Папа ищет работу - Валентина Анатольевна Филиппенко

предновогоднее утро, когда я увидела на балконе папу, клеящего к старому тулупу блестящий дождик.

Вечером — в образе Дедушки Мороза — он пришёл поздравлять меня с Новым годом. «Дедушка» наклонился ко мне, чтобы попросить прочитать стишок, предательский дождик зашелестел у меня в ушах, перед глазами и почти в носу, и я потянула Деда-папу за бороду… Мне хотелось разоблачить его костюм, но тут борода отвалилась, и папа смущённо заулыбался мне и маме. Не знаю, кому тогда захлопала мама — папе или мне, — но я поняла:

Первое. Не надо на балконе готовиться к выступлениям, даже если нужно возиться с клеем и зимним тулупом.

Второе. Меня так просто не обманешь!

Как только начались новогодние праздники, в газете, в очереди объявлений, чихнули и закашлялись две строчки:

«РАЗЫСКИВАЕТСЯ ДЕД МОРОЗ С МУЗЫКАЛЬНЫМ СЛУХОМ И ЛЮБОВЬЮ К ДЕТЯМ. И УМЕНИЕМ ИГРАТЬ НА ПИАНИНО».

Весь город готовился к школьным утренникам и ёлкам, поэтому папа видел похожие объявления. И каждый раз, прочитывая вслух их текст, с укором смотрел на меня. На меня, много лет назад разбившую хрупкое сердце Деда Мороза.

Но в то утро он почему-то не усмехнулся и не вспомнил историю с дождиком и тулупом, а взял телефон и позвонил по номеру, указанному в газете.

«Вы — Дед Мороз?» — спросили папу.

«Кажется, да. У меня есть борода, а ещё в меня не верят дети», — ответил папа и подмигнул мне.

«А на пианино играть умеете?»

«Умею, и очень хорошо! Могу прямо сейчас поднести к инструменту телефон и сыграть вам что-нибудь».

«Не нужно. Мы вам верим. Завтра приходите в Музей имени Грубеля, подберём вам подходящий костюм и научим делать грим».

Услышав, что папа решил на новогодних каникулах поработать Дедом Морозом, мама громко засмеялась и попросила не съедать самые вкусные конфеты из детских подарков. Папа пообещал принести для неё много хлопушек и сел за фортепиано.

Звонкий вальс, балеты «Щелкунчик» и «Двенадцать месяцев» закружили гостиную, и мне показалось, что морозных узоров и бумажных снежинок на окне стало ещё больше.

На следующее утро папа надел большой свитер с оленями, став похожим на Деда Мороза на каникулах, и ушёл. Я представила, как буду каждый день ходить на ёлки и утренники, надевая костюм то снежинки, то — лесной феи, то — балерины, и у меня будет много подарков, мандаринов и фотографий вместе с папой — Дедом Морозом.

Но когда папа вернулся домой, все мои мечты растаяли, как снег весной.

«Это возмутительно!» — ругался папа на воображаемый Музей Грубеля, который сейчас помещался в проёме двери в туалет.

«Это просто ужасно!»

Мама спросила, что случилось, налила ему какао и попросила не кричать.

«Ты представляешь — они хотели надеть на меня парик. Парик — потому что я лысый.

И на это я даже согласился.

Но ещё — они сказали, что мне нужна накладная борода. А мою бороду и усы нужно сбрить!»

Тут я скажу, что видела папу без усов и бороды только на фотографиях. Это были старые снимки со свадьбы мамы и папы, а ещё — его детские фото.

Я широко открыла рот от удивления и хотела сказать, что в Деда Мороза с бородой из ваты не поверит даже первоклассник, но папа вдруг достал из кармана конфету и засунул мне в рот.

Это был «Мишка на Севере». Маме он вручил целую горсть «Кара-Кума» и «Лесного орешка». А сам развернул своё любимое пралине и заулыбался: «Мы договорились, что я приду играть к ним новогоднюю музыку как музыкант, но не как Дед Мороз». Мама посмотрела на папу с укором, папа покраснел и добавил:

«А конфеты они дали мне сами…»

Какие хорошие оказались сотрудники Музея Грубеля! У папы в кармане не было ни одной карамельки!

Папа даёт бой страху

Когда вокруг много волшебства и подарков, даже приятно подумать — об ужасном…

Я очень боюсь пауков. Если в углу комнаты есть паутина, я как минимум отойду в другой угол, а лучше — вообще выйду из комнаты. Или даже из квартиры.

Ещё я боюсь сломать ребро, боюсь проглотить рыбью кость, боюсь, что моя стопа станет совсем большой, больше, чем у папы, и я не смогу носить туфли.

Боюсь скрипящих лифтов, горячего супа: в детстве я так обожгла им нёбо и язык, что теперь долго дую на тарелку, прежде чем его есть.

Боюсь рассказывать наизусть стихи в школе перед старшеклассниками, боюсь даже подумать о прыжке с парашютом и о том, что упаду с балкона, если он вдруг обвалится от старости, как случилось полгода назад в соседнем доме: зимой вместе с сосульками рухнули лыжи, чемоданы, кирпичи, вёдра и банки с помидорами.

Я боюсь взрослеть и остаться такой же маленькой, боюсь проснуться в пустой квартире и что родители вдруг исчезнут.

Я знаю, чего боится мой сосед по парте, Коля, — стоматолога и нашей классной руководительницы, потому что однажды она зашла в мужской туалет.

Но чего боятся взрослые?

Я не знаю.

Хотя нет, знаю.

Папа боится бабушку.

Сегодня утром, когда новогодние каникулы закончились и папа больше не ходил на детские ёлки и концерты, он собрался изучить новую порцию объявлений о работе. И тут вдруг раздался громкий, уверенный звонок в дверь. Мы переглянулись: гостей во вторник, в семь тридцать утра, никто не ждал. Папа пошёл открывать и, подойдя к дверному глазку, вдруг ойкнул.

«Татьяна Карловна…» — растерянно объявил он, открывая. К нам приехала бабушка.

Обычно мы сами ездили к ней в гости — за город, в уютный синий домик с садом и верандой, бесконечным чаем, вареньем, пледами, старыми детскими книжками, которые читала ещё мама, хрустальными вазочками, вязаными тапочками и разговорами о том, как нужно себя вести, есть, спать, учиться, причёсываться и… много ещё чего делать.

В прошлый раз бабушка появилась у нас в гостях, когда я заболела воспалением лёгких: она решила, что без неё маме никак не справиться и меня не вылечить. Небольшого роста, сдобная, словно булочка, с тугой высокой причёской, в очках на цепочке и вечном платье в мелкий цветок — рядом с высоким, худым папой бабушка всегда казалась девочкой, которую одели для школьного спектакля. И неважно, какое было время года: лето, осень, март — платье в цветок у бабушки было всегда.

В это утро вместе с бабушкой на кухне появились две огромные сумки орехов, варенья, творожного