Спустившийся с гор - Надыршах Мугадович Хачилаев

другие, хотел поездить по курортам. Но я посвятил себя вам, семье, не потеряв своего честного имени… Я из колхозного сада яблока не своровал, об этом все село знает. Я не отомстил за твоего дядю, чтобы вы не остались сиротами…

– И потому все это за тебя придется сделать мне! – Слова у меня вылетали с такой злостью и презрением, что я сам испугался.

– Вот ты какой у меня вырос, оказывается. – Побледнев, отец тихо подошел ко мне.

В это время во двор, улыбаясь, вошел Шамиль, но увидел нас и в смущении остановился.

– Шамиль, проходи, сынок, – выговорил отец через силу, голос его чуть не сорвался. Резко повернувшись, он ушел вниз, на кухню, и впервые за последнее время мне его стало жалко.

 К полудню мы с Шамилем приехали на стройку, где я числился бригадиром бетонщиков. Юрий Михайлович устроил меня туда, чтобы отвести глаза органам. «И лишние деньги не помешают», – говорил Эрик Семенович. Стройка находилась рядом с цехом Юрия Михайловича. Вот уже полтора года я получал зарплату. Время от времени, хотя бы в месяц раз, я должен был появляться на работе. Рабочие меня знали, иногда я подключался к их заботам и кое в чем им помогал. Недавно Хадижат сообщила, что меня вроде бы уволили по статье. В вагончике у Хадижат, где располагалась бухгалтерия нашего СМУ, мы с Шамилем попили кофе, поели кукурузы, попрощались и ушли, так и не дождавшись начальника. Обогнув ограду, мы попали во двор трикотажного цеха Юрия Михайловича. Девушки-работницы группами выходили во двор из цеховой столовой. Вслед за нами на территорию цеха заехал красный «жигуленок» и бесцельно кружил по площадке. Я остановил его и сказал, что сюда нельзя заезжать посторонним.

– Это я, что ли, посторонний? За рулем, улыбаясь, сидел здоровенный детина с поломанными ушами. Под носом у него пробивался пушок еще ни разу не бритых усов, рот растягивался в широчайшей улыбке.

– Да, это ты посторонний! – сказал я спокойно, без эмоций.

– А ты кто такой? – продолжая улыбаться, парень вылез из машины. По его повадке было видно, что он борец вольного стиля, каких в нашем городе пруд пруди. – Меня зовут Газали, чтоб ты знал. Ты что, разбираться хочешь?

– Да, Газали, ты почти в точку попал. Если нужно – и разберемся.

– А вот этого ты не хочешь? – Газали поднес к моему лицу кулак. От неожиданности я опешил.

Работницы, как на спектакль собрались вокруг. Понимая, что Газали обыкновенный рядовой бычок, крутящийся вокруг Габиба, я попытался утихомирить его, вытащить на шутливый тон. Но тот не желал идти на мировую. Он уже тянул меня драться один на один. По бокам шоссе мелькали аккуратно подстриженные деревья. Их листья местами покраснели, а кое-где уже начали желтеть. У поворота с шоссе налево, к берегу моря, борец остановил машину, и мы вышли. В машине, на уютном сиденье, я разомлел и расслабился. Лень было даже думать, что вот сейчас надо будет драться с этим молодым, пышущим энергией амбалом. Я начал ощущать в себе неодолимую усталость, похожую на легкий мандраж, и предложил Газали отложить или вообще отказаться от этой глупой затеи. Легкий ветерок дул с моря. Солнце поднялось, но грело еле заметно. Листья на деревьях слегка шелестели..

– Ансар, мужчина ты или нет? Что ты все отговариваешься? – сказал Газали и внезапно попытался ударить меня. Я успел увернуться – его кулак только чиркнул мне по виску.

– Послушай, подожди, подожди! Давай тогда спустимся с дороги, – сказал я, отскочив в сторону.

Борец остановился, видимо, соглашаясь со мной. Он предвкушал победу и больше не колебался. Я подошел к нему, якобы затем, чтобы вместе спуститься с дороги, и тут же с силой ударил его в незащищенное лицо. У него подломились ноги, и он плашмя, спиной рухнул на асфальт. Проезжавшие водители начали притормаживать и с любопытством смотрели на нас. Газали некоторое время лежал неподвижно, затем провел рукой по лицу, тряхнул головой и медленно встал. Левая сторона его физиономии была изрядно помята, но смотрелся он еще нормально – только из ссадины на щеке текла кровь: сперва медленно, а потом сильнее. Парень был явно ошарашен. Постепенно он приходил в себя и, вероятно, собирался продолжить драку, хотя видно было по всему, что он уже не рвется в бой. Если бы я теперь предложил ему остановиться и поехать обратно, он бы, пожалуй, согласился. Но я ничего не предлагал, и он произвел несколько выпадов, потом серию сумбурных ударов – все мимо.

– Как можно на такого красивого парня руку поднимать?– услышал я за спиной негодующий женский голос.

Еще кто-то поддакнул, ругая и осуждая меня. В это время я сделал обманное движение слева и сильно ударил своего противника правой в висок. У Газали снова подкосились ноги, он попытался улыбнуться, но лишь судорожный оскал застыл на его лице. Поочередно, сначала одно, потом другое его колено коснулись дороги. Он свалился плашмя, животом вниз, и лицо его бесчувственно ударилось об асфальт с глухим чмокающим звуком. – Вай-балал! – завопил немолодой женский голос.

– Вай-балал, ой, маменьки, родненький!

Подошедшие мужчины неодобрительно молчали. Газали начал шевелиться. Он перевернулся на спину и закрыл ладонями окровавленное лицо. На асфальте остались пятна крови. Кто-то из мужчин попытался помочь парню, но он резким рывком высвободился и остался лежать. Он лежал, закрыв лицо руками, и между его пальцами проступала кровь. Рядом стояла его машина, и он, приподнявшись на локте, начал правой рукой слепо шарить дверцу «Жигулей».

– Собака, я тебя сейчас прикончу, – сказал он спокойно, но со злобою в голосе.

На стекле оставались кровавые отпечатки его пальцев, а на дверцах красного цвета ничего не было заметно. Ко мне подошел мужчина в штатском, с красным галстуком поверх белой рубашки.

– Иди отсюда, пока я тебя не забрал, – сказал он по– свойски, и я, оценив его доброжелательность, отошел к обочине.

Невдалеке теплой бирюзой поблескивало море. Загородный пляж и весь берег после лета смотрелись голо и уныло. Лишь велосипедист ездил вдоль песков, усадив на багажник девушку. Подол ее платья вздувался на ветру, обнажая колени, и она рукой придерживала его. Осень, подумал я, а у девушки ситцевое платье, усеянное пестрыми цветочками. Я стоял, опершись рукой о ствол дерева, и жалел, что лето кончилось незаметно, не оставив в памяти и следа. Вечером к нам домой на двух машинах приехал Габиб со своими людьми. Высокий, атлетического сложения парень нес за ним большую спортивную сумку. Из второй машины вышли мужчины и молча встали