Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в. - Антология

Как видим, через полтора века круг замкнулся. Чтобы его разорвать, нужна была революция. Но это уже принципиально иной этап в истории древнего и вечно обновляющегося жанра, этап, заслуживающий особого рассмотрения, выступающий за хронологические рамки настоящего издания. Одно обстоятельство тем не менее заслуживает по крайней мере беглого упоминания.

С начала 1910-х годов и вплоть до 1917 года, в период неуклонного нарастания освободительного движения и подготовки решающей классовой битвы, русская эпиграмма еще раз превосходно послужила делу революции. Нельзя не вспомнить в этой связи многочисленные эпиграмматические стихи Демьяна Бедного. В его боевой, хлесткой сатире находят воплощение идеи русской социал-демократии: необходимость союза рабочего класса и крестьянства, борьба с буржуазно-помещичьей реакцией, с враждебными большевизму политическими партиями. При этом в отличие от басни, где торжествовали аллегория, иносказание, намек, в эпиграмме — лаконичной и часто афористической — поэт бил по крупнейшим политическим мишеням. Особенно доставалось царским министрам, лидерам буржуазных партий, ликвидаторам и меньшевикам. Остроумно и зло разрабатывались Д. Бедным темы, выдвигаемые и отстаиваемые большевистской «Правдой». Отсюда особый накал и страстность обличительных выступлений поэта, ставшего одним из крупнейших родоначальников революционной пролетарской сатиры.

Близкую к Д. Бедному позицию занимали И. С. Логинов, В. В. Князев, Красный (К. М. Антипов). Их эпиграммы сыграли известную роль в разоблачении реакционных сил. Здесь были продолжены традиции некрасовской сатиры, эпиграммы, культивируемой плеядой демократических поэтов 1860-х годов.

Русская эпиграмма прошла вместе со всей литературой путь от просветительского дидактизма к реалистической полнокровности, от грубоватой инвективы к отточенному совершенству сатирической типизации и индивидуализации, от абстрактно-отвлеченной тематики к постижению актуальных социально-политических проблем.

Для становления эпиграммы как самостоятельного и неповторимого вида сатирического искусства важное значение имело взаимодействие ее с близкими или родственными жанрами. Жадно впитывались на протяжении без малого двух веков уроки басни и пародии, фельетона и памфлета. Так эпиграмма научилась в самой своей структуре воплощать конфликтность, внутренний драматизм жизни.

Постепенно расширялись тематические границы эпиграммы, обогащалось ее внутривидовое разнообразие. Сложились такие жанровые подвиды, как диалогическая сценка и анекдот, мимолетный очерк нравов и философская сентенция — то в форме лаконичного куплета, то, наоборот, развернутой до нескольких строк пословицы.

На протяжении двух столетий жанр развивался неравномерно. Были взлеты, но были годы и десятилетия подготовительной, упорной работы, а то и просто провалы. Так случилось, например, в самом начале XIX века, в период мрачного семилетия 1848–1855 годов. Так обстояло дело и позже — в самом конце XIX — начале XX века. Однако общая тенденция развития эпиграммы шла по восходящей линии. Пролагателями новых путей, авторами, обозначившими крупнейшие вехи в ее истории, стали Кантемир, Сумароков, Пушкин, Некрасов, Минаев, Д. Бедный. Выдающиеся художники поднимали новые жанровые пласты не в одиночестве. Они были окружены в свое время мастерами меньшего масштаба, так сказать, популяризаторами их достижений. Это тоже по-своему интересная страница в истории эпиграммы. Насыщение эпиграммы социальным и философским содержанием сопровождалось усовершенствованием собственно художественно-эстетического плана.

В конце XIX — начале XX века эпиграмма не достигла уровня классических мастеров этого жанра. Даже на страницах лучших изданий, таких, как «Сатирикон» и «Бич», искусство эпиграммы приходило в упадок, заменялось стилизованной безделушкой. Острое жало сатиры притуплялось, сглаживалось. Исключением, как уже говорилось, была эпиграмма в наиболее передовых изданиях 1905–1906 годов, а позднее на страницах большевистской печати.

Истинное возрождение жанра принесло искусство нового мира в творчестве В. Маяковского, А. Архангельского, С. Васильева, С. Швецова, С. Смирнова и других поэтов. Их сатирическая миниатюра противостояла утонченной, рафинированной, залитературенной эпиграмме «Сатирикона» и других либеральных изданий того времени. Здесь гремел победный, грубовато-соленый даже не смех, а поистине раблезианский хохот. Бесценный опыт русской классики XIX века, особенно эпиграммы революционной демократии и пролетарских изданий, входил органической составной частью в творчество советских мастеров карающей строки.

Л. Ф. Ершов

ЭПИГРАММЫ

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVII ВЕКА

Симеон Полоцкий

1. <ИЗ ЦИКЛА «ОБЛИЧЕНИЕ»>

Идеже место несть обличению,       тамо свобода грехов творению.

2. ПРАВДА

Знающе правду, а о ней молчати —       есть злато в землю тщетно закопати.

3. НИЩЕТА ЦАРЕЙ

Царие и князи, суще пребогата,       обыкоша скудость едину страдати:Много рабов имуть, сокровище в злато       соблюдают иным зело пребогато,Но нищи суть в други правду глаголивы,—       вси бо по их воле глагол деют лстивы.

4. <ИЗ ЦИКЛА «СЫТОСТЬ»>

Ястреб сытый из руки аще испустится,       сед на древе, к пустившу не скоро вратится,Подобие и человек, егда сыт бывает,       бога отбег, не скоро к нему ся вращает.

5–7. <ИЗ ЦИКЛА «МОНАХ»>

Любяй зрим быти и прочыя зрети,       монах несть могущ хвалу богу пети.

Огонь есть со сеном — инок со женами,       не угасимый многими водами.

В кремень железо тогда ударяет,         егда пол женский инока касает.

8.<ИЗ ЦИКЛА «ПОХОТЬ»>

Похоть псу есть подобна: гонима — гонзает,       аще же питается — в тебе пребывает.

9. СЛЕПЕЦ

Слепец аще слепцу руковожд бывает, —          и вождь, и водимый во яму падает.

10. <ИЗ ЦИКЛА «НЕВЕЖДА»>

Невежда ученого елма поучает, —           слепец очитого мужа провождает.

11. НЕУДОБНАЯ И НЕПОДОБНАЯ

Четыре неудобна дела обреташе,       пятое неподобно, Платон глаголаше.«Неудобно, — рекл, — дело гордому служити       и от сребролюбива мужа что просити.Еще со лживым мужем куплю совершати       и со искусства праздным беседы творяти.А неблагодарному доброе творити,       исповедую, — веема неподобно быти».

12.<ИЗ ЦИКЛА «ЗАВИСТЬ»>

Яко ехидну плод чрева снедает,       тако завистна зависть умерщвляет.

13. <ИЗ ЦИКЛА «СОВЕСТЬ»>

Здравому постеля есть упокоение,       та же немощному есть мужу мучение.Точне совесть есть мужу покой преблагому,       та же — ложе терново человеку злому.

14. ДИОГЕН

Диоген-философ егда умираше,       от друг обстоящих вопрошаем бяше,Где изволит телу погребенну быти.       «Изволте мя, — рече, — в поли положити,На верее земленнем». Они отвещают:       «Тамо тело твое звери растерзают».Он рече: «Палицу при мне положите».       Они: «Что ти есть в ней, друже нарочите?Не почюеши бо, сый души лишенный».       Он же: «Векую убо бываю смущенный:Аще не почую, звери не досадят,       егда растерзавше тело мое снядят.Где-либо хощете, тамо погребите,       мне во ин век с миром отити дадите».

XVIII ВЕК

Феофан Прокопович

15. IN STANISLAVUM LESZCZYNSKI

             BIS REGNO POLONIAE OCCUPATO EXCUSSUM.ALLUDITUR AD STANISLAVI NOMEN, QUOD QUASI STATOREMGLORIAE SONAT ET AD VETUSTAM ROMANORUM HISTORIAM,           UBI A SISTENDO IN FUGA EXERCITI JUPITER                            A ROMULO STATOR APPELATUSStanislave, suum finxit quem gloria numen,Namque ejus nutu diceris esse stator,Ipsa haec exposuit claris dea candida factisSistere se properam, qua ratione potesNon illa, ut quondam steterant fugiendo QuiritesRege salutiferum sollicitante Jovem;Non fugiens, sed bis votisque petita dolisqueInque tuas aedes visa venire stetit.

ДВАЖДЫ ОТ КОРОНЫ ПОЛСКОЙ ОТВЕРЖЕННОМ,        ПО ТОЛКУ ИМЕНИ ЕГО И ПО ПРИЛИЧИЮ ДРЕВНЕЙ                          РИМСКОЙ ИСТОРИИ,КОГДА РИМЛЯНЕ НА ВОЙНЕ С САБИНАМИ, УСТРАШАСЬ,         БЕЖАЛИ С ИОЛЯ, А ПЕРВЫЙ ИХ КОРОЛЬ РОМУЛУС                        МОЛИЛСЯ ЙОВИШУ,        ДАБЫ ИХ В ПОБЕГЕ ТОМ ОСТАНОВИЛ;ЧТО КОГДА СДЕЛАЛОСЬ, ЙОВИШ ОТ РОМУЛА НАЗВАН СТАТОР,              ТО ЕСТЬ УДЕРЖАТЕЛЬ, ИЛИ ОСТАНОВНИКЧто слава Станислава богом своим славит,Станислав бо в имени будто славу ставит.Сама она не в одном показала диле,В какой ты, Станиславе, славу ставишь силе.Не так, как в бегстве римский полк остановился,Когда о том Йовишу король их молился.Она не прочь избегнуть; но будто с тобоюЖить хотела, влекома разною маною,И дважды не от дому, но в дом твой бежалаИ, внутрь внити торопясь, не дошла и стала.

16. «К ЛУКЕ И ВАРЛААМУ КАДЕЦКИМ…»