежели поначалу.

Эта сцена обретает большее значение, если взглянуть на нее через понятия бедности и денег. И это относится почти ко всем группам с фигурами. И порой приходится основательно подумать, что та или иная сцена означает. Нелепые иллюзорные представления о лотерее кажутся нам наивными, однако эта наивность приобретает серьезный смысл, когда ты задумываешься о том, что, восстав против страданий, пытаясь забыть о них, эти бедные души купят лотерейные билеты, заплатив за них деньги, которые они скупились потратить на обед, билеты, которые, как они представляют, могут стать их шансом на спасение.

Как бы то ни было, я должен сделать на этот сюжет большую акварель. Кроме того, я пишу и другую акварель – церковная скамья, которую я видел в небольшой церквушке в Геесте, куда ходят обитатели работного дома (здесь их называют очень выразительно: сироты-мужчины и сироты-женщины).

Каждый раз, когда я занят рисованием, я думаю о том, что нет ничего более приятного, чем рисовать.

Это часть церковных скамей – с головами людей на заднем плане.

Очевидно, что группа, черно-белый набросок с которой я посылаю тебе, являет собой великолепный пример колоризма: синие костюмы и коричневые жакеты, белые, черные, желтоватые брюки рабочих, полинявшие шали, выцветшие от времени пальто, белые чепчики и черные цилиндры, грязная уличная брусчатка и ботинки, контрастирующие с бледными или же обветренными лицами. Все это необходимо написать маслом или акварелью. И как бы то ни было, я буду работать над этим.

22 октября 1882

237

У нас