Сын вечности - Адам Сильвера

со своей жизнью. Пока! – Пруденция сжимает кулаки и убегает. Я следую за ней, хоть и теряю уникальную возможность.

– Ты должен был меня поддержать, Брайтон, – говорит она.

– Я хотел снять интервью.

– Ты просто одержимый…

– Я хотел понять, что движет человеком, который рискует жизнью ради силы, ведь алхимия крови смертельно опасна. Помнишь, что случилось с отцом…

– Ребята, – перебивает меня Эмиль паническим тоном. Хуже, чем при виде инспекторов. – За нами гонится призрак.

Семь. Золотой и серый. Эмиль

Это один из редких случаев, когда я жалею, что не обладаю способностями. Сейчас бы не бежал в метро, а просто телепортировался вместе с Брайтоном и Пруденцией. Впрочем, меня бы устроили и защитные силы: создал бы вокруг нас щит, например. Я не верю, что на нас реально могут напасть, и не представляю, какими силами владеет Ортон. Пронзит, как василиск? Сожжет, как феникс? Парализует иллюзиями, как дух?

– Валим, валим, – говорю я, когда приезжает поезд и мы втискиваемся в переполненный вагон.

Двери закрываются до того, как Ортон и Джеймс успевают влезть. Ортон ухмыляется нам вслед. Я перевожу дыхание и смотрю на Брайтона.

– Ты не мог бы в следующий раз не общаться с безумными эгоистами?

– Все было в порядке, пока вы на него не накинулись.

– Только не сваливай все на нас, – говорит Пруденция.

– Я документирую человеческие жизни! Его история могла бы многим раскрыть глаза.

Тут Брайтон понимает, что наш спор привлекает внимание других пассажиров, и замолкает. Кто-то на другом конце вагона залез на сиденье и снимает нас. Я уже хочу крикнуть ему, чтобы он отвалил, как внезапно через межвагонные двери заходят Ортон с Джеймсом.

Сердце громко колотится. Это невозможно, поезд же уехал!

– Не оглядывайтесь. Они здесь, – говорю я.

Брайтон, идиот несчастный, тут же оглядывается.

– А что я говорил?

– Как они сюда попали? – спрашивает Пруденция.

– Какая разница, – отвечает Брайтон. – Не волнуйтесь, они ничего не сделают. Тут слишком много людей.

Я ему не верю. Если нас так долго преследуют, им все равно, сколько здесь народу. Если мы сумеем выбраться из поезда и дойти до дома, я больше никогда не выйду из комнаты. Я не хочу пополнять чертову статистику убитых сумасшедшими призраками. Я злюсь на Брайтона, но, когда Ортон начинает проталкиваться к нам, у Брайтона просыпается комплекс героя, и он закрывает собой меня и Пруденцию.

– Не успели попрощаться, – говорит Ортон.

– Вы вообще нормальные? – Пруденция трясет головой.

– Успокойся, Пру, – говорю я.

Конечно, многие бы полезли в драку, но лично я предпочитаю оставаться в живых.

– Твой друг хотел узнать мою историю. Я устал быть мальчиком для битья, так что стал богом.

– Но мы тут не за этим. – Джеймс тянет Ортона за руку.

– Небожители уже рождаются с силами, но настоящая смелость проявляется, когда отбираешь способности. Многие пытаются и погибают. Я не такой, как они. – Ортон сжимает кулаки.

Ортон может сколько угодно болтать о том, какой он крутой, но, чтобы справиться с тремя подростками без сил, много ума не надо. В конце концов я впадаю в панику и прошу о помощи. Только пара человек кричат на Ортона, чтобы он к нам не приставал, остальные достают телефоны и готовятся снимать. Может, будь я их любимым сериалом, который собирались бы закрыть, они бы заволновались. Но вместо этого я рискую попасть в новости, которые они видят вживую.

И хоть в меня стреляли инспекторы, сейчас ужас стискивает меня все сильнее. В той схватке я был сторонним наблюдателем, безымянным человеком без лица, который теряется в толпе и становится случайной жертвой или выжившим с историей. Теперь же я стал мишенью.

– А ну полегче, – говорит Брайтон.

Ортон подходит вплотную к Брайтону, чуть не касаясь его лица.

Я втискиваюсь между ними, потому что никто не смеет подходить так близко к моему брату. Ничего не понимаю в биологии, но даже я знаю, что сердце не должно биться так сильно и быстро.

– Ты победил. Ты бог. Мы заткнемся.

Ортон усмехается и протягивает руку.

– Договорились.

Я вижу у него на предплечье два глубоких свежих шрама, почти хирургических, даже чище. Я протягиваю ему руку, потому что мне страшно, ладно?

Ортон убирает руку.

– Вы собирались использовать силу.

– Нет, что ты, – качаю я головой. – У нас нет никаких сил, не бойся…

Я осекаюсь, но уже поздно. Призрак мрачно ухмыляется. Я попал. Надо было соврать, потому что от правды толку нет. Ортон кричит, что мы должны склониться перед ним.

Он хватает меня за руку и кидает к двери поезда. Я бьюсь головой о поручень – наверняка выскочит шишка. Влетаю лицом в лужу холодного кофе и сплевываю на пол. Пытаюсь вдохнуть поглубже, подняться, но дышать не получается. Вокруг все плывет, никак не могу отдышаться, из глаз льются слезы. Моего плеча касается рука, я дергаюсь, думая, что это снова Ортон, но это Пруденция, которая спрашивает, как я.

В вагоне нарастает хаос.

Брайтон кидается на Ортона, потому что, хоть это и глупо, мы всегда друг за друга, но каким-то образом пролетает сквозь тело призрака. Как будто Ортон голограмма. Бред какой-то. Проходить сквозь твердые предметы – способность небожителей, а призраки не умеют красть их силы.

Я встаю. Спина болит. Вот бы кто-нибудь в этом поезде хоть что-нибудь сделал, вместо того чтобы снимать, как нас валяют по всему вагону. Пруденция заносит руку, будто хочет дать Ортону пощечину, но он пинает ее в живот, и она падает на меня.

– Ты как? – спрашиваю я.

Пруденция тычет рукой в Брайтона. Он поднимается, красный и помятый, и кидается на призрака сзади. Ортон разворачивается, хватает Брайтона за горло и тащит за собой. Просачивается через дверь, собираясь скинуть Брайтона с поезда.

– Брайтон!

Я весь дрожу, как будто у меня лихорадка. Зубы ноют, голова кружится, горло пересохло, разбитая губа распухла. Я слишком молод для изжоги, но по-другому описать огонь в груди не могу. Перед глазами туманится, словно я иду сквозь облако пара, и вой внутри меня нарастает, превращаясь в рев. И тут все заканчивается.

Не представляю, как сильно меня ударили. Может быть, адреналин не дает ощутить боль в полной мере. Но когда я вижу, что этот маньяк сейчас выкинет брата из поезда, то понимаю, что, если я немедленно не доберусь до него, в следующий раз увижу Брайтона уже на рельсах, мертвым и неузнаваемым. Так страшно мне еще никогда не было.

Мой кулак вспыхивает.

Пламя золотое и серое, живое и тяжелое, оно обжигает меня так, как никогда не обжигало солнце, но кожа не обгорает. Я в порядке. Более или менее.

Вспышка привлекает всеобщее внимание, все замирают, даже призрак, который отступает на шаг и смотрит на меня в ужасе.

Брайтон тяжело дышит. Хотя на кону его жизнь, в глазах у него удивление. Он встряхивается и бьет Ортона локтем в живот, освобождаясь от захвата. Белое пламя охватывает руку Ортона – так же горела рука другого призрака позавчера. Они явно работают вместе. Он бросается вперед. Я принимаю защитную стойку, готовясь обороняться. Только бы продержаться до следующей станции – потом мы выскочим из поезда и позовем на помощь. Хоть я и дрищ и в драках никогда не побеждал, я все равно замахиваюсь на призрака. Огонь слетает с руки шестью горящими стрелками, быстрыми и маленькими. Впиваясь призраку в плечо и живот, они скрежещут. Ортон теряет равновесие, врезается в дверь и, как я и думал, просачивается сквозь нее и падает на платформу.

Пассажиры радостно вопят. Я застываю на месте.

Я же не…

Я же не убил Ортона?

Плохой он или нет, но жизнь – это жизнь, и я не собирался ее отнимать. Я не хочу быть таким только из-за того, что обрел силу.

Но как? Откуда, черт возьми, она взялась? Или… это ведь не розыгрыш?

Мой кулак