Евгенiй Онѣгинъ - Александр Пушкин

XIX.

И страшно ей; и торопливоТатьяна силится бѣжать:Не льзя никакъ; нетерпѣливоМетаясь, хочетъ закричать:Не можетъ; дверь толкнулъ Евгеній:И взорамъ адскихъ привидѣнійЯвилась дѣва; ярый смѣхъРаздался дико; очи всѣхъ,Копыта, хоботы кривые,Хвосты хохлатые, клыки,Усы, кровавы языки,Рога и пальцы костяные,Все указуетъ на нее,И всѣ кричатъ: мое! мое!

XX.

Мое! сказалъ Евгеній грозно,И шайка вся сокрылась вдругъ;Осталася во тмѣ морознойМладая дѣва съ нимъ самъ-другъ;Онѣгинъ тихо увлекаетъ32Татьяну въ уголъ и слагаетъЕе на шаткую скамьюИ клонитъ голову своюКъ ней на плечо; вдругъ Ольга входитъ,За нею Ленской; свѣтъ блеснулъ;Онѣгинъ руку замахнулъИ дико онъ очами бродитъ,И незванныхъ гостей бранитъ:Татьяна чуть жива лежитъ.

XXI.

Споръ громче, громче: вдругъ ЕвгенійХватаетъ длинный ножъ, и вмигъПоверженъ Ленскій; страшно тѣниСгустились; нестерпимый крикъРаздался... хижина шатнулась...И Таня въ ужасѣ проснулась....Глядитъ, ужъ въ комнатѣ свѣтло;Въ окнѣ сквозь мерзлое стеклоЗари багрянный лучъ играетъ;Дверь отворилась. Ольга къ ней,Авроры сѣверной алѣйИ легче ласточки, влетаетъ;Ну, говоритъ: «Скажи жъ ты мнѣ,Кого ты видѣла во снѣ?»

XXII.

Но та, сестры не замѣчая,Въ постелѣ съ книгою лежитъ,За листомъ листъ перебирая,И ничего не говоритъ.Хоть не являла книга этаНи сладкихъ вымысловъ поэта,Ни мудрыхъ истинъ, ни картинъ;Но ни Виргилій, ни Расинъ,Ни Скоттъ, ни Байронъ, ни Сенека,Ни даже Дамскихъ Модъ ЖурналъТакъ никого не занималъ:То былъ, друзья, Мартынъ Задека,33Глава халдейскихъ мудрецовъ,Гадатель, толкователь сновъ.

XXIII.

Сіе глубокое твореньеЗавезъ кочующій купецъОднажды къ нимъ въ уединенье,И для Татьяны наконецъЕго съ разрозненной МальвинойОнъ уступилъ за три съ полтиной,Въ придачу взявъ еще за нихъСобранье басенъ площадныхъ,Грамматику, двѣ Петріады,Да Мармонтеля третій томъ.Мартынъ Задека сталъ потомъЛюбимецъ Тани... Онъ отрадыВо всѣхъ печаляхъ ей даритъ,И безотлучно съ нею спитъ.

XXIV.

Ее тревожитъ сновидѣнье.Не зная, какъ его понять,Мечтанья страшнаго значеньеТатьяна хочетъ отыскать.Татьяна въ оглавленьи краткомъНаходитъ азбучнымъ порядкомъСлова: боръ, буря, воронъ, ель,Ежъ, мракъ, мостокъ, медвѣдь, метель,И прочая. Ея сомнѣнійМартынъ Задека не рѣшитъ;Но сонъ зловѣщій ей сулитъПечальныхъ много приключеній.Дней нѣсколько она потомъВсе безпокоилась о томъ.

XXV.

Но вотъ багряною рукою34Заря отъ утреннихъ долинъВыводитъ съ солнцемъ за собоюВеселый праздникъ имянинъ.Съ утра домъ Лариной гостямиВесь полонъ; цѣлыми семьямиСосѣды съѣхались въ возкахъ,Въ кибиткахъ, въ бричкахъ и въ саняхъ.Въ передней толкотня, тревога;Въ гостиной встрѣча новыхъ лицъ,Лай мосекъ, чмоканье дѣвицъ,Шумъ, хохотъ, давка у порога,Поклоны, шарканье гостей,Кормилицъ крикъ и плачъ дѣтей.

XXVI.

Съ своей супругою дороднойПріѣхалъ толстый Пустяковъ;Гвоздинъ, хозяинъ превосходной,Владѣлецъ нищихъ мужиковъ;Скотинины, чета сѣдая,Съ дѣтьми всѣхъ возрастовъ, считаяОтъ тридцати до двухъ годовъ;Уѣздный франтикъ Пѣтушковъ;Мой братъ двоюродный, Буяновъ,Въ пуху, въ картузѣ съ козырькомъ35(Какъ вамъ, конечно, онъ знакомъ),И отставной Совѣтникъ Фляновъ,Тяжелый сплетникъ, старый плутъ,Обжора, взяточникъ и шутъ.

XXVII.

Съ семьей Панфила ХорликоваПріѣхалъ и мосье Трике,Острякъ, недавно изъ Тамбова,Въ очкахъ и въ рыжемъ парикѣ.Какъ истинный Французъ, въ карманѣТрикѣ привезъ куплетъ ТатьянѣНа голосъ, знаемый дѣтьми:Reveillez vous, belle endormie.Межъ ветхихъ пѣсенъ альманахаБылъ напечатанъ сей куплетъ;Трике, догадливый поэтъ,Его на свѣтъ явилъ изъ праха,И смѣло — вмѣсто belle Nina —Поставилъ belle Tatiana.

XXVIII.

И вотъ изъ ближняго посадаСозрѣвшихъ барышенъ кумиръ,Уѣздныхъ матушекъ отрада,Пріѣхалъ ротный командиръ;Вошелъ... Ахъ, новость, да какая!Музыка будетъ полковая!Полковникъ самъ ее послалъ.Какая радость: будетъ балъ!Дѣвчонки прыгаютъ заранѣ;36Но кушать подали. ЧетойИдутъ за столъ рука съ рукой.Тѣснятся барышни къ Татьянѣ;Мужчины противъ: и, крестясь,Толпа жужжитъ, за столъ садясь.

XXIX.

На мигъ умолкли разговоры;Уста жуютъ. Со всѣхъ сторонъГремятъ тарелки и приборы,Да рюмокъ раздается звонъ.Но вскорѣ гости понемногуПодъемлютъ общую тревогу.Никто не слушаетъ, кричатъ,Смѣются, спорятъ и пищатъ.Вдругъ двери настежъ. Ленскій входитъИ съ нимъ Онѣгинъ. — «Ахъ, Творецъ!»Кричитъ хозяйка: «наконецъ!» —Тѣснятся гости, всякъ отводитъПриборы, стулья поскорѣй;Зовутъ, сажаютъ двухъ друзей.

XXX.

Сажаютъ прямо противъ Тани,И, утренней луны блѣднѣйИ трепетнѣй гонимой лани,Она темнѣющихъ очейНе подымаетъ: пышетъ бурноВъ ней страстный жаръ; ей душно, дурно;Она привѣтствій двухъ друзейНе слышитъ; слезы изъ очейХотятъ ужъ капать; ужъ готоваБѣдняжка въ обморокъ упасть:Но воля и разсудка влястьПревозмогли. Она два словаСквозь зубы молвила тишкомъИ усидѣла за столомъ.

XXXI.

Траги-нервическихъ явленій,Дѣвичьихъ обмороковъ, слезъДавно терпѣть не могъ Евгеній:Довольно ихъ онъ перенесъ.Чудакъ, попавъ на пиръ огромной,Ужъ былъ сердитъ. Но, дѣвы томнойЗамѣтя трепетный порывъ,Съ досады взоры опустивъ,Надулся онъ, и негодуяПоклялся Ленскаго взбѣситьИ ужъ порядкомъ отомстить.Теперь, заранѣ торжествуя,Онъ сталъ чертить въ душѣ своейКаррикатуры всѣхъ гостей.

XXXII.

Конечно не одинъ ЕвгенійСмятенье Тани видѣть могъ;Но цѣлью взоровъ и сужденійВъ то время жирный былъ пирогъ(Къ несчастію, пересоленой);Да вотъ въ бутылкѣ засмоленой,Между жаркимъ и блан-манже,Цимлянское несутъ уже;За нимъ строй рюмокъ узкихъ, длинныхъ,Подобныхъ таліи твоей,Зизи, кристалъ души моей,Предметъ стиховъ моихъ невинныхъ,Любви приманчивый фіялъ,Ты, отъ кого я пьянъ бывалъ!

XXXIII.

Освободясь отъ пробки влажной,Бутылка хлопнула; виноШипитъ, и вотъ съ осанкой важной,Куплетомъ мучимый давно,Трике встаетъ; предъ нимъ собраньеХранитъ глубокое молчанье.Татьяна чуть жива; Трике,Къ ней обратясь съ листкомъ въ рукѣ,Запѣлъ, фальшивя. Плески, кликиЕго привѣтствуютъ. ОнаПѣвцу присѣсть принуждена;Поэтъ же скромный, хоть великій,Ея здоровье первый пьетъИ ей куплетъ передаетъ.

XXXIV.

Пошли привѣты, поздравленья;Татьяна всѣхъ благодаритъ.Когда же дѣло до ЕвгеньяДошло; то дѣвы томный видъ,Ея смущеніе, усталостьВъ его души родили жалость:Онъ, молча, поклонился ей,Но какъ-то взоръ его очейБылъ чудно нѣженъ. Отъ того ли,Что онъ и вправду тронутъ былъ,Иль онъ, кокетствуя, шалилъ,Невольно ль! иль изъ доброй воли;Но взоръ сей нѣжность изъявилъ:Онъ сердце Тани оживилъ.

XXXV.