Сын вечности - Адам Сильвера

– Это, например, кто?

– Все твои новые подписчики. – Брайтон дает мне мой телефон.

Я открываю инстаграм. Я никогда не видел столько уведомлений. Счетчик подписчиков обновляется несколько раз, пока я смотрю на экран.

Может быть, я смогу использовать эту платформу, чтобы информировать людей о тварях? Но меня сочтут лицемером, потому что во мне кровь феникса. Откуда-то. Вижу пропущенный звонок от Николаса и сообщение: он пишет, что, если мне нужно поговорить с кем-то, кто меня поймет, он приедет. Мысль о том, что Николасу есть до меня дело, как луч света во тьме.

Не то что сообщения от всяких школьных друзей, которые зовут меня потусить. Очень интересно. На мой день рождения они мой номер явно потеряли, а тут вдруг снова нашли. Подумать только. Два пропущенных звонка из музея. Один от Кирка – он хочет поговорить со мной. Наверное, чтобы проклясть за кражу крови феникса. Второй от Сергея, которого бесит, что моя новообретенная слава превратит его работу в сувенирном в ад. Он спрашивает, приду ли я в магазин на этой неделе. Или вообще когда-нибудь.

– Как думаешь, рассосется? – спрашиваю я.

– Честно? – Брайтон качает головой. – Я посмотрел почти все ролики, в которых люди внезапно обретают способности, и твое просто невероятно популярно. Пламя феникса? Чтобы отвлечь от тебя внимание, понадобится чувак, который воскрешает мертвых.

Великолепно, просто великолепно.

– Наверное, надо рассказать ма, пока она не узнала от кого-то еще.

– Ты точно готов?

– Нет, но пусть лучше от меня узнает.

– Я буду рядом, – обещает Брайтон.

В детстве, когда я еще не понимал всей уродливости мира, я вечно воображал свою свадьбу с разными принцами. А Брайтона интересовала только принцесса, сидящая рядом на троне. Мы никогда не думали, почему именно так, и родители нас тоже не спрашивали. Я говорил о прекрасных принцах так долго, что совершать каминг-аут перед родителями уже не было никакого смысла. Но когда я стал старше и нашел слово, наилучшим образом отражающее мои романтические устремления, – выиграло слово «гей», – мне понравилось рассказывать об этом новым людям. Кроме того, это слово казалось мне очень приятным само по себе. Это было так же нормально, как карие глаза и постоянно взлохмаченные волосы. Но потом мне пришлось понять, что такое принятие – это чудо.

Слово «призрак» ничем хорошим в моем сердце не отзывается. Собираться с духом, чтобы сказать ма, что я из этих, намного страшнее. Будет ли она со мной разговаривать после этого? Выгонит из дома? Я не смогу пожить у Пруденции, потому что ее тетя ненавидит все, что касается колдовства. Может быть, мне придется переехать в Лос-Анджелес вместе с Брайтоном и спать у него в общаге на надувном матрасе. Но я и подумать не могу о том, чтобы оставить ма совсем одну. Надеюсь, она меня не разлюбит.

Возвращаются ма с Пруденцией, обнимают меня, и в груди становится тесно.

– Как ты себя чувствуешь, Эмилио? – Ма гладит меня по волосам. Я отшатываюсь, и мне тут же становится стыдно, но я объясняю, что она просто задела синяк на голове.

– Полиция найдет этих чудовищ, что на тебя напали, – говорит ма. Хотя голос у нее спокойный и уверенный, в глазах я вижу беспомощность. – Я сейчас их вызову.

– Не надо!

Если окажется, что этот конкретный полицейский не любит призраков, я быстро перестану быть жертвой и окажусь ходячим оружием. Возможно, даже привлекут инспекторов.

– Просто хочу забыть обо всем этом.

– И нечего бояться, – говорит ма. – Надо все рассказать полиции, чтобы нападавшего поймали.

Я очень не хочу провоцировать Ортона. Мне просто нужно собраться с духом, прежде чем тайное станет явным. Но колючее чувство вины пытается заставить меня выпалить все разом.

– Я понял, я…

– Ма, дай ему прийти в себя, – перебивает Брайтон. – Ты же не можешь заставить его говорить, раз он еще не готов.

– Все в порядке, – вклиниваюсь я и смотрю на Брайтона. – Инспекторы все равно нас найдут.

– Какие инспекторы? – хмурится ма.

С помощью Пруденции я сажусь.

– Тот дилер в парке толкал какой-то новый наркотик, и все немного вышло из-под контроля. Он и его друг догнали нас в поезде и напали с применением сил. А я… – В голове сущий хаос. – Я защитил нас, задействовав собственную силу.

Эти силы таинственны и пугают меня. Не представляю, как я со всем этим справлюсь. Ма, придерживаясь за стену, идет к стулу, но не успевает: у нее подгибаются колени. Я сбрасываю одеяло и бросаюсь к ней, беру ее за руку.

– Все нормально?

– А с тобой? – В глазах у нее слезы.

Мне вообще ненормально, особенно в душе.

– Эмиль нас спас, – говорит Пруденция. – Он герой.

– Мог бы признаться, что обладаешь силой, – голос ма звучит надтреснуто.

– Сегодня все было впервые. Дилер пытался швырнуть Брайтона на рельсы, я запаниковал, мне стало жарко, и у меня внезапно загорелись руки.

Ма берет меня за ладонь и внимательно ее оглядывает. Следов ожога нет.

– В нашем роду не было огненных колдунов.

Все замолкают. Брайтон смотрит на меня как на незнакомца.

– Ма, пожалуйста, поверь мне… Это… это был огонь феникса. Я не делал этого…

– Эмиль, нельзя просто проснуться и обнаружить в себе кровь феникса! – ма кричит второй раз за неделю, но сейчас она злится куда сильнее. И разочарована намного сильнее. Я снова чувствую себя ребенком. – Вы знаете, через что проходят мои пациенты, вы видели, как мучился ваш отец, и все равно занялись алхимией крови? У тебя тоже ведь есть силы? – спрашивает она у Брайтона.

– Нет. И Эмиль этого не делал. Если ты посмотришь видео…

– Что за видео?!

– Кто-то снял потасовку, – поясняет Брайтон. – Посмотри и поймешь: Эмилю это в новинку, как и нам.

Мы вновь садимся смотреть ролик, и я заставляю себя смотреть дальше, хотя вижу ужас на лице матери, когда на нас накидывается Ортон. Я чувствую себя виноватым за драку, которую не начинал. Я слышу хлопок огня, тишину в вагоне, и краем глаза вижу, как трясет ма, хотя видео давно закончилось.

– Прости, Эмилио. Прости, что не поверила тебе. Но теперь я не знаю, как тебя защитить. Что, если этот человек попытается тебе отомстить? Что, если инспекторы найдут наш дом? Я не могу потерять еще и тебя.

Вообще я надеялся услышать, что все будет в порядке, пусть даже это и было бы пустое обещание, но мать ужасно подавлена, а моя паника нарастает, заставляя меня сделать единственное, что кажется верным.

– Мне нужно побыть одному.

– Я с тобой, – говорит Брайтон. – Одному вдвоем.

Мы уже давно не шутили про «одному вдвоем». В спальне или в поезде мы всегда могли войти в режим одиночества – в этом режиме никто тебя не беспокоит. Но тут другое.

– Совсем одному. Извини, мне нужно как-то уложить все в голове.

– Если понадобится помощь, зови, – говорит Брайтон.

– И меня, – добавляет Пруденция.

Я выхожу из палаты и бросаюсь к ближайшему выходу. Я думал, что меня привезли в клинику к ма, но мимо проходящие врачи одеты в темно-синие халаты со звездами. Как меня вообще занесло в колдовскую клинику? Я выхожу. Учитывая мои длинные ноги и нью-йоркские привычки, хожу я быстро. А сейчас меня еще подгоняют проблемы. Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь в паре кварталов от клиники.

Я вернусь домой, соберу рюкзак и придумаю план. Надеюсь, меня примет какой-нибудь приют для небожителей, хоть я и призрак. Кто-то ведь поможет знаменитому Огнекрылому в самый главный и страшный день его жизни?

Одиннадцать. Кровавые чародеи. Несс

Я всю жизнь играю роль. Жаль только, мой род занятий не привлечет ко мне публику, о которой я когда-то мечтал.

Сегодня на Таймс-сквер творится настоящий ад. Туристы толпятся на площади, надеясь увидеть спектакль о пирате. Афишки ходили по школе весь мой десятый класс, но я не пошел