Сказание о распрях 2 - Lars Gert

Зло заложено в нём, пребывает постоянно. Я мог бы попросить гномов, дабы вынесли они ту книгу на поверхность – но слишком уж они шумны, и слишком уж жадны: в пещерах тех полным-полно золота; больше, нежели во всех закромах Нумизанда. Гномий глаз предаст гнома, и обманется гном, прельщённый златом-серебром, да драгоценными камнями. Захочет гном всё то добро прибрать к рукам, а про книгу и забудет. Тогда пойдёт всё прахом, Бренн, всё будет зря. Эльфы светлые, эльваны не выносят мглы; не сунутся во тьму даже по моей просьбе. И не было до сего дня ни одного человека, в котором я был бы хоть немного, но уверен, что он меня не подведёт. Может статься, что ты и есть тот самый избранный? Можешь ли ты отказать беспомощному старику? Спустишься ли ты вниз, дабы, найдя искомое, вручить его мне? Я буду ждать…

Тогда Бренн, оставив Василька на попечении старика, собрался в путь.

– Возьми моего старого осла; он укажет дорогу. – Звучали последние слова кудесника.

Навьючив ишака – того самого, на котором они плелись через верхний край пустыни Хюм к более каменистой местности – юнец скрылся вскоре на горизонте.

Как и говаривал старик, место, к которому стремился сейчас Бренн, было совершенно безлюдным – даже бедуины остерегались кочевать в тех краях, обходя за много лиг. Ибо просочился в тамошний народ слух о проклятом городе, по самые крыши припудренном песками али усопшем, утопшем в волнах. Но ещё более страшились амулетинцы Шепчущего во тьме, которым испокон веков пугали потомков их предки – тем, кто господствует в глубине, и с придыханием шипит, влача своё бренное тело по подземным туннелям, коридорам в поисках величайшего из сокровищ, перевод которого сгубил не одну человеческую душу.

Оставив позади себя много лиг, сошёл Бренн с ишака, едва завидев пред собою поле из камыша, которое точно падало всё ниже и ниже – впереди зияла пропасть, от которой несло болотной мерзостью.

«Мёртвое здесь всё, мёртвое», промелькнуло, пронеслось в голове у Бренна. Се, ныне он на дне почти совсем иссохшего водоёма, и камышовые брега – как Колизея стена. Крутой был спуск, и крутой же будет подъём, если он выберется отсюда когда-нибудь.

Мальчику захотелось пить, но маг предупредил его перед походом, что вода в озере крайне солёная – недолго и отравиться насмерть. Прямо на его глазах вода испарялась от высоких температур, господствующих в воздухе. Зловоние же стояло такое, что мальчик рукавом зажал себе нос. Возможно, когда-то здесь находился оазис? И за что, за какие грехи древнее городище было ввергнуто в пучину?

Следуя логике, заключалось следующее: если море высохло, то должно было обнажиться его дно; это закономерно. А раз на дне покоится проклятый город, то должны быть какие-то его признаки! Это же элементарно!

Вместо моря – лужа, глубина которой не превышала погружённого в него колена. При всём желании невозможно было здесь утонуть даже человеку, не говоря уже о том, чтобы упокоить целый город. Бренн исходил всё побережье вдоль и поперёк, но не нашёл ни единого намёка на хоть какие-то признаки разрушенных домов и так далее. Это была пустая трата времени.

Старик говорил, что город – под водой. Под этой лужей? Как тут пла…

Бренна, который дошёл до места водной глади, наиболее удалённой от любого из берегов, засосало. Коварное болото начало медленно, но верно затягивать его в придонный ил. Вначале его ноги чувствовали твердь, а потом он провалился в неизвестность. Таким образом, наиболее глубокое место озера дошло мальчику до горла, пока не затянуло совсем. Теперь это неважно – похоже, Бренн, весь измазанный в грязи, теперь валяется в какой-то богами забытой подземной пещере, где слышен чей-то плач и скрежет зубов.

Когда юный норд очнулся, кругом уже была тишина. Выходит, и плач, и скрежет ему попросту примерещились? Или нет?

Бренн озяб, но укутаться ему было не во что. Не было при себе и фонаря, дабы освещать путь.

Внезапно послышался какой-то гул – быть может, рядом пролегают копи гномов? Или приключилось землетрясение? Или…

При мысли о том, что где-то ползает ужасная скользкая Тварь, и без того измученный мальчик посерел вконец. Плохая это была затея, соглашаться помочь седовласому господину…

Блуждая в потёмках, Бренн немного пришёл в себя, и начал сосредоточенно искать что-нибудь, похожее на большой сундук – может, книга в нём?

Постепенно глаза привыкли к темноте, и бродяга мог различить валяющиеся монеты… И чьи-то скелеты тоже. Что давало понять: погонишься за чужим – погибнешь. Наверняка здесь всё зачаровано, околдовано; старик просил ни к чему не прикасаться.

Крадучись, шёл Бренн; едва слышно ступал, потому, как на его стопах были надеты волшебные сандалии, которые амулетинец называл не иначе, как «Тихая Таби».

Чего только не наслышался Бренн, бродя по величайшему из лабиринтов древности – рёв расстроенных труб, чьё-то злобное хихиканье, лязг холодного оружия, грохот барабанов и треск ломающихся черепов! Страх и ужас закрались в его сердце, но разум пока что был не затуманен. Бренн держался из последних сил, разыскивая «Некрономикон», но силы начали изменять ему. Усталость начала одолевать его, и глаза закрывались сами по себе.

Шорох. Шелест. Едкий смешок. Промчалось что-то возле уха с бешеной скоростью. Ветер, который воет, не переставая, из-под вон той воронки, подле которой – какой-то валун…

Бренн осторожно подошёл к яме – ветер, что дул оттуда, был ледяной! И какой-то неестественной природы. Он различил в яме ступени, ведущие глубоко вниз.

И возроптал на Бренна дух его, и не желал более идти. Один голос твердил: «Иди!», другой: «Остановись, безумец!».

Переборов себя, свою минутную слабость, отважный и храбрый малый проследовал в какую-то нишу. Галерею из подобия комнат. И в одной он различил всхлипывания, а в другой завидел слабый свет.

И направился Бренн к свету, точно загипнотизированный мотылёк. И войдя, отпрянул было обратно: на жертвенном алтаре, средь свежей ещё крови, покоится раскрытая посередине книга. И перевёл свой дух невольник Бренн, потому что тусклый свет, идущий от настенной свечи, ясно давал понять, что это какая-то другая книга – страницы бежевые, а на корешке следующая надпись: «Пнакот… эвв 2».

«Пнакотские рукописи!», понял Бренн. «Манускрипты древности, дополнения-апокрифы к Той книге; старче вскользь упомянул мне о них. Выходит, это второе издание – где же первое?».

Любопытство пересилило всё остальное, и Бренн попытался прочесть текст на том самом месте, на котором книгу оставили.

На гипертрофированной, изуродованной, исковерканной, пародийной смеси амулети и айзери